Это небо (ЛП) - Доутон Отем
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как ни странно, жизнь в Сан-Диего входит в колею. Дни проходят быстро, протекают сквозь пальцы плавно и легко, как вода.
По словам Джули, я расслабилась, потому что утихло таблоидное безумие вокруг Рена. Я больше не боюсь увидеть свое лицо на журнальной обложке, когда подхожу к кассе в продуктовом магазине. Письма и звонки от репортеров почти прекратились. Я знаю, как одолеть это препятствие.
Я работаю, играю, провожу время с Лэндоном. Я берегу себя, делаю глубокие вдохи, намеренно сбавляю темп.
Я не отвлекаюсь.
Я сосредотачиваюсь.
Я запоминаю.
Я цепляюсь за каждое выражение, каждое прикосновение, как животное копит пропитание перед надвигающимися заморозками.
По ночам мы лежим нос к носу, касаемся друг друга пальцами, руки зажаты между нами, мы рассказываем истории, пока в горле не начинает першить, а веки не опускаются.
Я узнаю Лэндона. Шаг за шагом. Миг за мигом.
Однажды вспомнив то, что Клаудия рассказывала о детстве, я спросила его о родителях. В темноте моего лица он не видел — наверное, поэтому я и задала этот вопрос, хоть и знала, что это против правила «не копаться в прошлом».
— Отца нет, — пожал он плечами, словно ему все равно. — А о матери тебе знать незачем.
Разумеется, я настояла:
— Почему?
Он молчал. Я чувствовала, как у него вздымается и опадает грудь. Я чувствовала, как у него тикает сердце. Когда он наконец-то зашептал мне в волосы, я закрыла глаза и прокручивала слова в голове, чтобы понять правильно.
— Она торговала наркотой.
Я охнула, задеревенела, из-за реакции почувствовала себя дурой. «Торговала наркотой?» А я-то считала своих родителей плохими, потому что они бросили меня и уехали за тридевять земель.
— Я не хотел говорить. Ты слишком хорошая и не поймешь. Мое детство… черт… не было приятным.
— Мое тоже, — ответила я, вспомнив об Эндрю.
— Дружки матери любили напиваться в хлам и колоться, а еще любили шпынять меня.
Я напряглась сильнее. Глубоко дыша через нос, я прошептала:
— Твоя мать их не останавливала?
— В твоем мире родители поступают так. А в моем они торчат и забывают о вашем с сестрой дне рождения. Они пропадают на несколько дней. Деньги, отложенные на продукты, они тратят на наркотики.
Сердце упало.
— Лэндон, я…
— Не хочу об этом говорить, — прошептал он, прижавшись губами к моему виску. — Давай забудем.
— Я… я…
Разве такое можно забыть?
Лэндон обнял меня крепче.
— Пожалуйста.
— Но…
Я не успела произнести ни слова: он оборвал меня обжигающим поцелуем, сигнализирующим об окончании разговора.
Я не забыла о том, что он рассказал. Не могу. Но после этого правил я больше не нарушаю. Мы ловко избегаем щепетильных тем: Рена, наших семей, будущего. Мы заворачиваем обрывки нашей жизни в мерцающие вспышки, словно накладываем веселую попсу на нарезку из фильмов.
Я рассказываю о педагоге по актерскому мастерству, который вынудил нас лечь на пол, прижать колени к груди и представить, что мы в утробе. Лэндон говорит о воде. Кончиками пальцев он рисует волны на моей обнаженной коже. Я смешу его пародией на Губку Боба Квадратные Штаны и историей об ужасном первом поцелуе, случившемся за боулинг-клубом, если вам это о чем-то говорит.
Когда между нами не остается ничего, кроме слов и золотистой кожи, раствориться в нем так просто. Это естественно и правильно. Я понимаю, что происходит, только когда взволнованное сердце сливается с его сердцем, наши жадные вздохи звучат в унисон. Когда его глаза отражают лучи света, напоминающие паутину, а он крепким телом вдавливает меня в землю, легко позабыть, что вместе мы не навсегда.
Глава 14
Джемма
Клаудия вскидывает бровь, когда замечает, как мы идем к барной стойке.
— Ничего себе!
С улыбкой опускаю глаза на черные берцы, взятые у Джули.
— Мы хотели проникнуться духом мероприятия.
— Сознайся: тебя сюда так и тянет.
— Я… — Я пытаюсь сглотнуть.
— Тянет, — подтверждает Джули, улыбаясь во весь рот, и щекочет мое предплечье. — Она сменила четыре прикида, красилась сорок пять минут. Это прелестно.
— Стоп! — Шлепаю ее по руке, усаживаясь на табурет. — Красилась я долго, потому что не привыкла к бордовой помаде и сантиметровому слою пудры. Ну правда, нельзя, что ли, в выходной выпить с друзьями?
— Я хотел пойти в «Дон Педро», — фыркает Смит, — потому что сегодня тако-вторник, но она, — показывает он на меня большим пальцем, — настояла, чтобы сначала мы зашли в «Тетю Золу». Сказала: «Просто так», — от души хохочет он.
— Не просто так, — защищаюсь я, все это время осматриваю бар в поисках Лэндона. — Сегодня вечеринка девяностых. Интересно же посмотреть. Вы что, не рады, что мы пришли? Тут и живая музыка, — настаиваю я на своем и показываю на сцену, — и светящиеся палочки, и идиотские наряды, и…
— Мой брат? — со знающей улыбкой договаривает Клаудия.
Господь всемогущий.
— Ага. Девочка подхватила любовную лихорадку.
— Втюрилась по уши, — заявляет Джули.
Она поправляет бретель комбинезона, который выудила из закромов шкафа. В ответ на вопрос, где она его взяла, она метнула в меня острый взгляд и сказала, что мне незачем знать. Пожалуй, она права.
— Ни в кого я не втюрилась, — закатываю я глаза.
— Втюрилась! — Она поворачивается к Смиту с Клаудией. — Утром она пела в душе, я все жду, когда же из груди вылетит стайка бабочек.
— Спасибо, что поделилась этим любопытным фактом, Джулс, — говорю я с сарказмом в голосе.
— Тили-тили тесто, — напевает Клаудия.
— Нет-нет! — Прячу лицо в сгибе локтя, тяжелые серебряные серьги ложатся на руки. — Эй, люди! Разбитое сердце? Интрижка? Бридж-кредит? Говорит вам о чем-то, нет? — Они молчат, я поднимаю голову и продолжаю: — Мы с Лэндоном договорились.
— Договорились они, ну-ну, — бормочет под нос лучшая подруга.
— Я веду себя ровно так, как предложила ты, — напоминаю я с робкой улыбкой. — Не драматизирую. Не доверяю. Ничего не жду. Лэндон… — «Лэндон кажется разумным», — мне нравится, но это лишь способ отвлечься, пока я разбираюсь, что к чему. Пожалуйста, не усложняй. Мы уже решили, что просто развлекаемся.
— Что значит «развлекаемся»? — Клаудия выставляет четыре стопки.
Постукиваю пальцами по стойке и облизываю губы.
— Ну скажем, наслаждаемся чем-то или веселимся.
— Ты же понимаешь, о чем я, — закатывает она глаза, между тем разливает водку и «Блю Кюрасао». — Я хочу понять, что происходит между тобой и Лэндоном.
Я тяжело вздыхаю.
— Как-то странно обсуждать это с его сестрой, — делаю я акцент на последнем слове, — но если ты правда хочешь знать, мы друзья с привилегиями. Ничего серьезного. Точка.
Джули с Клаудией переглядываются.
— Вчера я застукала ее, когда она досматривала «Дневник памяти», а меньше недели назад она цитировала «Комнату с видом».
— Неправда, — яро возражаю я. — Это было десять дней назад.
— О, пардоньте, — язвительно смеется Джули.
Как бы ни хотелось верить, что все мои слова — правда, в глубине души я знаю, что несу полную чушь. Серьезно все, что происходит с сердцем. Меня тянет к Лэндону не только на физическом уровне, и это пугает.
Каждый день приходится напоминать себе о границах. Никаких обязательств. Никаких сожалений. Грустно, однако, но изначально правила выдвинула я. Это было мое решение. Впрочем, Лэндон спорить не стал, так ведь?
— Земля вызывает Джемму!
Джули щелкает пальцами перед моим лицом; видимо, на несколько минут я ушла в мысли.
— Извини, — смущенно бурчу я.
— Ничего страшного. Мы знаем, что ты улетела на Ла-Ла-Лав Ленд.
Со вздохом я приваливаюсь к стойке и зажмуриваюсь.
— Ребят, между мной и Лэндоном нет ничего серьезного, я не подхватила любовную лихорадку. Я попранная женщина, которую интересуют страсть и секс.