Осенний карнавал смерти – 2 - Валерий Роньшин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глядит Сладкосолев на свою бывшую жену во все глаза. Нисколечко она за десять лет лежания в земле не переменилась. Вернее, переменилась, но в лучшую сторону. Похорошела.
– Ничего ж себе! – присвистнул господин Шульц, светя фонариком в лицо покойницы. – Это же Луиза Дюваль!
– Какая ещё Луиза Дюваль? – не сразу вспомнил Егор.
– Да та самая француженка, которую Пётр Ильич насмерть засёк. Помните, я вам рассказывал?
– Что-то вы, господин Шульц, путаете, – занервничал Сладкосолев. – Это моя первая супруга. Варвара.
Господин Шульц, как обычно, глубоко задумался, а потом и говорит:
– Всё понятно, ваша жена – фантом. На самом деле она умерла в прошлом веке. Поздравляю вас, Егор, вы жили с фантомом. А я ещё думаю, чего это она так хорошо сохранилась… Ну-ка, подержи́те фонарик, – деловито приказал господин Шульц и, отдав вконец обалдевшему Сладкосолеву фонарь, полез в свой саквояж.
Только теперь Егор заметил, что живот у Вари вздутый, как у беременной. Господин Шульц достал из саквояжа скальпель, воткнул его в Варин живот и разрезал вместе с саваном.
И тут… и тут…
Сладкосолев даже не понял сразу, что же случилось. Пронзительный визг ударил его по ушам, а по ноздрям ударило зловоние; и что-то стремительно вырвалось из Вариного живота (Егору с испугу показалось, что это была обезьяна) и понеслось прочь!
– Лови!.. Лови!.. – азартно закричал господин Шульц.
Да куда там – лови! Существо, что твой резвый жеребец, заскакало через кресты и могилы. Только его и видели.
– Так я и знал! – радостно потирал руки господин Шульц. – Так я и знал! Какое блестящее подтверждение моих теоретических выкладок! Это, пожалуй что, Нобелевкой пахнет!..
Сладкосолев растерянно молчал.
– Как вы думаете, кто это был? – весело глянул на Егора господин Шульц.
– Ну-у… не знаю… сынок, наверное, мой.
– Ха! Сынок! Ничего себе – сынок! Это же скунс! Самый настоящий скунс!
– Кто-кто?
– Есть такой зверёк, – начал объяснять господин Шульц. – Он водится в Северной Америке и по виду напоминает нашего хорька. Но дело не в нём. Я взял примерное название, чтобы как-то обозначить явление. Кто же это на самом деле, неизвестно. Лично я предполагаю его внеземное происхождение… – Господин Шульц закурил, выдохнул дым и продолжил: – Таинственные крошечные особи забираются через влагалище в умерших женщин и там развиваются до взрослого состояния. Чрево мёртвых дам для них – идеальная питательная среда. Внешне всё напоминает беременность. Когда же созревание заканчивается, «скунс» прогрызает живот покойницы и вылезает наружу. Они научились маскироваться под людей, и их практически не отличить от нас…
Сладкосолев насторожился. Ему показалось, что из Вариной могилы донёсся какой-то шум. Он посветил туда фонариком и…
И глазам своим не поверил.
– Господин Шульц, – сдавленно шепчет, – глядите…
А господин Шульц уже и так глядит.
– Да-а… – тянет.
Дело в том, что в размер Вариной могилы зияет – дыра. А в этой дыре, далеко внизу, земля виднеется. Ощущение такое, будто с громадной высоты смотришь. Как с самолёта. И по всей неведомой поверхности, насколько глаз хватает, костры горят. Костры, костры, костры… миллионы костров… Чёрный дым клочьями к небу поднимается (где Егор с господином Шульцем). А вместе с дымом летят человеческие вопли, вскрики, всхлипы… Прямо-таки один сплошной стон несётся из могилы. И с такой болью… с такой болью…
Стоят Сладкосолев с господином Шульцем, пошевелиться не могут. Оторопь взяла. А из-за ближайшего креста скунс появился. Уже заметно подросший, и уже в каком-то рванье и кирзовых сапогах. Подкрался он тихонечко и господина Шульца в могилу ногой столкнул. А затем, той же ногой, столкнул в могилу и Егора.
5
Очнулся Сладкосолев в подземелье. Тусклые лампочки по стенам горят; вода в отдалении капает: кап-кап, кап-кап… гулко так звук разносится. Рядом господин Шульц сидит. Живой и невредимый.
– Господин Шульц, – спрашивает Егор, – это где же мы с вами находимся? В Аду, что ли?
– Не думаю, – подумав, отвечает господин Шульц.
– Может, это тогда тот самый подземный ход, который Пётр Ильич к своей француженке велел прорыть? – предполагает Сладкосолев.
– Не похоже, – говорит господин Шульц. – Больно уж широкий проход, прямо как тоннель метро.
– Как же мы тут очутились? – чешет затылок Егор.
– Чёрт его знает, – чешет и господин Шульц свою подпалину. – Но надо, по-моему, отсюда выбираться поскорее.
С этими словами он встал и быстро пошёл по извилистому подземному ходу. Сладкосолев, конечно, следом.
– И чего это с нами приключилось? – продолжает недоумевать Егор по дороге. – А, господин Шульц?
– Понятия не имею.
– А мы Ад что ли видели?
– Вряд ли, – качает головой господин Шульц. – Скорее всего, это была обычная галлюцинация, вызванная психоэнергетикой, исходящей от вашей мёртвой жены. Точнее, от фантома. Я слыхал о таких штучках.
– Но тогда… – начал было Сладкосолев и осёкся.
Потому что из-за поворота показались какие-то люди с винтовками.
– Стоять! – грозно приказали.
И сразу же – бах! бах! – пальнули несколько раз для острастки.
Егор с господином Шульцем, естественно, на месте замерли. Неизвестные подошли, обыскали, забрали у господина Шульца так ему и не пригодившийся пистолет, связали пленникам руки, заодно завязали глаза и куда-то повели.
Сначала вели в гору, потом под гору, затем лестницы пошли, хлопанье дверей, разговоры с матерщиной, запах курева… Наконец повязки с глаз сняли, руки связанными оставили.
Смотрит Сладкосолев: большущая комната с большущим столом. А на столе сидит карлик.
– Это же наш скунс, – шепчет Егору господин Шульц.
Пригляделся Егор: точно, он.
Тут дверь в комнату отворилась и на пороге появился здоровенный детина в папахе и с маузером.
– Товарищ Петренко, – докладывает, – кулаков из райцентра привезли. Куда их девать? Подвалы все забиты.
– Чем забиты? – спрашивает скунс.
– Монахинями.
– К стенке их!
– Кого – их? – не понял детина.
– Монахинь.
– А кулаков в подвалы?
– Нет, – сказал скунс, – тоже к стенке.
– А в подвалы – кого? – снова не понял детина.
– В подвалы – реквизированный картофель.
– А этих тоже к стенке? – Детина кивнул на Сладкосолева и господина Шульца.
– Этих?.. – посмотрел скунс вначале на Егора, потом на господина Шульца. – Да, этих тоже.
Сладкосолева с господином Шульцем провели недлинным коридором во внутренний дворик, поставили у кирпичной стены. И – расстреляли.
6
Снова очнулся Егор. На сей раз в стеклянном гробу. «Неужто нехристи по-христиански схоронили?» – поразился он и огляделся. Гроб стоял в небольшой комнатке, сплошь увешанной коврами. Даже на потолке был ковёр.
Вылез Егор из гроба и сразу же увидел… Варю. Живую. С распущенными волосами и в длинном полупрозрачном платье. Егор так и ахнул. И Варя ахнула. Егор насторожился. И Варя насторожилась. Егор ногой топнул. И Варя топнула… Тут-то до Егора и дошло, что он и есть Варя! И что перед ним зеркало.
Прошёлся Сладкосолев по комнате туда-сюда, сюда-туда… Странные ощущения: гру́ди вперёд тянут, зад – назад. Чудно́!
Вдруг раздался тихий стук в дверь. А следом голос, очень знакомый.
– Мадемуазель Дюваль, – промурлыкал голос, что твой кот, – позвольте войти. Это я, Пётр Ильич.
– Ну входи, – говорит Сладкосолев, а сам своему бабскому голоску диви́тся.
Дверь отворилась, и в комнату вошёл… господин Шульц в старинных одеждах. Подойдя к Сладкосолеву, точнее – к Варе, а ещё точнее – к мадемуазель Дюваль, господин Шульц галантно поцеловал у неё ручку.
– Как изволили почивать, дорогая Луиза? – интересуется.
– Да ничего, – отвечает Егор. – Нормально.
А господин Шульц руки́ Егоровой не отпускает, девичьи пальчики поглаживает.
– А я за вами, – мурлычет. – Окажите честь, отужинайте со мной… – И вдруг хвать Сладкосолева за сиськи! И ну их мять!
– Но! но! но! – возмущённо занокал Егор от подобного обращения.
– Мадемуазель Дюваль… Луиза… Лизанька… – лихорадочно бормочет господин Шульц, покрывая страстными поцелуями Сладкосолевское лицо. – Прошу… у-мо-ля-ю… одну ночь…
И, не дав Егору опомниться, подхватил его на руки и понёс к дверям… Довольно долго тащил он Сладкосолева узким и длинным коридором, затем надавил на выступ в стене, стена отъехала, и они очутились в опочивальне.
Господин Шульц из хрустального графинчика в хрустальную же рюмочку винца налил.