Нежный зверь - Марина Серова

И, разумеется, господин Кобрович. В самом деле, к чему довольствоваться третью предприятия, если можно получить больше половины? Или целиком… Но тогда Лапчатому угрожает нешуточная опасность. Надеюсь, пока что Кобрович не успел ничего сделать… А завтра я возьму его под колпак, как говорят специалисты моего дела. То есть буду пристально и неотступно наблюдать за Дмитрием Игоревичем.

Допив кофе, я решила все-таки поспать остаток ночи. И плюхнулась на свое одинокое холодное ложе.

Уже пристально рассматривая бродившие на потолке пятна от проезжавших мимо дома машин, я вспомнила, что Кирьянов мне так и не позвонил. Неужели так сложно узнать владельца машины по номеру?

Глава 7

Проснувшись по звонку будильника, я с натугой оторвала голову от кровати и поднялась, движимая лишь нечеловеческим усилием воли. Поежилась от пронзительного холода — отопление не слишком хорошо работало. И чертыхнулась — все мышцы болели, будто прошлой ночью я как минимум грузила мешки на вокзале. В большой-большой вагон. И трудилась в гордом одиночестве.

Но расследование надо доводить до конца. Всегда. Это один из немногих моих железных принципов.

Едва я вышла из ванной и пристроилась на табуретке пить свежесваренный ароматный кофе, зазвонил телефон. Я вскочила и понеслась к трещащему аппарату в надежде, что звонит Володька Кирьянов и собирается сообщить мне важнейшие в мире новости. То есть имена людей, у которых в автомобильном номере имеются нужные мне цифры и буквы. Но — облом. Звонила Ольга Георгиевна Ларионова, чтобы спросить о ходе расследования. Я ответила, что все идет нормально, и поинтересовалась, как обстоят дела с братками. Ларионова с облегчением сказала, что они не звонили и не объявлялись.

Завершив не слишком полезный телефонный разговор, я от злости залпом допила кофе. И сама возмутилась кощунственности такого поступка. Потому что великолепный кофе нуждается в смаковании, это вам не водка, его нельзя пить одним глотком. Потом я оделась, с сожалением посмотрев на испорченные вчерашним вечером джинсы и отшвырнув их подальше, чтобы не мозолили глаза, причесалась, чуть подкрасила губы и вышла из дома.

Сегодня погода радовала. Вчерашний снегопад прекратился, и с утра светило яркое, хотя и холодное солнышко. Сосульки, подтаивая, томно стекали с крыш. Нетронутые, лишь в некоторых местах поврежденные следами собачьих, кошачьих и птичьих лап сугробы радовали глаз нестерпимой переливчатостью. Ветра не было, снегопада тоже. И температура вряд ли превышала (то есть принижала) минус пять, а при такой погоде жить можно.

Смело скажу, день начался великолепно. Машина, словно ощутив приятность погоды и природы, завелась с пол-оборота. И я, взглянув на часы, отправилась к дому Кобровича. Надеюсь, он еще не отправился на работу.

Киря говорил, что проверял алиби Дмитрия Игоревича Кобровича. Тот тихо-мирно сидел дома, смотрел телевизор. Конечно, в некомпетентности Владимира не заподозришь. С другой стороны, и на старуху бывает проруха. Я имею в виду вовсе не подполковника Кирьянова, а кумушек из дома Кобровича. В самом деле, никто его и не видел. Может быть, Дмитрий Игоревич такая осторожная личность?

Но я все равно хотела проверить его алиби, по второму кругу, так сказать, и расспросить соседей в доме Кобровича. Вдруг, хоть и по прошествии времени, они что-то вспомнят. Например, что видели его выходящим с мусорным ведром. В тапочках.

А что, великолепный способ подтвердить собственное алиби в глазах соседей. Например, где-то за углом тебя ожидает машина. Заранее кладешь в нее верхнюю одежду и ботинки, а сам выходишь из дома в тапочках на босу ногу и халате поверх смокинга. С ведерком наперевес. Заруливаешь за угол, приветливо кивнув всем встреченным на пути соседям. Потом пулей летишь к машине, на ходу стаскивая халат, забрасываешь в багажник ведро и отправляешься куда надо. Потом возвращаешься домой так, чтобы никто не увидел. И ментам честно говоришь: «Сидел дома, хозяйничал. Вот и мусор ходил выбрасывать, Марь Иванна подтвердит». Ну чем не алиби?

Короче говоря, не сомневаясь в компетентности Владимира Кирьянова и его команды, я тем не менее считаю, что умею задавать вопросы несколько лучше. И здесь дело не в моих личных способностях. Помимо прочего, мне часто банально везет.

Я с полчаса побродила по соседям Кобровича, но так и не смогла выяснить ничего нового. И на старуху бывает проруха, как я уже говорила. Ближайшие соседи слышали работавший телевизор, но самого Дмитрия Игоревича никто не лицезрел. Может быть, Кобрович для отвода глаз — или ушей — включил TV, сам же быстренько смотался к аэропорту, грохнул Курского и вернулся обратно? Кто знает, кто знает…

Но пока я вернулась к машине ни с чем. Задумчиво устроилась на переднем сиденье и набрала на сотовом номер Кобровича. Кстати, простейший способ проверить, на месте ли «ведомый». Впрочем, не стопроцентный тоже.

Но мне либо повезло, либо я интуитивно угадала распорядок дня Кобровича. Потому что трубку он снял и даже представился, видно, надеялся, что звонят клиенты по работе:

— Кобрович слушает.

— Ну и слушай дальше, дорогой, — пробормотала я, нажимая на кнопку отбоя. Улыбнулась сдержанно и приготовилась ждать. Что же произойдет дальше?

Как оказалось, ровным счетом ничего. Кобрович вышел из подъезда минут через двадцать после моего звонка, огляделся со странным выражением лица, потом усилием воли согнал с физиономии гримасу опасения и подошел к своей машине. Плюхнулся на сиденье, захлопнув за собой дверцу, и поехал на работу.

Я следовала за ним, сохраняя приличную дистанцию.

У фирмы «Мотор» Кобрович оставил тачку на стоянке и вошел в офис.

Ну что же, теперь не грех и послушать, что там происходит. И я настроила приемник на «жучок», установленный в кабинете руководителей фирмы «Мотор». Но ничего интересного не услышала. Руководители в лице — точнее, в голосах — Лапчатого и Кобровича обсуждали административные вопросы, общались с секретаршей, которую я ни разу не видела. Кобрович поговорил по телефону с Тушнинским, что понять оказалось несложно: он называл собеседника Павлом. В наличие у Кобровича двух приятелей с достаточно старомодным и не слишком оригинальным именем Павел я решительно не верила, поэтому и сделала такой смелый вывод.

Единственные интересные сведения, которые мне привелось услышать, — распорядок дня Кобровича и Лапчатого. Они обсуждали текущие дела, и я вычленила из достаточно занудной беседы любопытный факт: у Кобровича скопилось много работы, поэтому он не собирался покидать офис до обеда как минимум. А после обеда ему предстоял разговор с одним из потенциальных клиентов, могущий привести к подписанию контракта. Встреча назначена в офисе фирмы.

Меня эти известия порадовали — значит, до обеда я могу заняться прочими подозреваемыми, оставив господ Кобровича и Лапчатого в покое. А у меня ведь на очереди еще этот Тимур, как его там, Коршунов. Опять говорящая, причем хищная фамилия. Может, это он, в самом деле, грохнул Курского? В порыве мести, скажем.

И я отправилась в офис этого самого Коршунова, надеясь пообщаться с ним. Располагался он на Московской, в длинном и высоком, достаточно обшарпанном снаружи здании. Хорошо, что рядом была стоянка, иначе я бы побоялась оставить возле офиса свою «девяточку» — на моих глазах в машину, припаркованную у входа в здание, врезалась другая. Точнее, не совсем врезалась. Просто авто заскользило по обледенелому асфальту, водитель не справился с управлением, и машина пробороздила бампером по дверце стоявшей. После чего беззаботно так поехала дальше, по своим делам.

Бедняга, оставивший свою белоснежную «десяточку» у здания, наверняка очень расстроится — дверцу машины, немного помятую, пересекали две черные линии. Как шрамы старого вояки. Но шрамы являются сомнительным украшением лишь существ мужского пола, а никак не автомобилей.

В общем, для сохранности оставив свою верную бежевую «девятку» на стоянке, я прошла к входной двери.

Если честно, изнутри здание было еще хуже, чем снаружи. Испещренные влажными потеками стены, неровно покрашенные масляной краской. Потолок в странных черных пятнах. Голые лампочки в каком-то зверском побоище лишились плафонов и теперь пронзительно-резко сияли с потолка.

Хорошо хоть офис Коршунова располагался не в глубине казематов, а сразу на втором этаже. Прямо напротив лестницы.

Я несказанно обрадовалась, увидев табличку со скромной надписью: «ЧП Коршунов». Табличка своим медным блеском придавала двери какой-то сомнительный шарм, как слои «штукатурки» на несвежем личике проститутки. Дверь же была самой обычной, из прессованной стружки, и несколько ободранной.

В общем, здание на Московской производило однозначное впечатление убогости и старушечьей робости. Даже люди здесь бродили сонные, как мухи, и не смотрели друг на друга, будто боялись испугаться вида коллег.