К грядущему триумфу - Дэвид Вебер

— Смерть не входит в мой список дел, милорд, — заверил его Бейкет с улыбкой. — Я слишком многого жду с нетерпением! Следующий маленький кусочек будет немного… неприятным, может быть, но позже…!

Его улыбка стала шире и намного, намного холоднее, когда их взгляды встретились на несколько секунд. Затем он мотнул головой в сторону лестницы смотровой башни.

— Лучше бы вам уйти сейчас, милорд. На самом деле, я пойду с вами до командного пункта. Так или иначе, — он поднял подзорную трубу, чтобы в последний раз взглянуть на длинные, стройные орудия, направленные в его сторону, — думаю, что здесь будет немного шумно.

Дым был гуще, чем туман в Фейрстоке, — мрачно подумал епископ-исполнитель Уилсин Лейнир.

Не было практически никакого ветра, чтобы рассеять его, и он оседал, как проклятие, становясь все гуще и гуще, пока горели пожары. Со времени его последнего визита домой в Хейзор у него не было таких трудностей с поиском пути по улицам города, даже после наступления темноты, Мощные фонари его кареты проникали не более чем на несколько ярдов — едва ли достаточно далеко, чтобы кучер мог видеть головы своих лошадей, — а у пешеходов, мимо которых они проезжали, рты и носы были завязаны мокрыми тряпками.

Конечно, таких пешеходов было немного.

Улицы и проспекты Горэта были пустынны, превратившись в призрачные, окутанные дымом места, проникнутые страхом и ночью. Хотя на самом деле было не так уж темно. Ревущее пламя, пожиравшее огромные верфи и склады королевского доларского флота, превратило дым в пылающий кокон. Короткая поездка в карете от собора Горэта до дворца короля Ранилда была похожа на путешествие по затуманенному янтарю, но это был янтарь, окрашенный красным пламенем, а не теплый и золотистый, и он пульсировал, как биение какого-то огромного сердца, когда эти языки пламени ревели и танцевали по всему юго-восточному концу города.

Дальше на север полыхало еще больше пламени, где были превращены в руины литейные цеха, производившие тяжелую артиллерию королевства, и весь город задрожал, как испуганное животное, когда снаряд еретиков упал прямо на арсенал флота и задел его главный погреб с оглушительным, ревущим взрывом, который прокатился по городу, и так продолжалось, как казалось, целый час.

И все же, несмотря на все это, сам город пострадал на удивление мало. Еретики прорвались через канал Ист-Гейт, разрушили батареи Ист-Пойнта и уничтожили морские бомбы, которые, как обещали граф Тирск и герцог Ферн, будут столь эффективны. Затем они придвинулись к самому городу.

Меньшие броненосцы разбили батареи, защищавшие набережную и военно-морскую верфь, а затем обратили свое внимание на знаменитые золотые стены Горэта. Очевидно, они пришли, чтобы передать послание городу, который не раз, а дважды отдавал их моряков инквизиции, и они превратили весь обращенный к морю фасад его стен в разбитые и взорванные обломки, выпуская снаряд за снарядом с точностью метронома официального салюта. И пока они это делали, огромный броненосец — броненосец, названный в честь проклятого еретика, которого Мать-Церковь подвергла Наказанию в самом Зионе, — направил свои орудия на совершенно другие цели. Он снова встал на якорь — встал на якорь — на виду у любого гражданина Горэта, который захотел посмотреть, и начал осторожное, систематическое, неторопливое разрушение верфей, мануфактур, литейных цехов и складов, которые поддерживали королевский флот и армию Долара.

Последствия его очевидного и полного презрения ко всему, что могли сделать защитники Горэта, были ужасающими, но дальность и точность его огня были еще более пугающими. Лейнир не был военным. Он понятия не имел, как еретики могли так точно, с аккуратностью, которой мог бы позавидовать лучший хирург, бросать свои снаряды в цели, которые даже не были видны из гавани королевы Жэклин, но он не сомневался, что объяснение капитана Гейрибалди было правильным. Это был воздушный шар. Это был проклятый, без сомнения демонический, воздушный шар. Он висел над броненосцем, наблюдая за падением его снарядов, посылая вниз поправки, и молнии разрушения прошли по своим целям с разрушительным эффектом.

И эти ублюдки были осторожны, чтобы не попасть в жилые районы, — мрачно подумал Лейнир.

Несмотря на всепроникающий дым, лишь несколько снарядов упали где-то рядом с городскими зданиями или жилыми домами, и они, очевидно, просто не попали в намеченные цели. Военно-морская верфь, мануфактуры и склады, стены городских укреплений были разрушены попаданием за попаданием, но было до боли очевидно, что еретики тщательно избегали жертв среди гражданского населения.

И люди Горэта знали это. Они знали, что флот, у которого были все причины ненавидеть их королевство, чей монарх снова и снова заявлял об основаниях для этих причин, чьи люди вынудили сбрасывать их умерших моряков в бухту Горэт, как кучи мусора, которым было отказано даже в погребении в освященной земле, и кто отдал их выживших моряков в отвратительные руки инквизиции для Наказания, намеренно не убивал их. Разрушение мануфактур их города, разрушение его стен и укреплений — да; убийство мирных жителей этого города — нет.

Слух о том, что еретики — дикие, кровожадные еретики, которые по уверениям инквизиции приносили в жертву Шан-вей младенцев и регулярно дотла сжигали церкви сторонников Храма, как правило, с запертыми в них прихожанами, — пытались не убивать их или их семьи и детей, быстро распространился среди жителей столицы. Инквизиторы и агенты Абсалана Хармича уже подтвердили это, и Лейнир не хотел думать о предположениях, которые неизбежно породит сдержанность, особенно после всех жертв, которые Долар понес на службе Матери-Церкви. Доверие подданных короля Ранилда к джихаду — и к его оправданию, хотя Лейнир и не любил это признавать, — рушилось в течение нескольких месяцев. Один Лэнгхорн знал, что с ним теперь будет, но епископ-исполнитель не ожидал, что это будет хорошо.