БЕСПОКОЙНЫЙ ЧЕЛОВЕК - Л. ВОРОНКОВА
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну что, видал? – сказала Катерина, оглядываясь с гордостью на дядю Кузьму. – Как солдаты в строю!
– Да, – усмехнулся дядя Кузьма, – ловка девка! Ишь ты, воспитала как! Чудно! Ишь ты, что придумала!
– А это не я придумала, дядя Кузьма, – возразила Катерина, – это я чужой опыт переняла. В Костроме, в Караваевском совхозе, такой порядок давно заведен! А там хозяйство образцовое… Если корову в одно время доить, так она к этому времени и молоко готовит.
– Ишь ты! Переняла, значит… – сказал дядя Кузьма, снимая свой белый фартук. – То-то я гляжу – у тебя вроде все не так, как у других. Так-то получше выходит!
Катерина, улыбнувшись, пожала плечами. И, усевшись доить, ответила:
– Мало ли что получше, да ведь зато и потруднее и забот побольше…
В коровник вошла молодая доярка Тоня Кукушкина и, прислушиваясь к разговору, задержалась на пороге. Узкие черные глаза ее настороженно засветились: «Ну-ка, ну-ка, послушаем, что еще скажет. Как еще выхвалится?..»
Но Катерина уже начала дойку.
– Ну, делай, делай свое дело, – сказал дядя Кузьма, – мешать не буду. Уже и утро подступает… Вон и еще одна молодка пришла… И Степан уж сено привез… А вот и бригадир наш идет. Доброго здоровья, Прасковья Филипповна! Люди на работу встают, а я, как ночной филин, спать пойду. Чудно!.. А вот и еще молодка. Веселого веселья, Аграфена Иванна!..
– «Веселого веселья»! – фыркнула Тоня. – Масляное масло! А что, масло бывает не масляное?
– Масло не масляное не бывает, – возразил дядя Кузьма, – а вот невеселое веселье бывает. Ну, да молода еще…
И пошел было из коровника, но доярка Аграфена, любившая позубоскалить, остановила его:
– А вот ты-то, дядя Кузьма, оказывается, стар становишься!
Дядя Кузьма приосанился, расправил усы:
– Как, то-есть?
– Да как же: нынче ночью у телятника какой-то неизвестный человек объявился, а тебя и след простыл! Дроздиху-то чуть не до смерти напугал!..
– Какой человек? Еще что сболтнешь! Чудно! Да кабы кто чужой, я бы сейчас задержал!
– Задержал бы! Небось, испугался, под ясли залез!
Дядя Кузьма в недоумении глядел то на Аграфену, то на Прасковью Филипповну. Аграфена от души рассмеялась, и круглые свежие щеки ее сразу заполыхали румянцем. Подошли и другие доярки и подхватили Аграфенин смех – все уже знали, как ночью девушки напугали сторожиху Наталью Дроздову.
– Стареешь, стареешь, дядя Кузьма!
– А ну вас! – отмахнулся дядя Кузьма. – Вам бы только зубы продавать! Пришли, натрещали чего-то. Чудно, право! Пойду-ка лучше спать, это дело вернее будет!
И, надвинув шапку, пошел из коровника.
Прежде чем сесть доить, Катерина несколько раз погладила рыжую корову по спине:
– Стой смирно, Красотка, стой, матушка!
И Красотка, которая нервно похлестывала себя хвостом, присмирела.
– Вот так. Вот умница! И кто это сказал, что коровы глупые? И кто это только выдумал?!
Катерина, пока доила Красотку, все время потихоньку разговаривала с ней – Красотка это любила.
У второй коровы, у белой Сметанки, была своя прихоть: ей нравилось во время дойки что-нибудь жевать. Катерина принесла ей клок сена для забавы и положила в кормушку.
Третья, маленькая бурая Малинка, отдавала молоко без капризов. И седая Нежка тоже. Но важная черно-пестрая Краля всегда требовала, чтобы ей почесали за рогами. Бывало, что Катерина спешила и отмахивалась: «Да ну тебя! Почешешь, а потом опять руки мыть! После почешу».
Тогда Краля фыркала, сопела и поджимала молоко.
И Катерина уж не стала перечить: ну, раз любит, чтобы почесали – надо почесать.
Сегодня было, как всегда. Едва Катерина с подойникам зашла в стойло, Краля подставила ей свою лобастую голову широкими красивыми рогами.
Тоня Кукушкина, проходя мимо стойла с полным ведром, покосилась на Катерину узкими черными глазами и неодобрительно покачала головой.
– Уж и разбаловала же ты своих коров, как погляжу! – скачала она. – Ну куда это годится? Крикнула бы на нее хорошенько, да и все!
– Пожалуй, крикни, – весело возразила Катерина, – или идешь от нее с пустой доенкой!
– И не надо баловать!
– И что ж и не побаловать? – улыбнулась Катерина. – И она тоже живое существо. Разве ей ласка не нужна? Тоже нужна.
Тоня пожала плечами:
– Вот еще! Выдумала! Это, наверно, там у вас, на Выселках такая мода – скотину баловством портить!
Прасковья Филипповна, бригадир молочной секции, проходя мимо, осматривая, все ли благополучно в ее хозяйстве.
– А мода, между прочим, неплохая, – обронила она. – Скотину лаской не испортишь.
– Ну да, конечно! – запальчиво возразила Тоня. – Целоваться теперь с ними!..
Ей никто не ответил. В секции наступила тишина, лишь тонкий звон молока о стенки подойников слышался в стойлах.
«Ну, вот и все, – с облегчением подумала Катерина. – Вот и про неизвестного человека забыли…»
Время шло, и дела шли своим чередом. Доярки одна за другой подходили сливать молоко.
– А кто же это в самом деле Наталью-то напугал? – вдруг спросила Прасковья Филипповна. – Узнали или нет?
У Катерины замедлилась дойка, будто руки у нее слегка онемели. В голосе Прасковьи Филипповны слышался холодок, тот самый недобрый, сдержанный холодок, который предвещал большие неприятности.
– Да разве их узнаешь? – возразила Аграфена. – Прибежали да убежали. Да еще, небось, и со смеху потом помирали – вот, дескать, интересную штуку выдумали!
– Ведь в молодости-то все интересно, – тихо добавила пожилая доярка Таисья Гурьянова, – лишь бы что почуднее выкинуть! А мы-то сами бывало…
– Мы – другое дело, – возразила Прасковья Филипповна: – тогда жизнь другая была. Что мы видели? С зари до зари работали, не разгибая спины. А выпадет свободная минута – ну куда? Клубы, что ли, у нас были? Или кино? Или нам лекции читали? Вот и думали тогда, что бы почуднее выкинуть. А уж теперешним-то девушкам так себя вести!.. Жалко вот, что не узнала Наталья, кто там был, – я бы в правление жалобу подала…
У Катерины округлились глаза. Закусив нижнюю губу, она продолжала доить. Вон как дело-то оборачивается! Эх, сколько еще дури иногда появляется в голове! И чего это им с Анкой вздумалось Дроздиху пугать?
Не поднимая ресниц на Прасковью Филипповну, она подошла слить молоко. Подошла и Тоня Кукушкина. И вдруг узкие черные глаза ее блеснули – она тут же заметила красноречивое смущение на простодушном лице Катерины.
– А не спросить ли бы вам насчет ночных-то приключений у Дозоровой? – негромко сказала она Прасковье Филипповне, когда Катерина отошла.
Прасковья Филипповна с укоризной посмотрела на Тоню.
– И все-то ты ищешь, чем бы Катерину зацепить! – сказала она. – Почему?
Тоня повела плечом:
– И не думаю даже! Сами же спрашивали!.. – и отошла, подняв подбородок.
Прасковья Филипповна чуть-чуть омрачилась. Сдвинув светлые брови, она издали глядела на Катерину.
«Неужели она?.. Все равно. Хоть бы и она. Наказывать – так наказывать! Что это за распущенность такая!»
Но Прасковья Филипповна глядела на Катерину и против своей воли любовалась ею, любовалась ее ловкими, спорыми движениями… Она видела, как бурая Малинка лизнула Катерину и как молодая коровка Нежка играла с ней, тихонько поталкивая ее своим тупым, коротким рогом…
«Любят ее коровы… – думала Прасковья Филипповна, и губы ее невольно морщились от сдерживаемой улыбки. – это потому, что она их любит. Скотину не обманешь, нет!.. Доярка всех мер – и по графику впереди и удои по жирности лучше всех… Значит, правильно доит. Усваивает мастерство, наука даром не пропадает… Вот таких доярок и буду подбирать себе на ферму!»
И, уже позабыв, что она только что хотела наказать Катерину, Прасковья Филипповна подошла к ней и ласково спросила
– Как жизнь, Катерина?
– Жизнь ничего! – ответила Катерина. – Жизнь хорошая!
Тоня приостановила дойку, прислушалась.
«Другим бы за такие выходки так-то попало, а Катерине чего нельзя! Чего ж ей будет плохая жизнь? Дали лучших коров, да и удивляются!»
Корова неловко переступила, слегка задев подойник. Тоня ударила ее по ноге.
– Стой! – закричала она. – Дадут одров – надоишь тут стоять и то не умеют!..
Прасковья Филипповна, услышав этот окрик, поморщилась, словно от боли. И снова обратилась к Катерине:
– А как дела?
– И дела ничего! – весело улыбнулась Катерина.
Она была рада поговорить о делах. Она бы и сама подошла к Прасковье Филипповне, если б не боялась, что начнутся разговоры о вчерашнем… Катерина любила и уважала своего бригадира. Прасковья Филипповна сама учила ее ухаживать за коровами, учила доить. Катерина сначала удивлялась – неужели уж она и корову подоить не сумеет, что ее учить надо? Доила же она раньше! Однако посмотрела Прасковья Филиповна, как она доит, села с нею рядом, взяла ее руки в свои, да и показала, как надо доить:
