Дети погибели - Сергей Арбенин

– Что вам известно о лигерах, Николай Александрович?

Морозов по-юношески привскочил от неожиданности, покраснел и тут же снова сел.

Сталин продолжал спокойно смотреть на него.

– О лигерах… – Морозов сглотнул, собираясь с мыслями и не зная, как обратиться к Сталину: по имени-отчеству, или просто на «вы». Наконец справился с этой нелегкой задачей, а заодно и с волнением. – О лигерах? Так называли, если мне не изменяет память, членов бутафорской «Тайной антисоциалистической лиги», ТАСЛ, организованной осенью 1880 года…

Сталин молчал, ждал продолжения.

– В эту лигу морганатическая супруга Александра Второго наспех собрала близких друзей, чтобы противостоять народовольцам… В лигу вошли сенаторы, министры и совсем посторонние люди… Писатель Салтыков-Щедрин сказал…

– Я знаю, Николай Александрович, – мягко перебил Сталин. – Щедрин назвал их «взволнованными лоботрясами»… Но так ли это было на самом деле?

Морозов внезапно вспотел, почувствовал головокружение и сделал над собой усилие, чтобы не выдать волнение.

– Отчасти так. Лигеры, насколько мне известно, ничего не сделали, чтобы остановить террор. Да и не могли сделать. А затем лига исчезла, и вместо неё появилась «Священная лига», которая уже при императоре Александре Третьем пыталась договориться с «Народной волей» об условиях прекращения террора.

Сталин кивнул.

– Это нам тоже известно. Но вы лично, – что вы знаете об этой организации?

Морозов пожал плечами:

– Извините, Иосиф Виссарионович… – и внезапно для себя выпалил: – Видимо, я не знаю ничего!

Сталин поднялся из-за стола, подошёл к Морозову и положил перед ним несколько листков бумаги.

– Почитайте вот это.

Морозов перевёл обескураженный взгляд с вождя, стоявшего в полуметре от него, на бумаги. А когда снова поднял глаза, – Сталина в кабинете уже не было.

Николай Александрович украдкой оглянулся. Ему стало не по себе. Но потом он увидел портьеры позади рабочего стола Сталина и догадался, что за ними скрывается дверь.

Он ещё раз покосился по сторонам и уткнулся в бумаги, подслеповато приподнимая очки, чтобы лучше разобрать машинописный текст.

Сталин появился так же неожиданно, как и исчез. Неслышно по мягкому ковру приблизился к Морозову. Тот вздрогнул, вскочил.

– Прочли, Николай Александрович? – спросил Сталин.

– Да, товарищ Сталин.

– И каково же ваше мнение об этом?

Морозов помедлил немного, справляясь с сумбуром в голове. И твёрдо, насколько мог, произнёс:

– По-моему, это фальшивка, товарищ Сталин.

Вождь пытливо взглянул в глаза Морозова. Молча отошёл, возвращаясь к своему рабочему столу.

Морозов счёл необходимым пояснить свою мысль:

– Я никогда не слышал, чтобы в число лигеров входили такие известные лица. И не слышал, чтобы лига хотя бы раз провела какую-то тайную операцию против «Народной воли ».

Сталин пососал нераскуренную трубку.

– Вы могли быть не в курсе, – сказал он спокойно, хотя грузинский акцент в голосе слегка усилился. – А вот Кравчинский, думаю, знал больше.

Морозов заволновался; почудилось, что заскрипели старческие суставы.

– Я встречался с Сергеем Кравчинским в Женеве, во время своей первой эмиграции. Мы были с ним очень откровенны. Он рассказал бы мне…

Морозов замолк. Он вспомнил, что Кравчинский тогда, в Женеве, действительно вёл себя как-то странно. Сталин вздохнул и сказал:

– Прошло больше пятидесяти лет. Разве вы не могли что-то запамятовать? – снова пососал трубку и сам себе ответил: – Конечно, могли. Этот документ обнаружен слючайно работниками НКВД, на квартире, при обыске…

Он снова пытливо посмотрел на седого, как лунь, человека, стоявшего перед ним навытяжку, отсидевшего четверть века в царских застенках, входившего в пятёрку самых влиятельных членов Исполкома «Народной воли ». Усмехнулся в усы.

– Хорошо, – сказал он. – Я попрошу вас, Николай Александрович, изложить своё мнение об этих документах письменно. И максимально коротко. Пройдите в приёмную, вам дадут бумагу.

Морозов понял, что встреча закончена. Судорожно поклонился.

– Спасибо, товарищ Сталин, – сказал он зачем-то, и снова залился мальчишеским румянцем. – То есть, извините, я хотел сказать, до свиданья…

– Всего хорошего, – кивнул Сталин, не глядя на Морозова.

Морозов вышел из кабинета на негнущихся ногах.

ЛЕНИНГРАД. СМОЛЬНЫЙ. Кабинет Кирова.

Сентябрь 1934 года.

– Ну что, нашли что-нибудь? – Сергей Миронович Киров, глава ленинградской парторганизации, глядел на начальника ленинградского НКВД Медведя. Филипп Медведь покашливал в огромный кулак, но даже сквозь кулак Киров ощущал кислый запах перегара.

– Нет, Сергей Миронович, не нашли пока, – сипло ответил Медведь. – Все архивы перекопали, где ещё искать? Да и знать бы, что именно…

– Бумаги, – пожал плечами Киров. – Бумаги тайного архива лигеров.

Медведь прокашлялся, прикрывая рот ладонью.

– Я про таких и не слыхивал.

Киров вздохнул. Он сам не понимал, почему вдруг в Кремле вспомнили о лигерах.

– Была такая организация, – пояснил он. – Когда народовольцы решили царя убить, царские прихвостни свой «интернационал» организовали. Чтобы народовольцам помешать.

Медведь удивлённо открыл глаза:

– Так это же когда было!

– Давно, – согласился Киров, постукивая карандашом по папке с докладами НКВД.

– Да они все уже в могилках лежат, – сказал Медведь.

– А может, и не все: вон, народовольцы-то, живут себе! Фигнер, Морозов, Фроленко, другие… По двадцать лет в царских казематах просидели, – и хоть бы что! Может, и лигеры до сих пор живы… Кто знает?

Киров наклонился ближе к Медведю, через стол:

– А только оттуда, – он со значением показал кивком головы вверх, – требуют: разыскать архив этой самой лиги во что бы то ни стало. Дело нешуточное, видать.

Медведь помолчал, соображая. Соображал он, после вчерашнего, явно туго. А может, ещё и сегодня к рюмке успел приложиться.

– Вот товарищ Запорожец, – сказал Медведь, – предлагает все особняки, по списку этих самых лигеров, проверить. От чердаков до подвалов. Там в списке-то всего тринадцать человек, что ли.

– Твой заместитель дело говорит, – заметил Киров. – Хотя эти лигеры вряд ли свои тайны у себя дома хранили. Я думаю, что все бумаги они с собой за границу вывезли. Те, которых в восемнадцатом году недостреляли. Кстати, о недострелянных. Почему до сих пор не провели работу среди потенциальных врагов? Недобитых воронцовых-дашковых и их потомков? Почему старую интеллигенцию не перетрясли? – Киров перевёл дух. Пристукнул кулаком по столу: – Короче: найди мне хоть одного лигера, понятно? Трёх дней хватит?

Медведь неуверенно кивнул. Глаза его при этом стали смотреть в разные стороны.

Киров втянул носом воздух, поморщился. И внезапно грохнул кулаком по столу.

– От тебя за версту разит! Ты хотя бы к первому секретарю на приём можешь трезвым прийти?

Медведь сильно закашлялся. Начал было что-то про именины у тёщи говорить, сбился, замолчал. Съёжился.

Киров сказал ещё строже:

– А то гляди у меня. Распустились, вижу. Сами стали как лигеры: закопались, законопатились, и не поймёшь, чем заняты. То ли троцкистов отслеживаете, то ли первых попавшихся в камеры суёте. А там, понятно, любой мать родную оговорит. Нет?

Киров грозно смотрел на Медведя. Тот молчал.

– Молчишь? Ну, посмотрим, как заговоришь, как нагрянет к нам товарищ Ягода.

Медведь встрепенулся:

– А что? Есть сведения, что товарищ Ягода приезжает?

Киров усмехнулся, помолчал.

– Иди уж. Потрясите старичков, которые этих лигеров знали. Детей, прислугу – всех!

– Трясём… Бестолочь одна. Одни из ума выжили, другие давно по этапу ушли.

– Значит, в лагеря отправляйте людей: мне вас, что ли, учить?! – повысил голос Киров. – Мне с вашими литерами валандаться некогда, своих забот хватает. И учти, Филипп, в последний раз предупреждаю. Питер в Кремле всегда на особом контроле. Колыбель революции! – Киров, словно что-то вспомнив, понизил голос: – Впрочем, и контрреволюции тоже… Всё!

Медведь тут же поднялся.

Глядя ему в спину, Киров спросил:

– А ты с каких пор курьеров женского пола ко мне стал присылать? Или мужики за мной не так хорошо доглядывают?

Медведь живо обернулся:

– А что? Лидочка-то… Лидия Никаноровна… Не понравилась?

Киров нахмурился было – и вдруг рассмеялся.

– Да у меня в обкоме своих Лидочек хватает! Понял? И покосился на личного секретаря Зинаиду, работницу не только видимого, но и невидимого фронта.

Зинаида, умница, сделала вид, что не расслышала.

Запорожец, расстегнув толстовку, грёб вёслами, Медведь сидел впереди, на носу маленького прогулочного ялика. После рабочего дня, в неформальной обстановке спецдачи Ленинградского УНКВД, решили покататься на ялике; катались нечасто, только в случае, если нужно было уединиться. Охрана возилась на берегу с костром, варила уху; голоса охранников доносились до лодки.