Пятое Евангелие - Филипп Ванденберг

— Но этот портфель не принадлежал моему мужу! — воскликнула Анна и сделала шаг назад. Она отшатнулась, словно полицейский протянул ей какое-то отвратительное животное

— Значит, этот предмет принадлежит спутнице вашего мужа, — заметил полицейский, пытаясь успокоить Анну. Он не мог понять, что стало причиной столь сильного волнения.

— Но где же его портфель? У него был коричневый портфель с монограммой G.v.S!

Полицейский лишь пожал плечами:

— Вы в этом уверены?

— Абсолютно уверена, — ответила Анна и, подумав несколько секунд, добавила: — Дайте его мне!

Она положила портфель на крышу бывшего автомобиля своего мужа и, неумело покрутив замки, наконец, открыла его. Содержимое — нижнее белье (следует заметить, не очень изысканное), косметика и сигареты — без сомнения, принадлежало женщине.

— Я могу взять это с собой?

— Конечно.

Анна закрыла портфель и вышла.

Печаль, которую невозможно описать словами, боль и пустота, вызванные в ее душе смертью Гвидо, в одно мгновение словно испарились. С этими чувствами внезапно произошла разительная перемена: боль, которая немного стихает лишь годы спустя, сменилась озлобленностью. Можно даже сказать, что Анна почувствовала ненависть к мужу, которого похоронила всего лишь день назад. Десять лет брака и семейного счастья в одночасье рухнули, словно старый дом, предназначенный на снос, Она чувствовала себя так, словно потеряла мужа дважды — несколько дней назад и сейчас.

Домой она ехала в такси. Ожили воспоминания, мысли и события, которые внезапно обрели новый смысл. Левой рукой Анна вцепилась в ручку чужого портфеля, словно готовясь к нападению. Второй рукой обшаривала карманы пальто в поисках листка, на котором врач написал имя и адрес: Ганне Луизе Донат, Гоенцоллерн-Ринг, 17.

Анна закусила нижнюю губу. Так она делала каждый раз, когда не могла побороть в себе ярость. Она протянула водителю лист бумаги:

— Отвезите меня на Гоенцоллерн-Ринг, 17.

Дом в восточной части города никак нельзя было назвать респектабельным, но выглядел он, насколько можно было разглядеть в сгущавшихся сумерках, достаточно добротным и ухоженным. К выкрашенным серой краской воротам был прикреплен овальный латунный щит без надписи. Анна решила не медлить ни секунды. Она нажала на кнопку звонка. Внутри дома, стоявшего на некотором расстоянии от ворот, загорелся свет и дверном проеме появился полный, невысокого роста мужчина.

— Вы не подскажете, здесь живет Ганне Луизе Донат? — крикнула Анна. Не удостоив ее ответом, мужчина медленно подошел к воротам, неторопливо извлек ключ и открыл их. Он протянул

Анне руку, на указательном пальце которой отсутствовала последняя фаланга, и, неумело поклонившись, сказал:

— Донат. Вы хотите видеть мою жену? Прошу!

Готовность, с которой ее пригласили войти, даже не спросив о цели визита, очень удивила Анну. Из-за злости, охватившей ее, Анна была не в состоянии трезво оценивать ситуацию. У нее была только одна цель: она хотела увидеть эту женщину.

Донат провел Анну в скудно обставленную комнату с двумя старыми шкафами и картиной, очевидно, написанной на рубеже веков.

— Будьте добры, подождите здесь.

Он исчез за одной из высоких крашенных масляной краской дверей. Вернувшись буквально через несколько мгновений, придержал дверь и пригласил Анну войти.

Естественно, Анна уже успела мысленно нарисовать образ женщины, которую должна была увидеть: потаскуха с начесанными вверх волосами и ярко накрашенными пухлыми губами. Именно такими представляют себе женщин, которые путаются с чужими мужьями. От этих мыслей злость Анны еще усилилась.

Она не раз представляла себе, как пройдет эта встреча. Анна дала себе клятву оставаться спокойной, выдержанной и надменной. По ее мнению, лишь такое отношение могло задеть незнакомку. Анна собиралась сказать, что ее зовут Анна фон Зейдлиц, и, что она давно хотела увидеть девку, которая сопровождала Гвидо в его так называемых деловых поездках. Они хотела предложить этой женщине забрать окровавленную одежду мужа — так сказать, на память. Но внезапно все обернулось совершенно иначе.

Посреди комнаты, заставленной горшками с растениями, в инвалидной коляске сидела женщина примерно того же возраста, что и Анна. Своей неподвижностью она напоминала статую. Ноги ее были укрыты пледом. Тело ниже шеи не слушалось ее, жило только ее красивое, выразительное лицо.

— Я Ганне Луизе Донат, — приветливо сказала женщина в кресле-каталке и едва заметным кивком головы попросила гостью подойти ближе.

Анна застыла на месте. Ей, всегда с честью выходившей из любого положения, сейчас просто не хватало слов — столь непредвиденным образом разворачивались события. Похоже, женщина в инвалидном кресле уже успела привыкнуть к подобной реакции окружающих. Деланно спокойно она сказала:

— Прошу вас, присаживайтесь!

Увидев, что слова не возымели никакого действия, она добавила уже несколько настойчивее:

— Вы не могли бы сообщить мне о цели вашего визита, фрау…

— Зейдлиц, — продолжила Анна, которая не могла справиться с волнением. Порывшись в кармане пальто, она достала лист бумаги и вслух прочитала написанное, что в данной ситуации выглядело в определенной степени комичным: — Ганне Луизе Донат, Гоенцоллерн-Ринг, 17.

— Все верно, — ответила женщина. Ее муж придвинул инвалидное кресло ближе к посетительнице.

Анна с трудом выдавила несколько слов, пытаясь извиниться.

— Мне очень жаль. По всей видимости, произошла ошибка. В больнице мне дали это имя и этот адрес. Женщина с точно таким именем находилась во время аварии в автомобиле моего мужа, и через три дня после несчастного случая ее уже выписали.

— На мой взгляд, — вмешался мужчина, — это недоразумение мог бы с легкостью разрешить ваш муж.

— Он мертв, — коротко ответила Анна.

— Мне очень жаль. Извините, я не мог знать об этом.

Анна кивнула. Какие бы предположения она ни строила, эта женщина ни в коем случае не могла быть ни спутницей ее мужа, ни пациенткой, которую недавно выписали из клиники. В то время как события последних дней показались Анне мистическими и даже зловещими, супруги выразили к ним живой

интерес. Не позволяя вовлечь себя в долгий разговор, который наверняка сопровождался бы докучливыми расспросами, она вручила принесенный портфель Донату и распрощалась так быстро, что это даже могло показаться нетактичным.

Этой ночью Анна не могла уснуть. Словно привидение, в отчаянии ищущее свою душу, она бродила по огромному дому. Накинув халат, Анна присела на лестнице, ведущей в спальню, и попробовала найти объяснение недавним событиям. Порой ей казалось, что это сон, и она начинала прислушиваться к звукам ночи. Она была готова к тому, что в любую секунду может повернуться ключ в замке и в дом войдет Гвидо, как он это обычно делал… Но все оставалось по-прежнему. Вскоре она погрузилась в состояние полубреда, когда человек уже не может отличить сон от реальности.

Анна пришла в ужас, когда поняла, что стоит перед дверью в спальню Гвидо и стучит в нее, выкрикивая в адрес мужа оскорбления, словно он закрылся в своей комнате и не желает выходить.

События последних дней оказались для Анны слишком сильным потрясением. Рыдая, она опустилась на колени перед дверью. Ее слезы не были слезами боли, вызванной потерей мужа, Анна плакала от ярости. В эту минуту она ненавидела его наглость и свою наивность, свое слепое доверие, которым Гвидо так подло воспользовался.

По своей натуре и характеру Анна была способна выдержать удары судьбы, но не могла перенести того, что оказалась так глупа. Природа одарила Анну фон Зейдлиц умом и целеустремленностью, и не было качества, которое она ненавидела бы так сильно, как глупость. И вот сейчас, став жертвой собственной глупости, она ненавидела себя.

Казалось, слезы ярости текут по лицу медленно, словно сироп. На самом деле ей было стыдно перед собой. Ни разу за всю жизнь она не давала такой воли своим чувствам, даже в то тяжелое время, когда ребенком попала в дом для сирот.

Пластиковый пакет с вещами мужа, который она получила в больнице, лежал в ванной. Она узнала часы Гвидо — золотой «Гамильтон» производства 1921 года. В тот год он родился. Муж купил эти часы на каком-то аукционе. На крышке с тыльной стороны была дарственная надпись: «От Сида Сэму, 1921». Анна разорвала пакет, вытащила испачканный кровью костюм, разложила брюки и пиджак на полу так, что они стали похожи на огромную плоскую куклу. Закончив приготовления, она начала с неистовством топтать босыми ногами любимый костюм мужа, словно хотела причинить Гвидо боль. Она тяжело дышала и повторяла лишь одно слово: «Обманщик! Обманщик! Обманщик!»

Внезапно она нащупала в пиджаке какой-то предмет. Это оказался бумажник Гвидо. Сдерживая дыхание, Анна достала из него пачку купюр. Она знала наверняка, что еще окажется там: кредитные карточки и документы на автомобиль. Механически начав считать деньги, она обнаружила билет. Оперный Театр, Берлин, среда, 20 сентября, 19:00.