Плюсик в карму 2 (СИ) - Штефан Елена

Лавэ устало кивнул.

— Если господин Дрири не против. Что еще?

— Надо поговорить.

— Организуйте работу медикуса и приходите в кабинет.

— Слушаюсь.

Ну, хоть какой-то хороший момент за все это кошмарное утро — даешь внезапную диспансеризацию коллектива.

— Оплату нгурульим ядом возьмете, док? — игриво уточнила Ольга, лихорадочно прикидывая, где найти местечко под медосмотр, благо, что этому доктору ни УЗИ, ни медсестра не требовались. Все сам.

— Возьму, — не менее игриво отвечал целитель. — Вы ведь хотите, чтобы я всех посмотрел?

— Если сможете, — осторожно уточнила Ольга. Магический резерв — штука капризная.

— Диагностика и мелкое целительство, вроде ранок и воспаленных желудков. Это смогу, если пообещаете попросить у лавэ тоник. У него есть, я знаю. И расскажите мне, голубушка, что такое «док»…

Глава 16

С чем вы к нам, так сами от того же и это самое

Тоник у лавэ, действительно, был. И он вполне безропотно им поделился. А чего не поделиться, если пойла — целый графин? Поможет медикусу — хорошо, а Раиму это зелье уже не помогало. С тех пор как в его жизни появились иномиряне, был распечатан уже второй графин, хотя раньше бодрительное — глоточек-другой — он пользовал только в экстренных случаях вроде соревнований. А нынче впору успокоительное употреблять. Разговор с Ольгой предстоял пренеприятный, и что самое отвратительное — Раим чувствовал себя круго́м неправым. И то, что он искренне заблуждался — не оправдание. В данный момент Раима больше всего грызло разочарование в Энвере Рансу.

И в себе.

Он же из рода Шенолов! Менталист! Только шельмы и королевский архивариус знают, в каком поколении! И не из последних — если поднатужится, может и королям противостоять! А не разглядел… Нет, Раим, безусловно, знал, что Энвер бредит желанием стать наездником, но не замечал, насколько это стремление стало порочно-болезненным.

Лавэ прекратил метания из угла в угол — вот оно…

Именно так!

Желание стать наездником, а не желание приобрести напарника-нгурула! Все наездники, как потомственные, вроде него самого, так и случайные, вроде Оли и Павла, начинали с того, что влюблялись в огромных, нелепых и ужасающих зверей с первого взгляда. Раз и навсегда. Пастухи тоже люди особенные — преодолеть нутряной и совершенно оправданный страх перед этой устрашающей мощью не каждому дано. Тоже, знаете ли, некоторая влюбленность требуется, или — на крайний случай — симпатия и уважение.

А Рансу… Когда Энвер, такой удобный помощник, умный советчик и пламенный единомышленник успел так измениться? Или это он, Раим не видел, то что творилось у него перед носом? Откуда это немыслимое высокомерие в давнем друге? Ведь он даже не из особо родовитых. А отношение к Ольге? Раим не пожалел красок, живописуя другу достоинства иномирянки! Редкой доброты женщина, редкой! Спокойная, милая, ответственная. А знания и навыки? Дня не хватит, чтоб все вспомнить. Да расскажи кто подобное Раиму, он бы уже изнывал от любопытства и желания познакомиться поближе с таким экзотическим человеком!

Внезапный интерес короля — единственное, о чем пришлось умолчать. А вместе с этим и об истории спасения хутора. Вот бы Энвер удивился.

А что делает старый друг? (И остро встает вопрос — друг ли?) А старый, проверенный друг словно взбесился! Откуда такая оголтелая непримиримость? С дамой войну затеял! И из-за чего? Из-за того, что она подлость подлостью назвала? Такое чувство, что главный пастух вполне разделял мнение некоторых из отряда — наезднику можно все!

Был еще один момент. Настолько странный, что Раим титаническим усилием заставлял себя об этом думать. Глаза главного пастуха, когда он смотрел на мятущегося Раша, были абсолютно спокойны. При мысли, что на месте Раша могла быть маленькая Тыря, а в холодной лежал бы труп Павла, Раима скручивало судорогой. Они со Свапом обожали ласковую наглюшку. И сколько в этом обожании чувств Свапа, а сколько Раима — совершенно неважно. Наездник всегда принимает все настроения своего партнера. Сколько раз обсуждалось, и Энвер соглашался — нгурулы не просто звери, они отчасти разумны, и уж точно — способны на сильные, осмысленные чувства. Откуда же такое безразличие к страданиям осиротевшего зверя? Только за одно это сто́ит разнести в дым ментальные заслоны главного пастуха и докопаться до первопричин.

Раим с удивлением признался себе, что подобная перспектива не вызывает у него отторжения.

За то, что поддержал Варгу в его подлости, за то, что подтолкнул на еще одну низость. Да просто за отношение к Оле, в конце концов! Барьеры он ломать полез! Ну подонок же!

А Ольга-то какова! «Не твоего уровня защита!» И не понимала ведь, глупая, с затаенной лаской подумал Раим, что там не только защита амулета работала. Что вдобавок к артефакту она свои собственные щиты подняла. И очень серьезные. Потрясающие инстинкты у его помощницы.

Скоро она придет и он будет извиняться, крепко извиняться. За своих подчиненных, которые напали на ее племянника, за то, что ей пришлось увидеть страдания Раша, за краткое, но от этого не менее острое горе щеночки. А главное — за то, что дал слабину и не пресек недостойное поведение своего человека.

Управляющая шла назад, в кабинет шефа и улыбалась. Чуть-чуть, едва заметно. Но, так заразительно. Редкие, попавшиеся навстречу всадники (а иным на барском этаже делать нечего) улыбались в ответ. Лиц Оля не видела, но кивки головой различала. Или это были неловкие поклоны? Она кивала в ответ и шла дальше. «Гусиные лапки» у глаз делали ее взгляд особенно лучистым, а губы сущую малость подрагивали, удерживая слова. Ну не идти же по коридору, разговаривая с само́й собой? Хотя Оля и разговаривала. Мысленно. Как раз с медикусом Дрири. Точнее, обзывала его прохиндеем, жуком, наглым марионеточником и прочими ласковыми синонимами на русском и нрекдольском. Делала она это увлеченно и со вкусом, но без всякого зла. Дрири, действительно, чуточку сшельмовал, но так мило.

Ольга, как договаривались, принесла в его импровизированный приемный покой заказанный тоник от лаве, а этот манипулятор от целительства взял и заставил ее, Ольгу, выпить содержимое ею же принесенной склянки! Да еще приговаривал так покровительственно:

— Пейте, пейте, голубушка. Вам это сейчас нужнее нужного. Скандал ведь учинять собрались, так? Вот и пейте! Для приличного скандала сил требуется много, а у вас их нет, я же вижу! Наш замечательный лавэ Шенол очень вас ценит, Ольга, но заботиться о сотрудниках он просто не обучен. Не учат такому во дворцах. Раиму, бедолаге, и в голову не придет предложить вам стимулирующего. — Медикус заговаривал Ольге зубы тоном доброго пастора, наставляющего детушек на путь истинный, а сам подталкивал к ее рту пузырек.

— А вы как же, док?

— А я, драгоценная госпожа Вадуд, — подмигнул интэ, — на вызовы без вот этого не хожу. Правило у меня такое, горьким опытом выстраданное. — Дрири продемонстрировал плоскую серебряную фляжку карманного образца и встряхнул ее. Во фляжке выразительно плескалось. И Оля решилась. Тем более что напиток приятно пах хорошим травяным бальзамом, только без спиртовой нотки в аромате.

На вопрос: зачем медикусу понадобилось гонять туда-сюда несчастную женщину, остался без ответа. Вот зачем, спрашивается? Можно же было просто попросить у лавэ это чертово бодрилово, так нет, противный интэ устроил ей променад по коридорам и этажам — заняться управляющей больше нечем! Настырный док все вопросы проигнорировал, просто развернул Олю за плечи и деликатнейшим образом выпер за дверь.

— Все-все-все, ступайте, голубушка. Карайте виновных, защищайте невинных, спасайте нгурулов. До обеда у вас сил хватит. А мне не мешайте. Следующий! У кого там раны? Эти идут первыми.

Вот и топала Оля к покоям лаве. Топала и понимала — все он правильно сделал, ее замечательный док. Напиток помогал и здорово. Не так, как подстегивает организм энергетик, напичканный синтетическим кофеином, а куда бережнее. Эта штука не только тело бодрила. Эмоции стали чуть другими. Упорядоченными, что ли? Злость осталась злостью, обида — обидой, жажда мести по-прежнему кипятила кровь, то теперь над этими эмоциями довлела рассудочность. Ольга вдруг поняла, зачем Дрири так поступил — он выиграл для нее время. Дал лекарству подействовать, а ей, Оле, осознать свое состояние. Под размеренный шаг вообще хорошо думалось и Оля теперь точно знала о чем будет настоятельно просить лавэ.