Поляна, 2013 № 03 (5), август - Журнал Поляна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Проглотил таблетку аспирина и обильно запил водой. Температура на время действия таблетки понизилась, затем опять полезла вверх. Он выпил еще одну таблетку, и с тем же успехом: через пару часов озноб колотит — хоть к решету становись. Эти колебания Сашку вымотали, и решил: будь что будет, пусть эта вредная тетка поднимается, сколько ей надо, а там посмотрим.
Дул легкий южный ветер, в небе сияли загнутые крючками перистые облака: «cirrus uncinus». Пока эти львиные когти видны на небе, будет тепло и не будет сильного ветра. В самый раз пройтись по путикам, поправить земляные тумбы, проверить капканы и заменить испорченные колышки на целые. Погода в самый раз. Только ноги не держат.
Льдины на берегу сокращались, как шагреневая кожа. В середине августа наступило лето: в воздухе танцевали комары и гудели оводы. В тундре, среди камней, распустились крошечные синие камнеломки и желтые полярные маки, неожиданно появились, как будто выскочили из-под земли, фиолетовые шары мытника. Все раскрывалось навстречу долгожданному теплу. Все спешило расцвести и дать семя. Тундра, наконец, задышала полной грудью. «Будь же ты вовек благословенно, что пришло процвесть и умереть».
— Цвить-цивить-тюрлю! — Давний знакомый, ярко раскрашенный папа-варакушка, неожиданно появился на камне у изголовья и бодро пропел:
— Ци-ци-вить! Тех-тех, ви-и-вить-вить!
Тут же прилетела и невзрачная жена варакушки, и двое темно-серых желторотых детишек пожаловали.
— Ах, соловушка ты мой! Сохранил семью! Выжили! Вот молодцы! Дать вам еще рыбки?
Гарт надрезал одну полувысохшую рыбку вдоль спины, развернул ее и осторожно подвинул к птицам. Но варакушки не стали клевать угощение. Очевидно, им в этот теплый день хватало насекомых, червей и личинок.
— Так вы поблагодарить прилетели? Очень мило, очень мило, земляки. Весьма тронут. Прилетайте еще. Поговорим.
Прощебетав еще несколько песенок, варакушки улетели к ручью.
Сашка очень приободрился: «Малышня такая выжила под снегом, а ведь им до дому добрых пять тысяч километров. Тебе же, вон, всего пятнадцать. Не вешай носа, — вперед и вверх!» В первую очередь — подумать о завтрашнем дне. Чтобы все было под рукой.
Откашлявшись, а кашель был сухой и жесткий, Гарт побрел на берег за дровами. Бронхит бронхитом, огонь — святое. Сашка брал по одной-две нетолстых дровеняки подмышку, доволакивал их до «дому», бросал у камня и отдыхал.
«Если завтра хуже, вот дрова у меня».
Набрал в бутылку воды: «Вот вода у меня».
У постели чуток сушеной рыбы: «Вот еда у меня».
Снял шкурки с оправок — чуни шить: «Вот обувь у меня».
Из четырех костров два потушил, два подкормил: «Хватит пока».
Под вечер он решил делать стрелы. Выстрогал две и устал. Забрался в спальник и лег. И стал смотреть в небо.
«Зачем мы живем? Зачем мы живем на свете? Зачем, Всевышний, посылаешь Ты нас в этот жестокий мир, не спрашивая, хотим мы того или нет?
Говорят, что человек родится, имея задание от Тебя, которое надо выполнить, и лишь потом можно спокойно уйти. Но всем ли Ты даешь такое задание? Это правда, что многие с раннего детства знают свое призвание, но еще больше таких, которые работают „куда пошлют“, и я такой. На червяка наступить — и то жалко, а я мучаю животных капканами, стреляю в них пулями, ловлю их сетью. Разве это было мне предназначено? Ты же знаешь, Господи, что я и такие, как я, не от злобы это делаем. Мясо и рыба, добытые нами, нужны для поддержания жизни других людей, а меха — на одежду. Но вот в отношении меня, именно меня, такой ли была Твоя задумка? Хотел ли Ты, чтобы я тратил жизнь свою, отнимая жизнь у животных? Или я Тебя не понял? Или я еще в детстве отстранился и не слышал Тебя? Зачем Ты, Господи, построил мир на крови? Зачем, чтобы жить, надо убивать? Зачем лишь самые крохотные существа получают энергию от Солнца и воды? Остальные, даже лемминг, гусь и олень, живут, убивая живое. Почему Ты не устроил мир так, чтобы все жили от света Солнца?»
Так Сашка говорил с Ним, и с жаром доказывал Ему преимущества однополярного мира перед бинарным. Все превосходства однопартийной системы им вдалбливали и в школе, и в институте. И Сашка пытался в меру сил своих, и в меру жара простудного объяснить их и Ему. Вот если бы Он выбрал немножко времени, ну хоть пару минуточек, чтобы поговорить с ним, заплутавшим сыном Адама, с глазу на глаз, как бы он был счастлив!
16. Тет-а-тет
Вдруг на ящик рядом с ним присел парень в длинной белой рубашке, с широкими крыльями за плечами, а лицом — ну точь-в-точь как Сашка в семнадцать лет. Если это «голос», то, наконец-то представилась возможность его увидеть!
— А скажи, дружок, как тебя зовут? Пора знакомиться.
— Александрос, — ответил «дружок», как ждал.
— А что значит твое имя? Поясни.
— Защитник человеков.
— Хорош защитник! Ни слова, ни намека, что буря идет!
— Мы не властны над погодой. Разумные люди сами знают погоду наперед.
— Благодарю за «шпильку». Но мог бы намекнуть, что лодка затонет, я-то надеялся проскочить прибойную полосу, даже голенища сапог не поднял, их и сорвало. Бегал потом босой.
— Я тоже растерялся. Никогда такого шторма не видал. Но все же подсказал тебе, куда плыть и где вылезть, чтоб о камни не ударило.
— Э-э, нет! Полоску ту песчаную я сам узрел. Никакого «голоса» не припоминаю.
— Ты был в таком состоянии, что действовал по наитию и как бы не слышал меня. Подсознание в таких случаях быстрей сознания. Вспомни же и вторую «калитку». И бензобак от мотора, вытолкнутый как бы случайной льдиной именно в эту прореху в ледяном заборе.
— Хм-м… А песенка про пегого бычка с выходом на арбалет — твоя работа?
— Моя, — не стал отпираться Александрос.
— А сон, как сделать кастрюлю?
— Тоже моя идея. И позволь заметить, что ты не очень-то быстро соображаешь: три раза пришлось по голове постучать.
— Ка-а-кой ты вежливый!
— Себя вспомни. Очень ты был вежлив на плоту? Как аукнется, так и откликнется! — и ангел надул губы, как мальчишка.
— Ишь какой!
— Да уж. Весь в тебя.
— Извини. Я больше не буду.
— Что с тебя взять? Принимается.
— Скажи, а канистра, бочка, морж, сайка — это тоже ты?
— Дохлый морж и рыба тут ни при чем. Бочку ты тоже сам заметил. А вот канистра — да, это я тебе несколько раз повторил: «Посмотри!».
— Спасибо от души. Без этой «шапки» я бы…
— Пустяки. Работа у нас такая… Но ты кой-чего не заметил, за что я тоже жду от тебя спасибо. Благодарность — это та субстанция, которая нам нужна как человекам хлеб.
— Я с некоторых пор чувствую и присутствие твое и подсказки. Арбалет и кастрюля — вот, вроде, и все… Нет, постой! Спасибо, что вывел меня на берег между камней. Подсознание — штука непонятная… Как ты это сделал? Не волю же мою сломал?
— Конечно, нет. Это запрещено. Можно лишь намекнуть. Подсказать. Сослаться на похожий случай. Человек должен сам принимать решения.
— А почему же столько неправильных и даже гибельных для себя решений принимает человек?
— А потому что… видишь, я светлый! — Александрос качнул сияющим белым крылом, — а есть еще черные. Место светлого — справа, место черного — слева.
— Но если ты такой умненький и все тебе заранее известно, то «скажи мне, кудесник, любимец богов, что сбудется в жизни со мною?»
— Не кудесник и не любимец, а всего лишь служебный дух.
— Служебный дух? Меня сейчас очень беспокоит мое здоровье, а ты ведь знаешь будущее. Скажи…
— Не скажу! — с раздражением буркнул Александрос. А Сашка почувствовал нечто вроде злой радости: наконец-то вывел этого красавчика из себя!
— Почему? (Не слезу с него, пока не узнаю!)
— Можешь не верить, но будущее нам известно еще меньше, чем вам.
Гарт крайне изумился:
— Ничего нам не известно! Мы тыкаемся во все углы, как слепые котята.
— Неправда! Ты ведь с утра планируешь день и чем тебе заняться?
— Так.
— И неделю, и месяц, и год, и жизнь ведь планируешь примерно?
— Вот именно, примерно!
— А точнее и нельзя, ты не один на свете. Будущее свое ты каждую секунду куешь из настоящего вместе с Ним: прямо пойдешь — женату быть, направо пойдешь — богату быть, налево пойдешь — убиту быть. А вот наше будущее целиком от вашего зависит. А мое — от твоего. Понял?
— Меньше половины.
— Знаешь, что в тебе самое плохое? Часто ты серьезные вещи в шутку превратить пытаешься. И делаешь это так неумело, что скоморошеством отдает. И сразу… сразу слева от тебя мой недруг возникает. — Он встал и отряхнул рукой свою белую рубаху, как кузнец свой фартук от сажи отряхивает.
— Ну, мне пора!
— Подожди, не сердись, дружок! Что же ты, хранитель, бросаешь меня с температурой и с этим… с недругом оставляешь!