Битва при Тюренчене - Николай Васильев

"И мне безоговорочно поверят?"

"Сразу не поверят, но ты предложишь послать с тобой на этот участок группу шурфовщиков и шлиховщиков, вскроешь и опробуешь россыпь, прикинешь примерные запасы и передашь эти материалы финансировавшему экспедицию промышленнику - оговорив себе с добычи небольшой процент"

"Небольшой - это сколько?"

"Я и сам не знаю, может 5%, в крайнем случае 10. Это для того, чтобы промышленник наживку заглотил и тебя не захотел со света сжить"

"Вы это сейчас теоретически рассуждаете или у Вас на примете уже есть россыпь?"

"Есть, не сомневайся: и большая, на 15 тонн, и малая, килограмм на 300. Могу, конечно, еще десятка два-три малых и средних предложить"

"Совершенно неизвестных? И даже почти на 1000 пудов? В Енисейской тайге, наверное? Северной или Южной?"

"В данном случае в Северной, но есть целики и в Южной. Впрочем, я думаю, твоей семье на безбедную жизнь доходов от первых двух россыпей хватит. А тебе это золото лишь позволит стартовать в столицы, в более высокие сферы: науку, промышленность или политику - куда пожелаешь"

"Кажется, такие проекты прожектами называются?"

"К 21 веку у русских людей накопилось много метких выражений, вот одно из них: мечтать не вредно, вредно не мечтать"

"Но я вовсе не стремлюсь в такие эмпиреи, мне достаточно было бы дело настоящее делать, иметь возможность опекать сестру и маму и продолжить род Городецких"

"Тогда вот мое собственное изречение: если ты молод, богат, полон сил и не честолюбив - стоило ли вообще рождаться на свет? Здесь же кроется третий вариант на вопрос "зачем?": затем, что с твоей помощью я могу удовлетворить свою тягу к более совершенному устройству мира и, может быть, предотвратить хотя бы некоторые из тех бед, которые весьма скоро случатся с Россией"

"Так Вы социалист? Как вообще вы там живете, в 21 веке? При социализме, конституционной монархии или в буржуазной республике?"

"Всяко жили, в том числе и при социализме, а теперь то ли в парламентской республике, то ли при диктатуре олигархов. Царя, конечно, давно уж нет, хоть некоторые "либералы" по нему прямо тоскуют"

"А что за беды нас ожидают? И как скоро?"

"Ну, ты прямо за один вечер все хочешь разузнать. Я теперь тебя вряд ли покину. А впрочем, с этой возможностью надо бы точно определиться... Значит так, лежи, не дергайся - я сейчас попробую из твоей головы эмигрировать"

"Ой, и вселение то было жутким, а теперь еще страшнее..."

"Потерпи, Сережа, при удаче у нас руки будут полностью развязаны"

Тут Карцев (тоже весьма мандражируя) стал концентрировать свои виртуальные частицы в призрачные потоки, а когда ему это вроде бы стало удаваться (вопреки жутким шумам и калейдоскопу образов), направлять эти потоки к тем же выходам: ушам, глазам и ноздрям. Получилось! Он вновь парил над Сергеем в виде бесплотного облака - в то время как тот таращил глаза и явно что-то говорил, говорил. Вернуться обратно? А давай! Теперь процедура перехода показалась значительно проще и короче: - "Привет, Сергей!"

"Как хорошо, что Вы вернулись - я очень испугался, что ничего не получится!"

"Хорошо когда хорошо - еще один перл из моего века! Но и, правда, хорошо. Ведь этак я смогу, пожалуй, и в другие головы вселяться... Не переживай, исключительно с разведочными целями или для внушения некоторых общечеловеческих понятий: например, что хорошо, а что плохо. Ну а в симбиозе я предпочитаю жить с твоей головой: свежей, ясной, порядочной"

"То есть такой головой, которой легко будет командовать?"

"Ни, ни, только советовать. Впрочем, давай-ка еще эксперимент проведем..."

"Оо-х, опять..."

"Не трусь, эксперимент простой: ты будешь лежать и ни о чем не думать, а я попытаюсь поднять по своей воле руку или ногу. Только не жульничай: нам с тобой лучше жить дружно"

"Ну, давайте..."

Но как ни пыжился Сергей Андреевич, даже ресницами реципиента он не смог пошевелить.

"Все, закончил, владей своим телом единоначально. Как говорится, не очень-то и хотелось. Доволен?"

"Даже не знаю, что Вам сказать...Может, в каких-то обстоятельствах это было бы и неплохо?"

"А ты великодушен, это приятно. Тогда пожелай, чтобы твое тело слушалось моих команд. Пожелал? Теперь я желаю двигать твоей правой рукой... Есть! Двигается! И даже вполне ловко, а не как у робота..."

"Что еще за робот?"

"Расскажу еще, успею. А тебе, пожалуй, пора почивать. Учти, что если и я усну, то окажусь, наверно, в своем времени - но утром вернусь и вселюсь в тебя"

"Как это, Вы будете жить в двух разных временах?"

"До сих пор ведь жил - правда здесь в виде привидения, причем полагал, что вся ваша жизнь мне снится. Может, так оно и есть и с завтрашнего дня я перестану сюда являться?"

"Может, и я все-таки сплю?"

"Поживем-увидим. А сейчас я попробую тебя усыпить. Представь, что твое тело, руки и ноги становятся теплыми, теплыми и тяжелыми, тяжелыми, все тяжелее и тяжелее... Твои тяжелые веки закрываются, закрываются, дыхание становится глубоким, плавным, ровным, тело совсем расслабилось, расслабилось, руки расслабились и потеряли вес, ноги совсем не шевелятся и растворяются, растворяются, исчезают... Вот и тело стало совсем легким, легким, растворилось, растворилось, уснуло глубоким, глубоким сном, сном, сном, сном... И правда уснул. Да и мне спать страшно захотелось..."

Глава вторая. Первые придумки

Проснулся Сергей Андреевич Карцев с чувством глубокого облегчения, так как вновь оказался в своей постели. Впрочем, подробности ночного морока помнились отчетливо, особенно диалог внутри черепной коробки Сережи Городецкого.

"Так попаданец я все-таки или необыкновенный сновидец? - в который раз задался вопросом уроженец 20 века. - А какая мне, в сущности, разница? Сюда я регулярно возвращаюсь, здесь живу и работаю, да и тело свое питаю, а там буду просто давать советы, сам ничем не рискуя. Полная лафа! Если еще и мир тамошний под себя немного прогну...

- то здешний мир может трансформироваться в неизвестно какую сторону! Впрочем, известно: какие-то люди совсем исчезнут (будто их и не было), а совсем новых русских и нерусских будет ой как много... Или правы те, кто рассуждает о параллельных мирах? Нет, лучше все-таки полагать, что тамошние события происходят всего лишь в моем больном воображении - и дело с концом!"

Он неспешно потянулся (день был субботний) и двинул на водные процедуры.

"Хорошо все-таки жить в цивилизации, - благостно думал Карцев, подставляя те или иные части тела под струи горячего душа. - А вот Серега, наверное, уже топором с утра намахался, готовя дрова для кухарки, потом холодной водой из колодца ополоснулся и почесал в свой архив... Тьфу ты, черт, я же решил, что та жизнь мне лишь снится! Ну, как бы там ни было, а надо мне к завтрашнему "сновидению" подготовиться и поискать по интернету, чем бы мои опекаемые могли уже в ближайшее время удивить сограждан и чуток на этом заработать?"

К обеду заготовки поднакопились, причем их реализацию (большей частью) могла взять на себя только Елена Михайловна.

"Ничего, ей такая активность будет на пользу, - решил разработчик идей. - Впрочем, еще и "белоподкладочника" этого придется убеждать, что его драгоценная мама может сама обеспечить благосостояние семьи - и не через брак или связь какую-нибудь постыдную, а исключительно своим трудом".

Ну, а после обеда Карцев сел заучивать первую главу славного сериального сочинения "Смок Беллью" - для дословной, по возможности, трансляции в череп Сереженьки. "Авось получится завести в Восточной Сибири широкодоступную роман-газету...". Когда текст стал уже "отскакивать от зубов", пришел вечер, и довольный собой выдумщик улегся спать ...

... появившись в Красноярске, как всегда, около 9 утра. Сергея он нашел на рабочем месте, в архиве, причем занятым именно разборкой и сортировкой старых приисковых документов. Понаблюдав некоторое время за его деятельностью, Карцев, в общем, ее одобрил и решил тут время не терять, а обследовать хозяйство Городецких более тщательно: вдруг на глаза попадутся какие-то эксклюзивные ингредиенты? Он мигом домчал до знакомого дома на Малокачинской улице и увидел во дворе Елену Михайловну и кухарку лет 50 ("так и не узнал еще ее имени..."), занятых кипячением и стиркой белья ("ну это надолго..."). Некоторое время он любовался неизменной грацией госпожи Городецкой, а потом стал рыскать невидимкой по-над двором, вдоль заборов, под крыльцом, визуально сортируя скудную добычу: единичные ржавые гвозди, куски сильно изогнутой проволоки, несколько стеклянных бутылок, старые грабли и лопаты, какие-то пыльные тряпки... Потом проник в прихожую и резко затормозил: вот, то, что надо! На одной из полок стояли пыльные резиновые калоши, которыми явно никто не пользовался. "Усопшего Городецкого, наверное - решил Карцев. - Всем велики, но для моих далеко идущих целей сгодятся...".

Оглядев стоящую на полу немногочисленную обувь ("вся, вся поношена, хоть пока и не разваливается..."), он скользнул в уже изученную-переизученную общую "залу", облетел ее, проформы ради, по углам и оказался, наконец, в "святая святых" - спальне Елены Михайловны. Все, впрочем, было ожидаемо: вдоль длинной стены - широкая супружеская кровать с пышной периной и большими подушками, у короткой стены - одежный шифоньер, а у окна стоит тот агрегат, на который и рассчитывал смышленый попаданец: ножная швейная машинка Зингера! "Лады... - прошелестел он. - Теперь можно и редакцию газеты "Енисей" навестить..."