Классная штучка - Сьюзен Льюис

Боб стиснул зубы, так что скулы его побелели, и Элламария поняла, каких усилий ему стоит сдерживаться.

- Оденься, - сухо сказал он. Я подожду. Я отвезу тебя в театр.

- Конечно, в театр! Где весь твой гарем ждет тебя, не дождется. Теперь ты за Морин Вудли взялся, да?

Боб сжал кулаки.

- Что ты плетешь, черт побери?

- Думаешь, я слепая? Я видела, как она на тебя смотрит! Может, скажешь, что не замечал этого? Ты с ней заигрываешь, да, Боб? Теперь её очередь? Элламария Гулд выходит, входит Морин Вудли. Королева умерла - да здравствует королева! Тебе, наверно, от жены конские повадки передались. Ты ведь обыкновенный жеребец, верно? А, может, кобель? Что ж, будем считать, что одна кобылка под тебя больше не подстелится!

Боб метнул на неё испепеляющий взгляд.

- Господи, что за мерзость, Элламария! Как будто меня в какой-то клоаке искупали! Если ты и в самом деле так думаешь, то нам действительно лучше расстаться. Потрудись приехать в театр вовремя.

Прихватив пальто, он вышел, с грохотом хлопнув дверью.

* * *

В тот вечер Элламария Гулд сыграла лучшую роль в своей жизни. Никто не заметил, что с ней что-то неладно; только она сама знала, что творится в её душе.

После ухода Боба, она бросилась ничком на диван и разрыдалась навзрыд; все глаза выплакала. Актриса прекрасно понимала, что зашла слишком далеко. Наговорила такого, чего вовсе не думала. Словно внутри сломался какой-то механизм, из-за чего она полностью утратила всякую власть над собой. Больше всего её тревожило, что Боб теперь никогда её не простит. После учиненного ею скандала никогда не вернется к ней.

Когда Элламария приехала в театр, Боб был в своем кабинете, однако секретарша передала, что он просил его не тревожить, и Элламарии пришлось уйти. Уединившись в своей уборной, она заперлась изнутри, не желая ни с кем общаться. Она дала себе зарок, что отыграет спектакль, чего бы это ей ни стоило. Боб столько натерпелся сегодня из-за её невыдержанности и строптивого нрава, что она не могла - не имела права - подвести его.

Перед самым выходом, наложив последние штрихи грима, она посмотрелась в зеркало, однако увидела в нем только его лицо, растерянное и опечаленное; Боб смотрел на неё с немым укором, не понимая, что заставляет её произносить столь жестокие слова. Господи, и что её только за язык дернуло? Как она могла причинить такую боль Бобу, который не только любил её, но и ухаживал, как за ребенком, который никогда сам не обижал её.

По окончании спектакля, её трижды вызывали на бис, всякий раз подолгу, продлевая и без того нестерпимую агонию. Элламария понимала, что должна как можно быстрее сбежать, вырваться отсюда, прежде чем случится непоправимое.

В гримерную она бросилась бегом и снова заперлась в своей уборной. Кто-то требовательно стучал в дверь, несколько раз, но она не отвечала. Она знала, что это не Боб. После случившегося ему было нечего ей сказать.

Элламария закурила. В последние месяцы она курила очень редко - Боб был против, и она пыталась бросить курение. Однако сейчас ей нужно было хоть таким способом успокоить свои нервы.

Мысли унесли её в прошлое, на два года назад. Сколько времени они проводили вдвоем! Однако уже тогда она знала: когда-нибудь это кончится. Женатые мужчины никогда не уходят от жен - она всегда это себе повторяла, несмотря даже на то, что в глубине души пыталась этому не верить. Тем более такой мужчина как Боб. Верный и честный, она даже представить себе не могла, как тяжело давалась ему супружеская измена. Пусть даже изменял он жене, которую больше не любил. Да, Элламария прекрасно понимала, что их роман обречен на трагичную развязку. И все же, представляла она эту минуту совершенно иначе. Она надеялась, что расставание будет трогательным и даже нежным, с любовными словами. Совсем не так! Господи, за все они с Бобом ведь ни разу не поссорились, а тут - такое, причем полностью по её вине.

В дверь снова постучали, но Элламария не ответила. Ей не хотелось никого видеть. Она знала, что подруги ждут её, но сейчас ей было даже не до них. Вот был бы здесь её папа...

В глубине души она понимала, что обманывает себя: узнав о её романе с женатым мужчиной, папа пришел бы в ужас. Ведь она возлюбила чужого мужа Библия была строга на сей счет.

Опустив голову на руки, Элламария беспомощно разрыдалась.

Снова послышался стук в дверь. Затем голос:

- Элламария! Элламария! Это я! Можно мне войти?

Эшли. Бедняжка Эшли, на долю которой тоже выпало столько страданий. И которая, как и она сейчас, храбро пыталась держаться и не показывать вида, как ей плохо.

- Элламария! Ты там?

Она заставила себя встать и отпереть дверь. Затем отступила, позволяя Эшли самой открыть дверь, нажав на ручку. Однако, когда дверь открылась, Эшли она не увидела. Точнее - разглядела не сразу. Сначала она увидела перед собой море цветов, за которыми с трудом угадывалась миниатюрная фигурка Эшли.

- Что ты тут делаешь? - спросила Эшли. - Я уже подумала, что ты куда-то сбежала.

- Я просто грим снимаю, - соврала Элламария.

Сбросив охапки цветов на маленький диванчик в углу, Эшли подошла к Элламарии и присела рядом с ней перед трюмо.

- Все наши в баре собрались и ждут нас. Я хотела тебя поздравить. В жизни не видела более восхитительной игры... - Увидев заплаканные глаза подруги, Эшли осеклась. - Господи, что случилось? Ты плакала?

- Нет, - досадливо отмахнулась Элламария. - Просто в глаз что-то попало.

- А-аа, - протянула Эшли. Воцарилось короткое молчание. Потом Эшли сказала: - Он ждет в коридоре. Просил узнать, можно ли ему войти.

Элламария посмотрела на неё с оборвавшимся сердцем. Господи, неужели это правда?

- Так что ему сказать?

Элламария оглянулась на дверь. Затем её руки взлетели к глазам, и она поспешно посмотрелась в зеркало.

- На, - Эшли протянула ей бумажную салфетку. - Высморкайся и вытри подтеки под глазами. Пойду скажу ему, что путь свободен.

Элламария растерянно смотрела на свое отражение, даже не пытаясь привести себя в порядок. Что он хочет сказать ей? Он уже наверняка успокоился - Боб никогда надолго не заводился. А вдруг он хочет просто поставить все точки над "i"? Упорядочить их отношения, чтобы ничто не мешало их совместной работе в театре? А вдруг он вообще предложит ей уволиться? А роль её, пока не подыщут достойную замену, поручит дублерше. Господи, только бы не это! Все, что угодно, но не это.

Сзади послышался какой-то шорох. Обернувшись, Элламария увидела, что Боб уже стоит в дверях. Высокий, смуглый и подтянутый, с легкой сединой, пробивающейся в бороде и на висках. Лицо его казалось спокойным, однако костяшки сжатых в кулаки пальцев побелели от напряжения. Элламария вдруг поняла, что никогда ещё не любила его сильнее, чем в эту минуту.

Посмотрев на свои руки, она вдруг заметила, что изорвала салфетку в мелкие клочья.

- Я понимаю, что не заслуживаю прощения, - глухо пробормотала она, но, поверь - мне очень стыдно. Просто не представляю, что на меня нашло. Ты, конечно, никогда меня не простишь... и я тебя не виню, только... - она всхлипнула. - Прости меня, Боб, больше мне ничего не нужно...

- Элламария, я люблю тебя.

Она подняла голову.

- Что ты сказал?

- Я сказал, что люблю тебя, Элламария.

В следующее мгновение она очутилась в его объятиях.

- О, Боб! - вскричала она. - Я тоже тебя люблю! Боже, как я тебя люблю! Прости меня за все, что я тебе наговорила. В меня словно какой-то бес вселился. О, Боб! Никогда не оставляй меня! Умоляю тебя!

Прижав её к себе, он гладил её волосы и подрагивающие плечи.

- Ну все, успокойся, родная моя, не плачь, прошу тебя.

Элламария возвела на него заплаканные глаза, и Боб улыбнулся.

- Ну и видок у тебя, - сказал он, дурашливо качая головой и проводя пальцем по узким светлым полоскам, оставшимся от слез на её щеках. Взяв Элламарию за руку, он подвел её к трюмо, усадил и принялся вытирать её лицо салфетками, которые тут же смачивал холодным косметическим молочком. Время от времени он целовал её или смеялся, когда она досадливо вскрикивала из-за очередного неловкого движения. Покончив с гримом, Боб помог ей встать и раздел её.

- Надеюсь, ты прихватила с собой вечернее платье?

Элламария кивнула и указала на платье, которое висело на крючке, прибитом к двери.

Боб снял платье с "плечиков" и помог Элламарии облачиться в него. Затем застегнул сзади "молнию".

- Туфли?

- Вон там.

Снова усадив актрису в кресло, он снял с неё грубые башмаки Марии, заменив их на изящные туфельки.

Элламария протянула руку и погладила его по щеке; во взгляде её читалась нескрываемая нежность.

- Я не стою тебя, Боб.

- Нет, моя родненькая, это я тебя не стою, - возразил он. - Это я во всем виноват. Я должен был сам обо всем догадаться. Тебе было так трудно, а я вел себя как последний эгоист. А тут ещё и премьера подоспела, Рождество на носу, да и с родителями ты так давно не виделась. Даже представить невозможно, сколько тебе довелось пережить. Мне страшно жаль, что я всего этого раньше не понял. И жаль также, что я так ничего жене и не сказал. Но я непременно ей все расскажу, моя родная. Обещаю, вот увидишь.