Тридцать девять и девять (СИ) - Джим Вестван

Она быстро освоилась с его обнаженным видом, а в самом конце вообще развеселилась, глядя на тоненькие белые струйки, устроившие лужу на ее животе. Она догадалась, конечно, зачем он так сделал, и была весьма ему благодарна: превратиться в школьницу в растущим животом — последнее, чего она хотела бы в этой жизни!

— Ну что, лучше? — спросил Давыдов, садясь на кровати и поднимая ее к себе.

Эля улыбалась. У нее горели щеки. Она обняла его за шею, кивнула и весело сказала:

— Я даже забыла, что у меня болит нога.

— Да! — повернулся Данил к вафельному полотенцу. — Лед весь растаял. Ладно, ты постарайся лежать так, чтобы ножка была выше. Вот — на подушке, хорошо?

— Хорошо, хорошо, — махнула она рукой. — Знаешь, я так устала. Можно я буду спать?

И она снова легла, моментально закрыв глаза.

Данил совершенно не ожидал такого финала. Меньше всего ему сейчас хотелось спать. Он настроился подольше с ней повозиться и, может быть, удалить в конце концов эту футболку, скрывающую много важных деталей.

— Что ты сидишь? — спросила Эля, явно уже явно отключаясь и лишь слегка приоткрыв свои нахальные глаза. — А, у тебя же нет подушки. Возьми эту, мне все равно так неудобно.

Она подтолкнула ногой подушку и повернулась к стене, приняв позу, красноречиво указывающую Давыдову, что его местечко — на соседней кровати. Ему больше ничего не оставалось: он взял подушку и лег спать. Но уснуть он, конечно, не мог. Он без конца поднимал голову и смотрел на мирно спящую Элину, как бы желая убедиться в том, что все случившееся — реальность, а не плод его воспаленной фантазии… Ему очень хотелось перебраться к ней и как следует ее изучить, но он понимал, что, проснувшись, она, скорее всего, снова начнет возмущаться. Нет уж, пускай все так и остается, лишь бы не хуже!

Чем ближе к рассвету — тем сильнее Данилу хотелось есть. Он ничего не ел почти целый день, и к тому же расход энергии был весьма ощутим. В последние часы перед открытием столовой он уже проклинал тот день, когда с Элей познакомился. Как можно так спокойно дрыхнуть всю ночь после того, что произошло? Это ж какую нужно иметь нервную систему!

Он уже принес воды и умылся, но его спящая красавица еще не изволила пошевелиться. Данил посетил наконец столовую, захватив оттуда парочку бутербродов для своей раненой козочки. Кстати, насчет ее травмы у Давыдова уже возникли кое-какие подозрения.

Осторожно, стараясь не шуметь, Данил вошел в домик и открыл дверь в комнату. Он был уже совсем в другом настроении, и то, что она еще спит, было замечательно. Ему нужно кое-что выяснить. Положив бутерброды на тумбочку, он сел к ней на кровать и отогнул простыню, укрывающую ее ноги. Конечно! Никакого намека на растяжение связок, нет даже легчайшей отечности. Та же гладкая смуглая щиколотка с выпирающими хорошенькими косточками, вокруг которой Данил с большим запасом сомкнул пальцы. Но какая актриса! Она же натуральным образом проливала слезы. В любом случае, Данил ей за это очень благодарен, и сейчас уже не хочет об этом думать.

В лучах утреннего солнца, проникающих сквозь большое окно, ее теплые расслабленные ноги отливали матовым блеском, и казалось, эта гладкая кожа светится сама. Его рука скользнула по тонкой голени с удлиненно-выпуклой мышцей, сейчас совершенно мягкой. Когда его осторожная ладонь, пройдя колено, двигалась уже по бедру, Данил взглянул на ее лицо и засмеялся. Она уже проснулась и, приподнявшись на локте, хлопала глазами и жевала бутерброд.

Эля заговорила так, будто они вообще не прерывали разговор:

— Слушай, — она проглотила последний кусок и отряхнула руки, — а если узнает твоя Анжела?

— Кто?! — Давыдов даже выпрямился от неожиданности. — Ты что, думаешь, что с будущей женой можно познакомиться только в автобусе? А если на берегу морском, как тебе?

Эля приготовилась засмеяться, но внезапно переменилась в лице, подняв тонкие брови и сощурив глаза.

— А-а, я вспомнила! Я вспомнила, о чем хотела тебя спросить! Откуда ты знаешь про велосипедиста на катамаране?

— Какого велосипедиста? А ну-ка, ну-ка! — попытался Давыдов уйти в сторону, однако безуспешно.

— Нет, нет, не надо выкручиваться! Я все помню. Ты сказал, что ты — не мальчик на велосипеде, когда орал на меня перед этими своими танцами!

— Ну… я просто так сказал. Обычно на водных велосипедах катается всякая шпана.

Но Эля кивала с гримасой, показывающей, что она ему не верит.

— Да и потом… — с равнодушным видом сказал Данил, — вы так громко разговаривали.

— Подлый шпион! — она повалила Давыдова на спину, сомкнув пальцы на его шее.

— Я больше не буду!

— Хорошо! Я тебя прощаю, — она отпустила его, но сама не поднималась, оставаясь лежать на его груди.

— А я не чувствую! — стал расходиться Данил, и Эля, вздохнув, опустила голову и начала целовать его губы точно так, как вчера целовал ее он. Данил обнимал ее все крепче, стараясь поймать ее ускользающий язычок.

Вдруг Эля, как будто снова что-то вспомнив, повернула голову и взялась за простыню, укрывающую его бедра. Она стала так медленно ее приподнимать и так осторожно под нее заглядывать, словно боялась, что оттуда вылетит пойманная бабочка.

Данил понял ее намерения и снял плавки.

— Он что, все время у тебя в таком состоянии? — заинтересованно спросила Эля.

Давыдов стал нервно хихикать:

— Ну, в последние дни, по крайней мере…

— Правда?! А можно мне потрогать? — она невинно взглянула в его блаженно улыбающееся лицо.

— Думаю, нужно.

Он помог ее неуверенной руке достичь желаемого объекта, и Эля довольно долго, пристально и с явным подозрением его изучала, доводя Данила до состояния прострации.

— Н-да, — сделала она наконец заключение. — Штука ничего себе, — и, секунду подумав, спросила: — У всех такая?

— Приблизительно… — засмеялся Давыдов: малышка, кажется, далеко пойдет, нельзя спускать с нее глаз. — Ну что? Теперь моя очередь? Теперь я на тебя посмотрю, хорошо?

Эля неуверенно пожала плечами, сморщив тонкий носик, и Давыдов стянул с нее футболку.

— Боже…

— Ну вот, опять что-то не так! — Эля потянула на себя простыню, но Данил моментально ее сдернул.

— Не так?!

У него остановилось дыхание. Эля лежала на спине, а он не решался опустить руки на этот вогнутый гладкий живот с крылышками закругленных ребер, образующих легкую ступеньку по его верхнему краю. Она действительно не загорала, и нет никаких следов от купальника — тот же смуглый, золотистый цвет