Миллениум - Николай Симонов

Центурион Сансара захотела проводить его до фактории, чтобы заодно проверить, как подопечные Урсулы несут на этом направлении дозорную и караульную службу. Она и ее боевые подруги: Гита, Старая Дося и Агафья, — уже находились на галере, взойдя на борт судна на якорной стоянке у Верблюжьей горы. Вместе с ними на верхней палубе расположился отряд учениц среднего возраста (15–16 лет) во главе с их командиром Старой Любавой. Сансара с разрешения капитана Тараса взяла их с собой прокатиться до вспомогательного причала. Накануне во время тренировочного боя шестами и деревянными мечами ученицы-подростки задали юношам-новобранцам из Эльдорадо такого трепа, так изукрасили их синяками и ссадинами, что тем стыдно было показываться своему "папе", то есть Павлову, на глаза.

Ученицы были одеты по-летнему: длинные до колен рубахи из грубого неокрашенного холста, перепоясанные широким кожаным ремнями, к которым крепились поясные ножи. На локте левой руке они держали легкие серповидные щиты, обтянутые рыбьей кожей, а в правой руке — связки метательных копий длиной около 1 м. За спинами у некоторых, но далеко не у всех, были чехлы с луками и колчаны со стрелами. Право на ношение боевого лука еще следовало заслужить. Вместо кожаных шлемов по форме им были положены войлочные шапки, а волосы на голове разрешалось стричь уже не так коротко, как младшие ученицы, а "под горшок".

Среди высадившихся на берег и выстроившихся в шеренгу почетного караула учениц Павлов узнал Степу — дочь Корнея и Музы, младшую сестру покойной Виктории-воительницы. Девочка выросла с "коломенскую версту", но была также худа, как и прежде. Вслед за ученицами на берег высадились Центурион Сансара и Гита. Выслушав приветствие Старой Любавы — начальницы отряда учениц, Павлов поблагодарил ее и Центуриона за оказанное его подопечным внимание и гостеприимство.

Сансара собралась было отдать Любаве приказ отправляться с отрядом в военный лагерь, но Павлов ее опередил: сделал ей знак и попросил вызвать из строя Степу — дочь Корнея и Музы из рода Белохвостого Оленя. Сансара удивилась, но просьбу его выполнила. Степа, передав подругам свой щит и связку метательных копий, с испуганным и растерянным видом, вышла из строя. Павлов по-орландски попросил ее, чтобы она подошла к нему. Когда девочка, сутулясь, к нему приблизилась, он снял с себя дорогой узорчатый пояс с прицепленным к нему трофейным кинжалом из уральской стали и вручил ей со словами:

— Это — тебе! Носи! Будь такой же отважной и смелой, как твоя сестра Виктория!

Степа с испуганно-умоляющим выражением лица посмотрела на Центуриона. Сансара улыбнулась и кивнула головой. Степа взяла подарок и вернулась в строй.

— Любава, есть ли среди твоих бойцов родные и двоюродные сестры Памелы, Забавы и младшей Доси, а также сестры дочерей Панкратия и Тихона из рода Красной Лошади и Остапа из рода Желтого Быка? — обратился он к начальнице отряда.

Любава, недолго подумав, вызвала из строя шесть учениц. Павлов попросил у нее разрешения, чтобы девочки, которых она назвала, ненадолго задержались, и пока Ириска прощалась с женами своего брата Аркадия и со старшими женщинами из рода Росомахи, рода Куницы и рода Черного Кабана, он успел спуститься по сходням на галеру и вернуться на берег с двумя матросами. Матросы вынесли с собой тяжелый, кованный медью, оружейный ящик их высочества принца Тезей-хана.

Открыв ящик, Павлов подозвал к себе юных амазонок и вручил им ценные подарки в виде парадного холодного оружия, которым, как он прекрасно понимал, они сами пользоваться, наверняка, не станут, а передадут своим отцам и старейшинам. Таким образом, он воздал честь и хвалу всем погибшим за него орландам, что на сородичей покойных произвело очень сильное впечатление. Шурин Аркадий воспринял его широкий жест по-своему, и, прощаясь с Павловым, шепотом, сказал ему на ухо следующее:

— Спасибо, брат! Теперь "лошади" и "быки" встанут на мою сторону. Я обойду Кочубея, поскольку все знают, как плохо он тебя и мою сестру Ириску принял.

Когда "Лимузина" проходила мимо Главного причала, Павлов заметил, что бесхозные плоты, которые в день его прибытия на Красные Камни помешали ему пришвартоваться к большой причальной стенке, убраны.

На Главном причале было тихо и малолюдно. Два молодых охотника из рода Куницы перетаскивали с легкой каркасной лодки на причаленный к берегу плот убитую ими утром на водопое косулю. Завидев приближающуюся галеру, охотники дружно прокричали: "Доброе утро! Счастливого пути!" — и приветливо помахали рукой. На ступеньках широкой лестницы играли дети. Молодая женщина, склонившись над водой, вымачивала оленью шкуру. За ее спиной стояла девочка-подросток в нарядном сарафане, перенимая у матери, а может и старшей сестры опыт выделывания замши. Пахло дымом костра и чем-то паленым, наверное, жженым пером.

На подходе к Перламутровой башне Павлов обратил внимание на двух мальчиков в возрасте 7–8 лет, которые бежали вдоль берега и что-то кричали. Это были братья-близнецы Рико и Люк. Впереди них бежала и громко лаяла большая собака черно-белого окраса, но это уже был точно не Гром.

……………………………………………………………………………………………………

Путешествовать на "Лимузине" в качестве пассажиров Сансара и ее боевые подруги сочли ниже своего достоинства. Посидев около получаса для приличия вместе с Павловым и его супругой Ириской за столом, который шеф-повар Рутений установил под фок-мачтой и накрыл лучшими яствами и винами, они перешли на нижнюю палубу и присоединились к команде гребцов. Они уже знали, где взять запасные весла, и какие банки свободны. Вскоре с нижней палубы послышались их звонкие голоса:

"Эй, эй, навались! Весла мельницей крутись!

Кормовой! Не зевай! И на мель нас не сажай!"

Воительницы запели орландскую народную "Песню гребца", под слова и ритм которой они ходили на своих лодках. Только, вот, для длинных весел и более плавного и размеренного рывка и гребка эта песня не очень подходила. Убедившись в этом, воительницы замолкли, и уже вскоре вместе гребцами "Лимузины" дружно выкрикивали крепкое словцо "Лямбда!" Право, сложно ответить на вопрос, что это слово означало, поскольку на древнем илинойском наречии "лямбда", это — и буква алфавита, и локтевой сустав, и двускатная крыша, и даже две женские ножки, расставленные самым соблазнительным образом.

Ириска, когда они остались за столиком вдвоем, призналась, что ее укачивает и немного подташнивает. Павлов предложил ей перейти в каюту в носовой части судна, но супруга замялась. Павлов сразу понял, в чем дело, сходил в каюту, выгнал из нее наглых "фрейлин", развалившихся на его кровати, и приказал им драить верхнюю палубу.