Гранат и Омела (СИ) - Морган Даяна

Бас шел за ней, успевая при этом благодарить придворных и извиняться за рассеянность спешащей королевы. Он баловался и отпускал дерзкие шутки о том, что Каталина так бежит, потому что ей невтерпеж опробовать нефритовый жезл короля Горлойса, о котором ходит столько легенд. Мужчины и женщины в толпе покатывались со смеху, а Авалон глубоко дышала, пытаясь справиться с нахлынувшей паникой. Карета появилась в поле ее зрения, когда она выскочила из замка. Гравий под ногами похрустывал в унисон со стучащими в голове кровью и мыслями: «Беги, беги, беги!»

Заскочив в карету, Авалон запуталась в платье и рухнула на сиденье, обитое золотым бархатом, едва не разбив локоть. Бас ногой отодвинул подол ее платья, ловко забрался следом и залихватски захлопнул дверцу. Шторка от рывка лошадей развернулась и закрыла окно.

Авалон откинулась на сиденье, прижав руку к груди. Сердце колотилось, точно обезумевшее.

— Я не справлюсь, — прошептала она, чувствуя, как задыхается. — Я не справлюсь!

Басилио многозначительно ухмыльнулся.

— Ну знаешь, много талантов, чтобы раздвинуть ноги и не требуется…

— Бас! — Авалон взорвалась на крик, но тут же понизила голос, смутившись. — Ты разве не понимаешь? Инирцы убьют тебя, убьют меня, убьют Хорхе… Они!.. Они убийцы!

— Никого эти инирские ящерицы не убьют, — посерьезнев, сказал Басилио и, вытащив из внутреннего кармана дублета мешочек, протянул ей. — И ты не беспомощна, Авалон. Здесь пять больших зерен. Каталина отобрала лучшие и самые мясистые, какие только были в ее коллекции. Если нужно, заверни этого хромоножку в рог, обездвижь, изнасилуй и убей.

Авалон оцепенела, глядя на Баса. Он никогда не казался ей кровожадным и жестоким, но эти слова… Она испугалась его, но мешочек взяла и спрятала в потайной карман. А позже, спустя несколько часов молчания, поняла, что он прав. И Хорхе был прав. Ей придется ожесточить свое сердце, чтобы выполнить приказ Каталины.

Она много спала в дороге и мало виделась с королевой, эскорт которой присоединился к ним через полтора дня. Слишком велик был шанс, что их увидят вместе и распознают обман.

Авалон часто снились тени, цветущий гранат, кровь и зубастые монстры, сотканные из черного тумана.

Дни сменяли дни. Солнце первую неделю проливало расплавленное золото на обожженную и бесплодную землю Трастамары, из окна виднелись заросли вереска, которые по вечерам казались черными, страшными и древними. Главный тракт вился на северо-восток через бурые каменистые поля и холмы, выметенные сухим, жарким ветром.

На восьмой день отряд Каталины съехал на западный тракт, а делегация, отправлявшаяся на свадьбу, свернула на восток, к Иниру. Дорога следовала извивами высохшей части реки Тегус и вела сквозь пожухшие ивовые леса и голые пшеничные поля мимо старой заброшенной мельницы, чьи лопасти скрипела на слабом ветру, как старушечьи кости. Через три дня приток принес в основное русло воду, и воздух у Тегуса стал влажным и тяжелым, словно испарения свинца. По ночам на берега наползал туман, из-за чего привычный мир терял очертания.

Авалон почему-то считала, что сможет увидеть момент, когда они покинут страну ее рождения. Она воображала себе черту, где сухая почва и песок заканчиваются и уступают место твердой земле и снегу — типичному ландшафту Инира. Ей казалось, что она ощутит это в воздухе, выдохнет жаркий воздух Трастамары и вдохнет мертвый холодный воздух Инира. Однако пейзаж за окном начал меняться постепенно. Почва медленно оживала, появлялась зелень и живность. Иногда по вечерам Хорхе подъезжал к карете и указывал Авалон на широкие рога буйволов, которые плыли в промозглом тумане, будто полумесяцы. Вблизи она так их и не увидела[db2], потому что ей не давали далеко уходить от кареты. Да и останавливались они только для того, чтобы дать коням отдохнуть, поесть овса и попить из Тегуса, а заодно подкрепиться самим.

Авалон чувствовала себя неловко, когда ее окружала помимо охраны еще и целая рота слуг. Они, облаченные в льняные одежды золотых, королевских цветов, бесшумно перемещались в кожаных паттенах, и подносили ей и сопровождающим придворным тарелки горячего супа из батата. На огромных тарелках в молочной, зеленой траве лежали: куски сыра бри с горчицей, медом и вишневым конфитюром; тонкие кусочки копченой оленины, украшенные маленькими маринованными луковками; крошечные птичьи печенки, тушеные в чесночном и грушевом масле; перепелочные грудки, приправленные соусом из изюма и острого имбиря; сушеные сливы и фиги, распаренные в топинамбурном сиропе и засахаренные персики.

Бас, постоянно сопровождающий Авалон, всегда без зазрения совести хватал самый спелый персик с тарелки, вгрызался в его подрумяненный солнцем бок и стонал от удовольствия, не обращая внимания на стекающий по подбородку сок. Он старался подразнивать Авалон так же, как вел бы себя с кузиной, однако она боялась, что играет свою роль совсем неправдоподобно. На нее то и дело поглядывали с сомнением в глубине льстиво-доброго взгляда. Лучшее оправдание было до очевидности простым: Басилио по секрету рассказал одной придворной даме, Клаудии[db3], что Каталина нервничает перед встречей будущего мужа. Слух тут же разнесся по устам вельмож, точно шквальный ветер разогнал пожар в сухом лесу. И как только они двинулись дальше в дорогу, Авалон облегченно выдохнула: на нее больше никто не косился с подозрением.

Они застряли на день, потому что из-за тумана свернули не туда и застряли в болоте. Больше всего завязла именно королевская карета. Страже пришлось уменьшить охрану лагеря, тк все сильные мужчины понадобились, чтобы подталкивать корпус. Хорхе отправил нескольких солдат в лес с топорами. Срубленные молодые деревья они уложили небольшой плотиной, затолкав один край в болото — туда, где залипли колеса.

Всех лошадей подвязали к одному дышлу. Кучер подстегивал их хлыстом и криками, а остальные мужчины — в середине безуспешного процесса даже некоторые герцоги не выдержали и стали помогать — налегали с разных сторон кареты, выталкивая ее из болота. Трех человек так затянуло, что их самих пришлось спасать. К чести Персены, никто не погиб.

Авалон все это время маялась под охраной трех солдат и Баса, который с самого начала прижал к себе мандолину и отказался пачкаться. Потом он снизошел до игры, чтобы разрядить обстановку, но Хорхе зыркнул на него один раз таким угрюмым и яростным взглядом, что Бас отложил мандолину от греха подальше.

Туман к вечеру сгустился и осел на одежду серебряными бисеринами. Хорхе отдал приказ закрепить карету самодельными плотинами и привязать к ближайшим деревьям, чтобы она не ушла еще глубже за ночь. Выбившись из сил, они наспех развели костер, огонь которого подкрасил клубы тумана красными отсветами.

Слуги разнесли оленину, поджаристую снаружи, нежную и сочную внутри, с приправами, луком и пюре из батата. Мясо обожгло пальцы Авалон, но она тут же потянулась за следующим куском и проглотила его с удовольствием. Запив еду крыжовниковым вином, она запрокинула голову и сквозь рассеивавшийся вверху туман углядела небо, усыпанное звездами, точно кристаллики сахара на темно-синем бархате.

В ту ночь она снова ворочалась в беспокойном сне, на утро совершенно позабыв о деталях, но помня кровь, льющуюся реками по ее рукам.

Тревога изнуряла ее.

Карету вытащили к полудню и, перезапрягнув лошадей, тут же тронулись в дорогу, чтобы не терять больше времени.

Остаток путешествия прошел без происшествий. Пейзаж за окном стремительно менялся с каждым днем: холмы и горы сменили равнины и долины, погода стала ухудшаться, к начавшемуся дождю примешивалась ледяная крупа, а ветер кусал за щеки и пытался забраться под одежду. Чем ближе к срединным землям и Иниру, тем чаще появлялись снежные заплатки на земле, а за три дня до места встречи снег полностью покрыл поля, напоминая разглаженные ножом взбитые сливки.

В дне пути, где предстояла стоянка для освидетельствования, начался снегопад. Авалон разбудили на рассвете, когда серый мир, казалось, еще даже не начал шевелиться, и вывели из кареты. Она охнула. Холод был как пощечина. Она ощутила, как он ужалил ее в лицо. Потерла ладони друг о друга и увидела, что кружащие в воздухе снежинки застревают в гривах у лошадей, а изо рта вырываются клубы пара. Придворные, высыпавшие из других карет, ежились и кутались в припасенные меха. Хорхе и отряд стражи проводили Авалон до белой палатки, которую она издалека в этом белом лесу даже не заметила.