Против зерна: глубинная история древнейших государств - Джеймс С. Скотт

Если государственное строительство зависело от контроля, сохранения и расширения концентрации зерна и рабочей силы на аллювиальных равнинах, то возникает вопрос: как древние государства смогли обрести власть над этими зерночеловеческими модулями? Потенциальные подданные гипотетического государства явно имели прямой и непосредственный доступ к воде и приливно-отливному земледелию, а также к разнообразным ресурсам пропитания помимо земледелия. Одно убедительное объяснение того, как земледельцев удалось объединить на одной территории как подданных государства, – климатические изменения. Ниссен утверждает, что период с 3500 до 2500 года до н. э. характеризовался резким снижением уровня моря и объема воды в Евфрате. Усиливающаяся засуха привела к сокращению реки до ее основного русла и притоков, поэтому население сосредоточивалось вокруг оставшихся водных артерий, а засоление почв в районах, оставшихся без воды, резко уменьшило размеры пахотных земель. Постепенно население достигло поразительной степени концентрации и стало более «городским». Ирригация была крайне важной и стала более трудоемкой – часто требовала подъема уровня воды, поэтому доступ к вырытым каналам был жизненно необходим. Города-государства (например, Умма и Лагаш) боролись за пахотные земли и доступ к воде, чтобы орошать их. Со временем с помощью барщины и труда рабов была создана разветвленная сеть искусственных каналов. Если предлагаемый Ниссеном сценарий порождения засухой демографического последствия в виде концентрации населения верен (сценарий имеет убедительную доказательную базу), то у нас появляется правдоподобная версия становления государств. Недостаток воды для орошения приковывал все больше населения к не страдающим от засухи районам, тем самым исключая или снижая важность альтернативных форм пропитания, таких как собирательство и охота. По мнению Ниссена, «мы уже наблюдали подобное в прежние эпохи, когда наметилась тенденция концентрации поселений вдоль русел крупных рек, а районы между реками теряли население»[101]. Затем климатические изменения, усиливая тот тип урбанизации, при котором 90 % населения жили на территории примерно в 30 гектаров, ускорили развитие зерно-человеческих модулей – идеальной основы государственного строительства. Засуха стала его незаменимой служанкой, обеспечивая доставку сконцентрированного населения и зерновых в протогосударственные пространства, которые в ту эпоху просто не могли возникнуть иным способом.

По всей вероятности, практически повсеместно, а не только в Месопотамии первые государства развивались именно таким образом. Высокая концентрация зерна и рабочих на почвах, которые только и могли ее обеспечить (аллювиальных или лессовых), максимизировала возможности присвоения, стратификации и неравенства. Государство колонизировало это ядро как свою производственную базу, увеличивало его размеры, интенсифицировало производство и время от времени создавало инфраструктуру (транспортную и оросительную), чтобы откормить и сберечь ту курицу, что несла ему золотые яйца. В терминах, указанных ранее, можно назвать эти формы интенсификации конструированием элитной ниши посредством изменения ландшафта и экологии так, чтобы повысить производительность среды обитания. Безусловно, только при наличии плодородных почв и доступа к воде можно было полагаться на экологические ресурсы для интенсификации земледелия и демографического роста, поэтому только в таких условиях и могли появиться первые бюрократические государства.

Однако развитие государств в Месопотамии не было линейным. Продолжительность жизни малых форм государственности на аллювиальных равнинах, как и их подданных, была крайне мала. Периоды междуцарствий случались чаще, чем «царствия», а эпизоды краха и распада были обычным явлением. Как мы уже видели, поздненеолитический протогородской комплекс даже в самых благоприятных условиях был рискованным предприятием. Ему угрожали непредсказуемые ливни, наводнения, нападения вредителей и болезни растений, скота и человека, которые могли смести поселение с лица земли или, что более вероятно, вынудить его жителей спасаться бегством, рассеявшись по местности в качестве охотников, собирателей и скотоводов.

К серьезным рискам густонаселенного неолитического комплекса возникновение государства добавило дополнительный слой угроз и хрупкости, пример чему – налоги и войны. Налоги в натуральной форме (зерном, скотом) или в виде трудовых отработок означали, что земледелец должен был работать не только в своем домохозяйстве, но и на фонд ренты, которую элиты присваивали для пропитания и демонстрации власти, хотя в голодные годы могли раздавать населению зерно из своих амбаров, чтобы сохранить подданных. Сложно сказать, насколько тяжелым было налоговое бремя, но оно, несомненно, различалось по историческим периодам и государственным образованиям. Если говорить об аграрной истории в целом, то вряд ли налог зерном составлял меньше пятой части урожая. Получается, что земледельцы постоянно балансировали на грани выживания: неурожай и без налогов означал голод, а неурожай в сочетании с налогами – полное разорение и погибель.

Обнаружена масса свидетельств частых войн между соперничающими городами-государствами южных аллювиальных равнин. Сложно сказать, насколько войны были кровопролитными, но, учитывая ценность человеческих ресурсов для всех первых государств, скорее всего, войны были разрушительными, а не кровопролитными. Согласно одной оценке военных столкновений государств-сверстников аллювиальных равнин, их население всегда балансировало на грани выживания за исключением тех моментов, когда победившая армия возвращалась домой с добычей и данью[102]. Выигрыш победителя означал проигрыш побежденного, но не только: военные действия означали сожжение засеянных полей, захват зернохранилищ, воровство скота и предметов домашнего обихода, т. е. своя армия была не меньшей угрозой для населения, чем армия врага. Первые государства, переменчивые, как погода, чаще были угрозой для выживания своего населения, чем его благодетелем.

Агрогеография государственного строительства

В самом простом материальном смысле архаические государства были аграрными и нуждались в определенном излишке продуктов земледелия и скотоводства, чтобы его изъять и прокормить свой непроизводительный класс – чиновников, ремесленников, солдат, священнослужителей и аристократию. Учитывая транспортную инфраструктуру древнего мира, это означало максимальную концентрацию плодородных земель и необходимых для работы на них человеческих ресурсов в минимальном радиусе. Поздненеолитический переселенческий лагерь, возникший на плодородных аллювиальных почвах, оказался удобным и готовым ядром-средоточием людей и зерна, в котором можно было создавать государство.

Можно еще больше конкретизировать географические условия, необходимые для государственного строительства, – только самые плодородные земли, урожайность которых в расчете на гектар позволяла прокормить большое население на компактной территории и гарантировать налогооблагаемый излишек. Речь идет о лессовых почвах (создаваемых ветрами) и аллювиальных (формируемых наводнениями). Вторые, исторический дар ежегодных разливов Тигра, Евфрата и их притоков, стали фундаментом государственного строительства в Месопотамии: нет аллювиальных почв – нет государства[103]. Если предсказуемые наводнения без катастрофических последствий позволяли, то развивалось приливно-отливное земледелие на легко обрабатываемом плодородном иле (в Египте вдоль побережий Нила), и тогда плотность населения могла серьезно увеличиться. То же самое можно сказать о древнейших государственных центрах Китая (династии Цинь и Хань), которые появились на лессовых почвах по берегам Желтой реки, – здесь плотность населения достигла редких для доиндустриальных обществ показателей. Чтобы понять логику развития китайской