Особое задание (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

— Вова, ты чего? У тебя такое лицо стало, что мне страшно. Скажи, тебя куда-то отправят? На фронт или еще куда?

Точно, Шерлок Холмс в юбке и панталонах! Кстати, а зачем нам сейчас панталоны?

— Давай-ка укладываться, завтра вставать рано.

Плохо, что нет прямого поезда, но ничего страшного, в Вологде пересядет на «питерский», а там до нашего губернского центра рукой подать. Тем более, не одна едет, а с попутчиком. Вон он стоит, хмурится.

Степан Телегин, превратившийся после Первого съезда РКСМ из председателя союза социалистической молодежи Череповецкой губернии в председателя губкома РКСМ был недоволен. Во-первых, на фронт его пока не отпустили, приказав вернуться в губернию, подобрать достойную смену, а уже тогда — приходи в военный комиссариат или в губком партии и получай назначение. А во-вторых, он косился на два огромных узла своей попутчицы, понимая, что тащить их придется ему. У нас, конечно же, мужчина и женщина равны, но кое в чем буржуазные предрассудки не изжиты. Была у Степана и еще одна причина хмуриться.

В бытность, когда юный Октябрь только-только отпраздновал свой первый день рождения, поезда ходили ужасно. И паровозы ломались, и поездные бригады могли неожиданно куда-то деться, а бывало, что и дрова заканчивались. Словом, нам пришлось проторчать на вокзале два часа, что, впрочем, совсем немного.

На перроне тоскливо переминался народ — и командированные специалисты, курсирующие из столицы в провинцию и обратно, и демобилизованные солдаты, и просто крестьяне, приехавшие в столицу прикупить что-нибудь нужное в хозяйстве: подковы для лошади, мешок гвоздей, отчего-то бывших в огромном дефиците, вонючее мыло или спички. Некоторые тащили с собой городскую одежду, удачно выменянное на сало или масло, пару венских стульев, полученных за мешок крупы. Если с одеждой и мебелью понятно, вещи нужные. Однако попадалось и совсем необычное. Тетка в лаптях, поношенной кацавейке и черном платке аккуратно поставила на мешок, набитый какими-то тряпками, аквариум. Она что, собирается выращивать барбусов или нильских сомиков? Хм. А вон тот здоровенный дядька с окладистой бородой, похожий на диакона, стоит в обнимку с граммофоном! Не иначе, собирается толкать искусство в массы! Уже не припомню, в каком фильме про гражданскую войну народ приглашали «Для пития самогону и слушания граммофону»?

Впрочем, если крестьянин съездил в город и прикупил на свои кровные деньги, полученные от продажи зерна государству по «твердым ценам», любую вещь, так это его право.

Но по перрону шастал и иной народ, высматривавший, что здесь плохо лежит, а иногда и сам создававший нужную ситуацию. Скажем, при виде одиноко стоявшей женщины с мешком чего-нибудь ценного и полезного, заорать: «Нюська! Сучка такая! Ты почему от родного мужа сбежала? Да я тебя стерву сейчас домой отведу», а потом подскочить к ней и начать трясти. Народ, разумеется, заступаться не станет. Кому хочется вмешиваться в чужие семейные дрязги? Заступишься за жену, огребешь от мужа. Начнешь спасать супружницу, так от нее еще больше огребешь! Тем временем напарник «обманутого мужа» хватает мешок и мчится прочь.

Подобный фортель можно провернуть и с мужчиной. Но здесь действуют чуточку тоньше. Следует подбежать, ухватить за грудки и заорать: «Сволочь! Ты почему мне позавчера гнилое мясо продал?»

И окружающие сразу шарахаются от спекулянта, торгующего гнильем, а пока человек оправдывается — мол, только вчера в Москву приехал, а мясом сроду не торговал, у вещичек быстренько вырастают ноги, и они куда-то спешно деваются.

Боже ты мой, как здесь не вспомнить девяностые годы двадцатого века! Однажды на Апраксином дворе едва не развели моего приятеля, обвинив его в продаже фальшивых долларов. Его счастье, что рядом был я и мое служебное удостоверение, при виде которого «потерпевший» удирал очень быстро.

Вот и сегодня, пока ждали поезд, мы со Степаном скрутили одного ухаря, пытавшегося стащить у деревенской тетки узел с каким-то барахлом, а потом сдали его постовому милиционеру. Второй, увы, успел убежать. Постовой пытался отказаться от задержанного, но Телегин махнул мандатом делегата съезда РКСМ, сделал начальственный вид, и парень с винтовкой и красной повязкой на рукаве проводил нас в здание вокзала, где определил незадачливого грабителя в отделение милиции. Мы с Телегиным даже составили коллективный рапорт — мол, так и так, пресекли противоправную деятельность неизвестного субъекта, посягавшего на личную собственность неизвестной гражданки.

И вот, минут через пятнадцать мы увидели и того, кого задержали, и второго. Проходя мимо нас, они дружно оскалились, а один еще и плюнул в нашу сторону. Телегин вскипел, схватившись за револьвер, пришлось успокаивать. Стрелять в многолюдном месте не стоит, да и узел гражданочки все-таки не тот случай, чтобы убивать грабителя.

Наконец-то показался паровоз, угрюмо тащивший пять синих вагонов. До сих пор не могу привыкнуть к громкому лязганью и клацанью, а самое главное — к клубам пара, окутывающим перрон. Я помог втащить вещи в вагон, пристроил «трофеи» под полку, крепко пожал руку Степану, расцеловал Полину и выскочил на перрон…

Отделение ЧК находилось на Казанском вокзале. Откуда Железнодорожному отделу ВЧК взять людей, чтобы «закрыть» все вокзалы Москвы?

Народа внутри вокзала было много, но около приоткрытой двери с суровой надписью «Трансчека» все вымерло на расстоянии добрых десяти метров. Правильно, кому придет в голову лишний раз мозолить глаза чекистам? Когда подошел к двери, услышал странные звуки, напоминавшие шлепанье чем-то бумажным по столу, и довольный голос:

— А мы твоего валета — дамой!

Ради приличия я постучал в дверь.

— Кто? — донесся изнутри голос, напоминающий львиный рык.

— Начальник отдела по борьбе с контрреволюцией Аксенов, — начал я, и дверь тут же открылась на всю ширину.

Под высоким потолком висела одинокая лампочка, едва освещая транспортное отделение Площади трех вокзалов — трое парней постарше меня сгрудившись вокруг стола, накрытого газетой.

Стол-то они прикрыли, но запахи спрятать не смогли, и воздухе помимо табачного дыма плавали стойкие ароматы ядреного самогона, копченой колбасы и чего-то приторно-сладкого.

— Я из Череповецкого губчека, — закончил я представляться, махнул мандатом, и железнодорожные чекисты, переведя дух, дружно плюхнулись на места.

— Чего хотел-то, товарищ из Череповца? — поинтересовался один из парней, а остальные дружно заулыбались, словно услышали какую-то географическую новость.

Обстановка внутри и вся дружная компания мне уже не нравились, но раз пришел, надо закончить.

— Мы с товарищем сегодня на Ярославском вокзале грабителя задержали, сдали постовому милиционеру, — принялся рассказывать я, но меня перебил тот же чекист:

—Ты покороче, товарищ, мы люди занятые.

Обвел взглядом товарищей, а те заулыбались.

— Вы, товарищ, мне не представитесь? — ласково попросил я. — И мандат ваш, пожалуйста, покажите. Я вам представился, а вы мне нет.

Парень засопел, но вытащил из кармана гимнастерки собственное удостоверение — с фотографией и печатью.

— Начальник отделения ВЧК Саломатин.

— Так вот, товарищ Саломатин, мы грабителя задержали, а постовой отпустил.

— А что с ним делать? Вывести в сквер и расстрелять или как?

— Расстреливать, положим, не нужно, но допросить, разобраться, — начал я, но Саломатин положил руку мне на плечо, и начал разворачивать лицом к двери.

— Вот что, товарищ из Череповца, не морочьте нам головы. У нас работы — выше крыши, а вы тут с пустяками лезете. Давай-ка, иди в свой Череповец.

Я не стал спорить и пререкаться, просто развернулся и ушел, чтобы не мешать занятым людям. А они, похоже, были рады вернуться к важным делам вроде игры в карты.

Действительно, что должен сделать постовой милиционер, если ему доставили грабителя, но нет ни потерпевшего с заявлением, ни вещественных доказательств? Разумеется, хотя бы опросить задержанного, попытаться установить его личность, немножко подержать в отделении. Но на это ушло бы не десять-пятнадцать минут, а час или два. Хорошо, нет времени возиться и опрашивать, но ведь можно просто вывести паразита из здания вокзала, дать ему хорошего пинка, чтобы знал, зараза, что обижать граждан и гражданок нехорошо, а коли вновь попадешься — то можно и в каталажку загреметь!