Спартак Мишулин. Правда под запретом - Карина Спартаковна Мишулина

Что касается нас на первой съемке, наш договор был на один эфир, а в итоге из этого эфира они смонтировали три передачи! Снимали эфир шесть часов и сделали из него три программы вместо заявленной одной, не согласовав это с нами! Мы шли на одну передачу, а потом увидели, что их три! Мой личный договор, на первой съемке был без денег! К сожалению, выложить фото договора я не могу, так как он подписывался двумя сторонами и, если я обнародую его без их разрешения, они могут предъявить мне претензии. А понимая, что им только дай повод, чтобы продолжить войну, я решила не печатать сканы договора.

Позже, когда они задумали новые эфиры, они начали уговаривать прийти мою маму, мы отказывались, так как у нее из-за этой ситуации начались проблемы со здоровьем, на фоне диабета выпали передние зубы, но они сказали, что как раз оплатят ей лечение, и пообещали не снимать ее крупные планы. Но поверьте, та сумма, которую они предложили выделить на ее лечение, если разделить на три эфира, была смешной.

Если бы мы отказались от нее, то, скорее всего, ее бы положил в карман себе какой-нибудь редактор, потому что она выделяется по-любому, на участника. А так в любом случае нам нужны были деньги на суды, на лечение мамы, да и потом, взяв эти небольшие деньги, их можно было перевести на благотворительность. Это лучше, чем их дарить редакторам. Знаю одно, я чиста перед Богом и собой, деньги не были главным в этой истории для меня! Дали – хорошо, не дали – и ладно! Главное было, донести нашу позицию и отстоять честь папы! Но если кто-то хочет думать иначе, ради бога! Все эти деньги грязные, и счастья нам бы они не принесли, я это понимала. И огромное количество раз потом мы давали интервью на других каналах совершенно бесплатно! Да, собственно, после смерти папы, до этой истории, когда снимали передачи о нем, ни с одного канала я не взяла деньги! Мне было важно, чтобы жила память об отце, а не зарабатывать на этом! Это не моя история!

Говорят, что те, кто заключает контракт, получают суммы гораздо больше. Но я не знаю и знать не хочу! Меня это не касается!

Также для нас было важно, чтобы в договоре был прописан пункт о том, что тему ДНК на эфире мы не поднимаем!

Не потому, что чего-то боимся, а потому, что, кроме как в суде, мы не хотели это делать нигде и даже обсуждать эту тему не входило в наши планы. И уж тем более мы не верили тем ДНК, которые делают в рамках ток-шоу.

Именно поэтому мой муж ушел разбираться с договором, чтобы лично проверить все пункты.

Я осталась, по сути, одна. Да, приехало много людей нас поддержать. Это и артисты театра, и друзья семьи, многих из них в итоге даже не выпустили в эфир, продержав семь часов за кулисами, теперь я понимаю почему! Правда им была не нужна изначально!

Итак, я одна, и на меня начинают оказывать давление редакторы, меня начинают раздражать и выводить на эмоции. Это я уже сейчас понимаю, спустя три года, а тогда я первый раз оказалась в подобной истории. Мне было сложно морально, так как тема для меня болезненная, святая, и я чувствую себя как неподготовленный человек, которому надо шагнуть в клетку с тиграми!

И первое, что я вижу, находясь за кулисами, это название передачи, совсем не то, как нам обещали.

Я вижу название «Внебрачный сын…».

Я зову редактора, а надо отметить, что они все, как сговорившись, вели себя по отношению ко мне по-хамски. То толкнут, пройдя мимо, то грубо что-то ответят.

– Простите, – говорю я, – но суда еще не было. Почему у вас такое название? У вас есть документы, подтверждающие, что он сын?

– Нет, – говорит редактор и начинает футболить меня от одного к другому редактору, но никто не дает мне ответ.

– Но мы ехали сюда с условием, что тема передачи будет иная. Позовите, пожалуйста, Ирину Петрищеву, – прошу я.

– Ой, она очень занята. Но мы ей сообщим и решим этот вопрос.

Дальше я вижу женщину в белом халате, которая всегда зачитывает результат ДНК во всех передачах.

Я понимаю, что это подстава. Звоню мужу, он долго не берет трубку, как потом выясняется, ему наверху тоже треплют нервы с договором, названием и так далее.

Через какое-то время он берет трубку.

– Вань, а что здесь делает специалист по ДНК?? Они же обещали, что этой темы не будет! Они нас подставить собираются? Я не пойду в студию! Я хочу домой! Я прошу прийти Петрищеву, она не приходит, название уже не то, как нам обещали, теперь еще и ДНК.

– Я тебя понял. Сейчас буду разбираться.

Надо еще отметить, что в это время наш адвокат, которая, по моему мнению, должна была как-то настроить меня на съемку, проговорить все тонкости, юридические и человеческие, а вместо этого она снимает бесконечные «сторис» и с кем-то весело общается.

Да еще такой момент, когда мы сидели с продюсером в кафе и сказали, что раз мы идем, то должен быть наш адвокат и мы бы хотели, чтобы вы выделили ей какой-нибудь гонорар, в ответ продюсер сказала, что «у нас с ней свои договоренности».

Мне уже тогда это показалось странным. Ее якобы несостоявшаяся встреча с Лгунаевой, какие-то договоренности с каналом за нашей спиной, тут она не рядом со мной, а где-то ходит, все это вызывало во мне нарастающее чувство волнения и нервоза.

Через какое-то время я вижу, что специалист по ДНК уезжает. Я немного выдыхаю, не понимая тогда, что, если люди решили нас подставить, они все равно это сделают!

Дальше опять мне хамит какой-то редактор, и я решаю уехать! Думаю, нет, все, я не смогу, я не выдержу. У меня трясутся руки, и я вся напряжена как струна, хочу уже уйти, но снова не могу дозвониться до мужа. Захожу в гримерку, где сидят пожилые актрисы, и думаю: «Нет, ну как я уеду? Они же пожилые, приехали нас поддержать, а я возьму и кину всех? Это неприлично!»

Кстати, еще один интересный факт: моя подруга, не актриса, которую никто не знает из театра, приехала тоже меня поддержать, приехала раньше меня и села в гримерке. В это время в ней гримировались Звездинская и еще две актрисы. Моя подруга