Путь солдата - Борис Малиновский

– Подожди немного,- остановил меня Ипполитов.

И почти сразу же после его слов многочисленные разрывы окружили и затрясли блиндаж. Обстрел кончился так же внезапно, как и начался.

– Теперь иди, – сказал Саша, – они, гады фашистские, по расписанию сегодня работают!

Я попрощался, вылез из блиндажа и побежал обратно, подстегиваемый автоматными очередями, запахом тола, идущим от только что избитой минами земли, и уханьем тяжелых снарядов, время от времени рвущихся где-то справа. Запыхавшись, устав, пошел быстрым шагом. Хотелось скорее выйти из опасного места. У блиндажа, где отдыхал по пути на НП, увидел лежавшего навзничь мертвого красноармейца. Принес ли его кто сюда или тут его и убило – кто знает? Я не стал заходить в блиндаж и пошел не останавливаясь до самых огневых позиций.

В штабной землянке Тирикова не было, его вызвали на командный пункт полка. Пока я ходил, одна из наших батарей, находившаяся почти рядом со штабом дивизиона, открыла стрельбу. Враги засекли ее: едва забрался в землянку, как кругом стали рваться снаряды. Было разбито орудие. Нам тоже досталось: один из снарядов упал у входа в землянку. К счастью, только напугал нас – не разорвался…

Я понимал, что батарею нельзя оставлять на старом месте. Как только она снова откроет огонь, ее могут уничтожить. Не исключен налет и сегодня ночью: тогда на месте батареи останется месиво из земли, снега и железа и никакие укрытия не спасут орудия. "Надо готовить запасную огневую позицию",- решил я и распорядился за Тирикова. За ночь ОП была оборудована: сделаны укрытия для орудий и снарядов, блиндажи для орудийных расчетов. Я подготовил данные для стрельбы, выбрав целью вражескую передовую впереди НП, на котором только что побывал и в правильности координат которого не сомневался. Подошедший Тириков одобрил мое решение.

Перед рассветом связь восстановилась. Командир батареи, узнав о случившемся, приказал перетащить орудия на новые огневые. За какой-нибудь час батарея снова была готова к стрельбе…

Через несколько дней поступил приказ сменить места наблюдательных пунктов, приблизить их максимально к немецкому переднему краю, чтобы, по возможности, вести прицельный огонь. Стало еще труднее: стояли трескучие морозы, а на глазах у немцев невозможно было построить блиндаж или вырыть землянку, разве что яму в снегу. Пищу доставляли на передний край остывшей, а иногда и замерзшей. Даже чтобы дотащить термос до НП, надо было проявить немало мужества. Помню случай, когда один из бойцов струсил и вернулся с полным термосом, так и не накормив наших разведчиков, радистов и Мартынова. Новиков, бывший в этот день на огневых, вытащил пистолет и приказал бойцу немедленно идти обратно, пообещав расстрелять, если он не отнесет пищу своим же товарищам. Фамилию бойца не называю. Позднее он был награжден медалью "За отвагу".

Мы никогда не теряли убитыми и ранеными столько людей, как в эти дни. На передовой наступил критический момент. Нет возможности укрыться от обстрела, согреться от лютого мороза; даже чистого снега для утоления жажды стало трудно найти. Гасла надежда уцелеть. В таких условиях теряла смысл сама жизнь, она становилась тягостной, с ней легко было расстаться, не дожидаясь осколка или пули, если расслабиться, опустить руки, сказать себе: все равно убьет… Но мысль, что такая гибель равносильна предательству, что все эти муки придется принимать кому-то другому, если струсить, сподличать, не выдержать до конца, заставляла людей все перенести, выстоять. Не зря сказал Ипполитов, что он родился дважды, высокое чувство гражданской ответственности в нем родилось именно на Северо-Западном фронте!

Посылая письмо домой, я не выдержал, захотелось, чтобы родители хоть немного почувствовали всю тяжесть фронтовой обстановки:

"…Вы, наверное, судя по газетам, думаете, что здесь боев нет – о нашем фронте сводки ничего не говорят. Но война здесь идет жестокая. Убитых немцев по высотам и лесам валяется порядком. Таких боев я еще не видывал! Черт бы побрал этого Гитлера,- свалился он нам на голову! Но мы его, конечно, вразумим! Только сегодня одни мы выпустили полторы тысячи снарядов! А бывают деньки и погорячее!"

Никогда после от нас не требовалось столько духовных и физических сил, сколько их было отдано за две недели боев под Горбами!

…В один из дней Новиков и Мартынов пришли с НП в штаб дивизиона. Кроме меня, в блиндаже никого не было. Поздоровавшись, растянулись на нарах, покрытых елочными лапами. Новиков стал рассказывать что-то смешное про Мартынова. Я молчал. Мы только вчера потеряли одного из командиров батарей. Нового офицера еще не прислали. "Почему Новиков не назначает меня командиром батареи? Ведь справился бы, а значит, смог бы делать больше, чем делаю,- с обидой думалось мне,- и так было бы честнее перед самим собой! Может, Новиков считает, что я не настоящий офицер, раз получил звание на фронте, без военной школы? Да еще всего четыре месяца назад? Или кто-то сказал ему о моих раздумьях, когда он назначил меня командиром взвода? Но они уже в прошлом!" Не Сучан, так Горбы сделали из меня другого человека: теперь не раздумывая согласился бы на предложение принять батарею.

Командир дивизиона, словно разгадав мои мысли, перестал шутить и сказал:

– Слушай, Малиновский! Я ведь понимаю, почему ты молчишь. Ты хочешь, чтобы я тебя назначил командиром батареи! Знаю, ты с этим справишься! И завтра же принесут тебя сюда убитого, или еще через день притащат собачьей волокушей умирающего в медсанбат. А скажи, что ты видел в жизни? Ты ведь и девушку ни разу не поцеловал!

Мартынов поддержал его. Лишь годом позднее, уже на другом фронте, когда у нас выбыл один из комбатов, Новиков временно назначил меня на его место.

Очень изменился за эти месяцы тяжелых боев наш дорогой Александр Данилович! Постоянно заботился о людях, старался избежать ненужных потерь. Случай со мной говорил о высоком чувстве ответственности старшего по возрасту человека по отношению к тому, кто в его глазах выглядел неопытным юнцом, вырванным из привычной жизни войной, и которому он искренне хотел,- насколько это было возможным,- помочь дожить до обычного человеческого счастья, казавшегося таким великим и прекрасным на фоне суровых фронтовых дней. А сам-то был старше меня лет на шесть, не больше!

Бои под Горбами завершились наступлением на Левошкино. Дивизии помогли танкисты, и в первый же день батальоны двух стрелковых полков подошли к селу, оттеснив врагов на несколько километров. Однако немцы сумели подбить часть танков, и наступление захлебнулось. Воспользовавшись этим, немецкие автоматчики зашли с флангов и отрезали продвинувшиеся к Левошкину два полка дивизии. Из артиллеристов там оказался командир полка и командиры двух дивизионов со своими взводами управления. Артиллеристы же нашего дивизиона в окружение не попали: стрелковый полк, который мы поддерживали, во время боя большого успеха не добился и продолжал занимать позиции в районе Горбов