Нордшельский отшельник - Камиш

Не сговариваясь, они пошли отвязать лошадей, а затем, оседлав скакунов, галопом понеслись по зеленых просторам. Хроны что-то рассержено кричали им вслед, но Отшельник знал, что ждет их впереди.

Они не заметили, что их соратники направились прямиком к морю, и даже не думали гнаться за ними.

Лошади неслись галопом по просторам бескрайнего песка, гривы их путались на ветру, и лица всадников овевало нежное весеннее дыхание.

— Может… стоило подождать их? — прокричала Лэниэль, пытаясь перекричать шквал в ушах.

— Глупости, сами доберутся. Или ты хочешь, чтобы перед твоим носом вечно ворочался грязный коротышка, закрывая своей копной такие виды? Ты слишком много волнуешься. Поверь, у них есть свои средства передвижений. Они и не привыкли к лошадям — ноги коротковаты.

Копыта тонули то в траве, то переходили на камень и песок, но не останавливались, словно чувствуя спешку хозяев. Солнце поднималось все выше, и бежало по небу рядом с конницей, указывая свой путь. Шли часы, но их дорога только начиналась. Лошади, истосковавшиеся по их обществу, не жалели сил и не сбавляли ходу.

Наконец она заслышала приближающийся шум волны, и с замиранием сердца поняла, что впервые будет так близко у берега. Преодолев небольшой курган, она натянула поводья, остановив Рыжика, который заскользил по траве. Норд остановился подле нее, не произнеся ни звука, и мягко откинул поводья, спрыгивая на землю. Он смотрел не вперед, а на Лэниэль.

Огромный простор белоснежной насыпи песка время от времени скрывался под волнами, накатывающими по левую руку. Солнце уже успело пройти долгий путь, и теперь бросало последние лучи перед тем, как скрыться. Закат окрасил пространство в золотое марево, и нежные белые облака превратились в алых овец, бегущих по небу.

Но впечатляло не это, а то, что находилось на берегу — они отражали солнечные блики и слепили глаза, окрашиваясь в страшный красный цвет, повторяя за солнцем, играющим роль жнеца. Большие, в полный рост, как и при жизни, с заостренными ушами — остекленелые статуи, которые больше никогда не смогут пошевелиться. Радость сменилась страхом столь стремительно, будто и не было ничего до этой секунды.

Лэниэль спрыгнула наземь, зачарованная, прорываясь сквозь пространство, как во сне. Шаги давались с трудом, но она упорно шла, не отрывая взгляда от погибших на поле боя. Шаг, шаг, и еще один — ее глаза перебегали с одного замершего лица на другое, с безнадежной тоской вглядываясь в лица, полные ужаса или гордости, опустошенности и смелости, печали и самоотверженности. Она с ужасом разглядывала мельчайшие детали их одежд, порванные и наверняка окровавленные. Многие из них замирали в таких позах, при которых и погибли. Вот цепь с кулоном вздымается над шеей стражницы, которая замерла с копьем в сомкнутых навеки руках. Глаза ее широко распахнуты от смятения и боли в груди.

Паренек, чуть старше ста лет, распластался на траве, подняв ладонь над головой. Отвернулся, зажмурил глаза, закрылся от удара в голову, но получил в живот.

Она проходила сквозь ряды своих братьев и сестер, словно лошадь в шорах. До ее слуха больше не доносился шепот травы и ветра, шелест песка под ногами, размеренный и ритмичный гул моря. Осталась лишь она и чувство невозможной, разрывающей тоски.

Каждый шаг становился свинцовым, словно ее ноги заковали в сотни цепей, тянущихся со дна незыблемой морской пучины. Руки безвольно повисли вдоль тела, и ею будто управляла не она сама, а чужое вмешательство. Даже дыхание стало чем-то невыносимым, и легкие закололо и сжало от долгого бездействия. Девушка с шумом сглотнула, и вместе с кадыком упало и ее сердце, затерявшись где-то в темноте.

Норд неслышной тенью следовал за ней, не пытаясь вмешаться. Чувство вины, которое он давно в себе потопил, сейчас с новой силой забурлило на поверхности, и червячок смятения вновь начал прогрызать себе путь на свободу.

Так они брели по теплому и нежному песку, пока она не упала на колени перед мужской статуей рослого эльфа. Отшельник поднял на него свой потяжелевший взгляд, заметив маленькие черты сходства.

— Lateirf, — прошептала Лэниэль, и его сердце дрогнуло. — Lateirf…

Она впервые по-настоящему заплакала перед ним. Казалось, она просто не умела плакать, всегда была веселой и находчивой, и не страшилась смотреть неприятности в лицо. Но теперь, разрываясь на кусочки, она закрыла лицо ладонями, и сотрясалась от рыданий, выворачивающих ее наизнанку. Норд, стоя за ее спиной, достал свой меч и вонзил его в песок — это была его личная дань уважения погибшим, но услышав звон стали, она резко обернулась к нему. Ее раскрасневшееся заплаканное лицо выражало гнев, и несколько светлых прядей прилипли к ее лбу и щекам. Найдя в себе остаток сил, она рывком поднялась на ноги, подбежала к Норду, схватила его за грудки, но он даже не шелохнулся, глядя на застывшие слезы в ее зеленоватых глазах.

— Это ведь ты? Ты?!

Тогда она сорвала с него маску, с яростью отбросив ее в сторону безмятежного моря. Ее ярость столкнулась со взглядом непоколебимого спокойствия рыжей радужки. Его лицо выглядело напряженным, почти каменным, но ни один мускул не дрогнул, когда она приблизилась, обдавая его дыханием.

— Из-за вас…погибла моя семья. Из-за вас погибли мои друзья. Из-за вас погиб наш Король. Сколько еще нужно смертей, чтобы вы насытились?!

Она замахнулась, чтобы ударить его по лицу, но в последний момент рука ее замерла и задрожала. В его взгляде она прочитала глубокие переживания, но это все равно ничего не могло изменить.

Из головы не выходило, что все легенды вторили одно и то же: Властитель порабощал разумы наисветлейших существ, заставляя творить хаос против воли, но сердце ее рвало на кусочки. «Справедливый гвардеец, ты не станешь вершить самосуд» — прошипело в сознании.

Вместо удара она схватила его за плечи, слегка поднялась на носочки, отталкиваясь от плотного песка, и приблизилась к его лицу непозволительно близко, чтобы проверить свои ощущения. Норд дышал размеренно и не шевелился, лишь его взгляд непрерывно следил за ее движениями. Ветер взлохматил его цветные волосы, и она с остервенением схватилась за них другой рукой.

Ее губы настойчиво столкнулись с его, наполовину обезображенными; на одной стороне они таяли, словно мед, на второй же резали осколками, своей твердостью пытаясь оттолкнуть, но она не сдавалась. Норд не препятствовал, но и не поддавался ей, застыв подобно статуям вокруг.

Когда она оторвалась, капельки крови сорвались с ее губ там, где она поранилась