Небесные тихоходы - Марина Москвина

— Когда на тебя нападут вши, — отвечал он, — я сразу их узнаю!

— Ты что, — спрашиваю с большим уважением, — способен вот так с ходу отличить вошь от клопа?

— Да, — он ответил доблестно.

Многим удалось унести ноги, попрятавшись по углам и щелям. Лишь единственный клоп оставался недосягаем — на потолке.

— Этот клоп нам не страшен, — заметил Лёня. — Он в жуткой панике. «Мать честная! — думает. — Раскрыли наш заговор!!!»

Мы же (битва с клопами развернулась в четыре утра!), стремительно перетряхнув рюкзаки («Она еще хотела покупать свитера из шерсти яка! И одеяния времен Киплинга!..»), кинулись прочь из отеля «Best Himalayan view», не позабыв, конечно, проститься с Модестом. Он как раз вздумал было прогуляться по трубе, приметил нас и скромно вернулся в угол, всем своим видом говоря: «Не трогайте меня, я таракан, а не клоп. Мне мало надо: краюшку хлеба, да каплю молока, да это небо, да эти облака».

Заспанный администратор все же спросил, довольны ли мы пребыванием в отеле? Я вполне приветливо ответила, что к администрации гостиницы у нас нет никаких претензий.

В рассветных сумерках мы вышли на большую дорогу. Лёня остановил старый джип без окон, без дверей, устроился рядом с водителем и на полном ходу развернул карту Горной Индии.

— Ну, — сказал он мне, — выбирай новые маршруты! Может, Раникет? «Раникет, — прочитал он в проспекте Кумаона, — две тысячи метров над уровнем моря, великолепная панорама Гималаев, дикая природа, исполненная гармонии, рай, сердце поднебесной, благоуханье горных трав, пенье птиц, нетронутый животный мир, зеркальные озера… Местные жители разговаривают на хинди и кумаонских наречиях. Джавахарлал Неру в Раникете любил отдыхать…» В общем, здорово! А внизу приписка: «Клопов нет. Только тараканы».

Всходило солнце. Ласковый ветер овевал землю. Из-за стекла закрытого на замок фотомагазинчика благословлял эту потрясающую Вселенную Ошо Раджнеш.

Глава 14. Ом нама шивайя!

Стоило мне и Лёне прибыть в Раникет, к нам бросились мальчишки с визитками постоялых дворов, харчевен и караван-сараев. И вот мы, со свитой, как мистер и миссис Твистер, отправились выбирать — где остановиться на ночлег.

Отныне дело это представлялось весьма нешуточным, и мы придирчиво оглядывали предложенные апартаменты. В одном месте нам очень не понравилось, что там все стены увешаны роскошными коврами.

— Э, нет, — говорит Лёня на каком-то непонятном кумаонском наречии. — Ковры нам не подходят. Нам нужны голый пол, голый потолок и голые белые стены — як украинская хата!..

Они поняли, как ни странно, и следующим номером была почти что настоящая украинская мазанка! Поэтому мы сразу обнаружили на ее белых стенках следы драматической борьбы наших предшественников с небезызвестными демонами ночи.

Напряженный поиск жилья привел нас на окраину в гостиницу, похожую на ласточкины гнезда — некие отверстия в горе, прикрытые дверями, и соединяющий все это длинный балкон. Причем два этажа. Второй — намного дороже, чем первый. Логика проста: и с первого-то этажа открывается сногсшибательный вид на увенчанные снегами восточные гималайские вершины.

А со второго — чуть-чуть великолепней, но это «чуть-чуть», мы ведь понимаем, дорогого стоит!..

За дверью — скромная обитель приверженца одной чаши, одного посоха и одного одеяния. Вернее, двух приверженцев: там две кровати, но почему-то один стул. Из-за чего мы с Лёней всякий раз встречали восход солнца, как на старинной фотографии: он — сидящий на стуле на балконе. Я — смиренно стою, положив ему руку на плечо.

А в глубине — чуть не сказала, ванна. Кажется, в Индии ванна, как сооружение, вообще, не предусмотрена. Лично я нигде не видела. В Раникете нам по-простому каждое утро приветливый такой парнишка приносил ведро холодной воды и черпак — для омовения. Мне, правда, не удалось это приспособить на полную катушку, пришлось успокоить себя народной мудростью моего папы Льва, что лучше быть грязным и здоровым, чем чистым и больным.

Все там напоминало, каждая деталь (особенно бесприютный санузел) о кратковременности нашего пребывания на Земле.

Однажды к нам, полностью одиноким обитателям этого заоблачного отеля, вдруг подселилась уйма развеселых индийцев, у которых презренные мной «службы» пользовались огромным спросом. Потому что к нам в келью без всякого стука вошел чумазый индийский мальчик и вежливо спросил, обращаясь к Лене:

— Можно у вас помыться, сэр, а то у нас все занято?

Лёня строго ответил ему: «Нельзя!»

Ну, мы вошли, внимательно все осмотрели, везде — под подушкой, под матрацем, долго выпытывали у хозяина, нет ли тут каких-либо насекомых?

И прямо спрашивали, «в лоб», и задавали каверзные вопросы. Он клятвенно божился: ни одного! Ел землю, голову давал на отсечение, век, говорил, свободы не видать. Вроде не врал.

— Что ж, начинаем новую жизнь! — Лёня скинул рюкзак, стоит посреди комнаты в новой английской кофте желтой (я ему купила в Сокольниках перед отъездом), в безумных красных джинсах (это он сам себе зачем-то купил), в новой индийской шапке. И как попугай — на плече у него сидит клоп.

— Это наш, из Алморы, я его узнал, — успокоил меня Лёня. — И вообще клопов бояться, что ли?! — сказал он надменно. — Клопов бояться — в Индию не ездить!

Лёня — великий имитатор крылатых выражений, пословиц и поговорок.

— Ты, когда будешь про Индию писать, — он мне говорил, — побольше пословицами сыпь. Так можно создать иллюзию глубокого проникновения в жизнь народа. Например: «Сколько на манго ни смотри… во рту слаще не станет».

Раникет — повыше, чем Алмора, поближе к заснеженным вершинам. Он — зеленее, ярче, сочнее, повсюду высятся громадные голубые длиннохвойные гималайские сосны. А народ — веселый, расслабленный, какие-то спонтанно вспыхивают выступления художественной самодеятельности… Еще арабские путешественники, побывавшие в Индии в начале тысячелетия, заметили, что индусы наделены врожденным артистизмом, жаждой радости, жизнелюбием — как дети, честное слово. Главное, такие чистенькие! Что меня поражало — их ослепительно белые воротнички.

Хотя мы прибыли всего на несколько дней, но выглядели куда более оседлыми, весомыми, серьезно относящимися к жизни рядом с этой искрометной братией. Казалось, чуть что — они вспорхнут и разлетятся, как бабочки.

Однако в ярмарочном водовороте улиц Раникета мы неожиданно встретили еще более серьезно относящихся к жизни людей — мы с Лёней являли саму расслабленность по сравнению с ними. Это была пара немцев из Мюнхена, они стояли и растерянно озирались, а я на всякий случай спросила у них, чтобы завязать разговор: