Святая преподобномученица Елисавета Федоровна (Романова). Жизнеописание. Акафист - Коллектив авторов

«Я же приняла это не как крест, а как дорогу, полную света, которую указал мне Господь после смерти Сергея и стремление к которой уже много-много лет назад появилось в моей душе. Не знаю когда – кажется, мне с самого детства очень хотелось помогать страждущим, прежде всего тем, кто страдает душой. Желание это во мне росло, но в нашем тогдашнем положении, когда мы должны были принимать у себя, делать визиты, устраивать приемы, ужины, балы. я не могла целиком посвятить этому жизнь, другие обязанности были важнее. <…> Это выросло постепенно и теперь обрело форму, и многие из тех, кто знал меня всю жизнь и видят меня здесь, вовсе не удивились, а сочли эту перемену лишь продолжением того, что началось раньше, и я поняла это так».

Из письма Елизаветы Феодоровны к Николаю II от 18 апреля 1909 года [8]

Продолжительный траур по Великом Князе, когда она замкнулась в свой внутренний мир и постоянно пребывала в храме, был первой естественной гранью, отделившей ее от обычной до сих пор жизненной обстановки. Переход из дворца в приобретенное ею здание на Ордынке, где она оставила для себя две очень скромные комнатки, означал полный разрыв с прошлым и начало нового периода в ее жизни.

Отныне ее главной заботой стало устройство общины, в которой внутреннее духовное служение Богу органически соединено было бы с деятельным служением ближним во имя Христово. Это был совершенно новый для нас тип организованной церковной благотворительности, поэтому он обратил на себя общее внимание. <…> Великая Княгиня не только хотела одушевить нашу благотворительность духом Евангелия, но и поставить ее под покров Церкви и через то приблизить к последней постепенно самое наше общество, в значительной своей части остававшееся еще тогда равнодушным к вере. <…> Быть не от мира сего и, однако, жить и действовать среди мира, чтобы преображать его, – вот основание, на котором она хотела утвердить свою обитель.

Архиепископ Анастасий [1]

В Москве, на Ордынке, ею был куплен большой участок земли с домом и другими строениями. Все было целесообразно переоборудовано: создана была большая домашняя церковь, устроены больница, помещение для сестер и службы. Себе Великая Княгиня оставила только три комнаты. Все было очень скромно. Ее маленькая светлая келья была увешана образами, вместо кровати стояла узкая скамейка, на которой она спала без матраца.

М. Белевская-Жуковская [4]

«Ни одной минуты я не думаю, что совершаю подвиг, – это радость, я не вижу и не чувствую своих крестов по безмерной милости Божией, которую я и всегда к себе видела. Я жажду отблагодарить Его.

Те несколько сестер, что живут со мною, хорошие девушки, очень верующие, – но ведь и все наше служение основано на вере и живет ею. Батюшка их наставляет, три раза в неделю у нас бывают замечательные лекции, на которые приходят и гостьи. Потом еще на утреннем правиле батюшка читает из Евангелия и говорит краткую проповедь и т. д. Я опекаю их, мы разговариваем. <.. > В нашей жизни очень много от монастыря, я нахожу это необходимым».

Из письма Елизаветы Феодоровны к Николаю II от 18 апреля 1909 года [8]

«В двух словах о том, как проходит наш день: утром мы вместе молимся, одна из сестер читает в церкви в полвосьмого; в восемь часы и обедня, кто свободен, идет на службу, остальные же ухаживают за больными, или шьют, или еще что. <…> В полпервого сестры во главе с госпожой Гордеевой садятся обедать, а я ем у себя одна – это мне по душе, и, кроме того, я нахожу, что, несмотря на общежитие, некоторая дистанция все же должна быть. В посты, по средам и пятницам у нас подается постное, в другое время сестры едят мясо, молоко, яйца и т. д. Я уже несколько лет не ем мяса, как ты знаешь, у меня все тот же вегетарианский режим, но те, кто к этому не привык, должны есть мясо, особенно при тяжелой работе. <.. > После обеда некоторые выходят подышать воздухом, потом [все] заняты делом; чай подается в четыре, ужин в полвосьмого, потом вечерние молитвы в моей молельной. Спать в 10».

Из письма Елизаветы Феодоровны к Николаю II от апреля 1909 года [8]

Одежда сестер и Елизаветы Феодоровны была одинаковая: серая холщовая, а по праздникам – белая.

М. Белевская-Жуковская [4]

Она заказала рисунок одежды для своей общины московскому художнику Нестерову. Одежда эта состоит из длинного платья тонкой шерстяной материи светлосерого цвета, из полотняного нагрудника, тесно окаймляющего лицо и шею, наконец, из длинного покрывала белой шерсти, падающего на грудь в широких священнических складках. Оно производит, в общем, впечатление строгое, простое и чарующее.

Морис Палеолог [5]

Стремясь быть во всем послушной дочерью Православной Церкви, Великая Княгиня не хотела воспользоваться преимуществами своего положения, чтобы в чем-нибудь, хотя бы в самом малом, освободить себя от подчинения установленным для всех правилам и указаниям церковной власти: напротив, она с полною готовностью исполняла малейшее желание последней, хотя бы оно и не совпадало с ее личными взглядами. Одно время, например, она серьезно думала о возрождении древнего института диаконисс, в чем ее горячо поддерживал митрополит

Московский Владимир, потом мученик Киевский, но против этого по недоразумению восстал епископ Гермоген (в то время Саратовский, после – мученик Тобольский), обвинив без всяких оснований Великую Княгиню в протестантских тенденциях (в чем потом раскаялся сам), он заставил ее отказаться от взлелеянной ею идеи.

Протопресвитер М. Польский [3]

«…Я хотела бы объяснить свою точку зрения. Это начинание должно занять «определенное место» в Церкви, иначе оно так и будет колебаться, и после моей смерти, кто знает, скорее всего, будет преобразовано в монастырь или в «светскую общину». <.> И ведь есть традиции «диаконисс по одеянию». <.. > Мы просили о [присвоении] имени «диаконисс», что по-гречески означает «служительницы», то есть служительницы Церкви, чтобы сделать наше положение в стране возможно более ясным: мы – организация Православной Церкви. А в интервью Гермогена, опубликованном в газетах, нам брошен резкий упрек в подражании протестантизму, тогда как мы трудимся под прямым руководством митрополита, в постоянном непосредственном контакте с епископами. В нашу «обитель» приезжали старцы из самых разных и очень строгих монастырей и «пустынь», и мы получали их молитвы и благословения. <…> Священный Синод почти единогласно поддержал наше предложение, это установление сочли совершенно приемлемым, в такой организации Церковь сейчас остро нуждается».

Из письма Елизаветы Феодоровны к Николаю II от 1 января 1912 года [8]

11 апреля 1910 года был великий день: принятие пострига настоятельницы; незабвенный день: величие в простоте, в новую жизнь, в полной отдаче себя Христу Спасителю.

М. Белевская-Жуковская [4]

«Через две недели начнется моя новая жизнь, благословенная в Церкви. Я как бы прощаюсь с прошлым, с его ошибками и грехами, надеясь на более высокую цель и более чистое существование. Помолись за меня, дорогой! <.. > Для меня принятие обетов – это нечто еще более серьезное, чем для юной девушки замужество. Я обручаюсь Христу и Его делу, я все, что могу, отдаю Ему и ближним, я глубже ухожу в нашу Православную Церковь и становлюсь как бы миссионером христианской веры в дела милосердия».

Из письма Елизаветы Феодоровны к Николаю II от 26 марта 1910 года [8]

9 апреля во вновь оборудованной Марфо-Мариинской обители сестер милосердия, устроенной на средства Великой Княгини Елизаветы Феодоровны, состоялось посвящение на служение Богу и ближнему Великой Княгини и 18 сестер обители. В храме обители было отслужено торжественное всенощное бдение епископом Трифоном [Туркестановым] в сослужении настоятеля храма, отца Митрофана Сребрянского и других священников. Перед великим славословием Великая Княгиня и 18 сестер обители дали торжественный обет посвятить себя служению ближнему.

А на другой день, 10 апреля, Великая Княгиня дала обет управлять основанной ею обителью. В этот день в 9.30 часов утра прибыл митрополит Владимир [Богоявленский]. После встречи началась обедня. <…> На малом входе с Евангелием протодиакон храма Христа Спасителя подвел Великую Княгиню к алтарю. Положив три земных поклона, Великая Княгиня подошла к митрополиту Владимиру и на его вопрос дала ответ управлять Обителью милосердия в духе Православной Церкви до конца дней своей жизни. Митрополит, сняв с Великой Княгини крест и покрывало сестры, прочитал особую молитву и, возложив на нее настоятельский крест и покрывало, провозгласил «акссиос» (достойная). <…> С этого дня Великая Княгиня совсем поселилась на Ордынке, покинув Николаевский дворец, и вся ушла в заботы о своем новом детище – обители настоящего милосердия, в полном смысле этого слова.