Смерть саксофониста - Керен Певзнер

По улицам стали ходить высокие белокожие женщины со светлыми волосами. И неважно, что многие были не натуральными блондинками и выглядели, как тысячи их соплеменниц из Рязани и Великого Устюга. Здесь они все были красавицами. Неважно, что они не знали иврит и ели некошерную еду, — они вскружили головы местным смуглым мачо… Те пробовали было купить их любовь, но дамы, обжегшиеся первый раз, были осторожны. Они хотели семью, устойчивого положения, отца детям. Сары, Ривки и Ханы оставались одни, а изменники-мужья не могли отвести глаз от Наташ и Марин. Пошел второй вал разбитых сердец. Мужчины, которые устояли перед чарами северных красавиц, твердили своим женам: «Смотри, Мазаль, вон соседка Сонечка. Одна живет с детьми. Работает на уборке, а по вечерам учит иврит и компьютеры. А ты, распустеха… Только я один в доме зарабатываю!»

Надо было что-то срочно предпринимать. Городу грозила катастрофа. А тут приближались муниципальные выборы. Всем было ясно, что победит тот кандидат, который разрубит этот гордиев узел и найдет работу для горожан.

И тут на арене появился Руби Вольф. Переехав в Кирьят-Шенкин и зарегистрировавшись в МВД как житель этого города, он выдвинул свою кандидатуру на пост мэра. В качестве программы он предложил построить на берегу моря огромный гостинично-туристический комплекс с причалом для яхт. Тем самым проблема занятости горожан будет решена. На вопрос, откуда взять деньги, Руби клятвенно заверял, что деньги будут! Но секретов не открывал. Было еще рано…

Все это Руби Вольф рассказывал мне на ломаном иврите, когда я пыталась вбить ему в голову азы управления глаголами. Глаголами Руби управлять не хотел, ему нужны были масштабы.

Каждый урок будущий мэр начинал с сообщения:

— Вы знаете, Валерия, кто еще заинтересовался в моем проекте?

И называл фамилии, по большей части мне ничего не говорившие, но он присовокуплял должности, вроде директора объединенного банка «Сибреформ», или начальника управления портами Северного морского пути, или еще что-нибудь такое же громкое. Я пыталась было его образумить:

— Руби, но мы не находимся на северном морском пути! Или вы хотите, чтобы к нам, в средиземноморскую бухту, заходили ледоколы?

— Валерия, вы ничего не понимаете в большом бизнесе! — кипятился он.

— Ладно, — соглашалась я, кивая, — а теперь скажите то же самое, но на иврите.

Он сникал, и мы снова принимались за глаголы.

Предвыборная кампания росла, как снежный ком. Сотни бабушек, наряженных в майки с лозунгом: «Руби Вольф — честь и совесть Кирьят-Шенкина!», бродили из квартиры в квартиру и, предварительно узнав, говорят ли хозяева по-русски, агитировали их за «нашего замечательного Рубичку».

С ивритоязычными гражданами поступали по-другому. Так как дети репатриантов говорили на иврите лучше своих родителей, то именно они, подростки четырнадцати — восемнадцати лет, раздавали листовки и убеждали выходцев из Марокко голосовать за «новые веяния в политике».

«Марокканцев» «новые веяния» не прельщали, они хотели, чтобы все оставалось так, как и было, но белокожие блондинки обладали весомыми аргументами и грозили оставить своих Моти и Свису, если они не проголосуют за Руби. В отличие от бабуль в майках, работающих за смешную добавку к пенсии, блондинки старались совершенно бескорыстно. Руби привлекал их своей импозантностью и сочным баритоном, которым он произносил: «Я родил…».

Вольф победил с оглушительным успехом. Ему достались голоса пятидесяти пяти процентов взрослого населения Кирьят-Шенкина. Оставшиеся сорок пять были поделены между остальными тремя кандидатами.

Сомневающиеся были посрамлены. Новоиспеченный мэр устроил пресс-конференцию, на которой поблагодарил присутствующих за поддержку. Дальнейшая его речь была выдержана в стиле «Здесь будет город-сад!»

Уроки иврита были благополучно забыты — у мэра под началом служили секретарша и референт, и я была несколько удивлена, когда спустя год получила от него приглашение на свадьбу дочери.

На свадебную церемонию мы с Денисом немного опоздали. Когда он припарковал машину на просторной стоянке перед залом торжеств, приглашенные уже окружили свадебный балдахин.

Жених и невеста стояли на возвышении посередине небольшой площадки в центре бассейна. Тяжелый балдахин, символизирующий крышу домашнего очага, держали над ними четверо дюжих парней. Из-за балдахина зорко поглядывали на праздную публику бравые охранники. Раввин вовсю распевал молитвы высоким гортанным голосом.

При входе в зал стоял железный ящик, похожий на почтовый, а рядом столик с фирменными конвертами. Денис вытащил заранее приготовленный чек, вложил в конверт и опустил в ящик. Сервис был на высшем уровне.

Тем временем раздались восторженные крики, означающие конец церемонии, в воздух с оглушительным треском взметнулись ракеты, и веселящуюся публику осветил красочный фейерверк. Вскоре невеста с женихом были украшены отпечатками разноцветной помады, растроганные дамы в вечерних туалетах вытирали глаза, а супруги Вольф и Тишлер принимали поздравления. Вместе четверка счастливых родителей выглядела весьма импозантно: мужчины крупные, седовласые, в отличных костюмах, а их спутницы, полная шатенка Эстер и высокая сухощавая Клара, обе в вечерних нарядах, в перчатках выше локтя, демонстрировали стильные прически и бриллиантовые гарнитуры.

Около бара с аперитивами я встретила множество знакомых. Держа в руках небольшие рюмки, стояли и переговаривались адвокат Беренсон и владелец издательского дома «Избук» Арье Каменев. К нам бросился уже явно поднабравшийся журналист местной прессы Саша Беговой, восторженно описывавший предвыборную эпопею Вольфа.

— Лерунчик, дорогая, ты обворожительна, — и заметив подошедшего Дениса, попытался одновременно поклониться и щелкнуть каблуками, но у него это плохо получилось.

С трудом приняв вертикальное положение, Саша понизил голос и доверительно прошептал:

— Здесь все свои! И такие люди…

— Посмотрим, — буркнул Денис и увлек меня в водоворот гостей.

Кроме нас за столом сидело еще три пары. Официант ловко откупорил шампанское, и мы подняли бокалы за здоровье молодых. После тоста руки, как по команде, потянулись к салатам, стоящим на трехуровневой подставке в центре стола. Так как раввин говорил долго, все проголодались.

Зазвучала музыка, и на сцену вышел диск-жокей. Высокий парень с черными как смоль волосами, поднес к губам микрофон и запел великолепным баритоном «Love me tender…». Он выглядел, как вылитый Элвис! Прическа, костюм в блестках, бархатные обертоны голоса вызывали мистическое чувство, будто «король рок-н-ролла» встал из могилы, чтобы почтить своим присутствием почтенную публику. Взмахом руки он пригласил на первый вальс молодых. Невеста в белом и воздушном скромно отвела головку в сторону: ей было не по себе от сотен глаз, устремленных на нее.

Постепенно к танцующей паре присоединились и другие. Мы с Денисом встали из-за стола, но музыка кончилась. Возвращаться к столу не хотелось, и мы стали фланировать между пальмами, составляющих основу Оленьего парка, поминутно натыкаясь на знакомых. Вежливо отвечая на приветствия, мы останавливались, чтобы перекинуться парой слов, и шли дальше, благо вечер был нежаркий, а легкий ветерок качал разноцветные гирлянды из лампочек, развешенные на пальмах.

Руби Вольф с женой переходили от столика к столику, принимая поздравления и конверты от тех, кто не нашел железный ящик. Его и в самом деле было трудно отыскать. Ящик стоял около невесты и был укутан ее длинным шлейфом.

— Руби, поздравляем от всей души! — сказала я, когда Вольф подошел к нашему столу. Познакомив Дениса с ним, я продолжила свои вполне искренние комплименты. — Вечер обворожителен!

— Да, — улыбнулся он, — посмотрите, какой оркестр! Самый лучший! Уж я-то знаю в этом толк.

И действительно, оркестр играл «Рапсодию в стиле блюз» Гершвина. Худощавый саксофонист в джинсовой выцветшей рубашке выводил рулады, закрыв глаза. Он был весь погружен в музыку. Когда он закончил соло, публика разразилась аплодисментами.

— Класс! — только и смог вымолвить Денис.

Я была в восхищении и очнулась только после того, как поддельный Элвис воскликнул:

— А теперь, дамы и господа, ламбада!

На площадку перед ансамблем повалили веселые пары, отчаянно крутя бедрами.

— Валерия! Какой сюрприз! — я обернулась и увидела Лину, свою знакомую из Тель-Авива, шатенку в брючном костюме цвета морской волны.

То есть сейчас она была не шатенкой. Ее короткие волосы сияли огненно-красным цветом, а прореженная челка контрастировала платиновым оттенком.

Мы расцеловались, едва касаясь воздуха около щеки друг дружки.

— Шикарная свадьба, не правда ли! — немного в нос произнесла богемная Лина. Мимо нас стайка официантов в черных фраках проносила подносы с горячим. Она проводила их глазами и, не меняя интонации, спросила: «Я слышала, ты влезла в политику?»