Джек и Джилл - Олкотт Луиза Мэй

К этому времени собрание уже стонало и задыхалось от хохота. Джек в изнеможении лишь тихонько повизгивал на своем месте. Сам же Ральф, завершив речь, глядел на присутствующих с таким видом, словно ему было невдомек, по какому поводу все так разошлись.

Веселье прервал громкий стук в дверь. Это служанка внесла блюдо с яблоками.

— Объявляю собрание закрытым! — тут же провозгласил Фрэнк. — Самое время перекусить. Устраивайтесь поудобнее и налегайте.

Изрядно оголодавшие члены клуба быстро расправились с яблоками, затем сыграли несколько партий в вист, по традиции исполнили воинственный индейский танец и полчаса спустя разошлись по домам.

Глава X

Драматический клуб

В то время как Джек, наловчившись пользоваться костылем, уже радостно прыгал по всему дому, бедная Джилл испытывала тягостные последствия своего второго падения. Мало того что доктор не разрешил ей сидеть, на что она очень надеялась после проведенных лежа шести недель, так теперь еще ей было предписано по два часа в день проводить распластанной на доске. Довольно суровая кара за содеянное: доска жесткая, да и отвлечься от мучительной процедуры решительно нечем. Джилл попыталась было читать, но из-за строго горизонтального положения у нее сразу же заболели глаза и затекли руки. Поэтому, провсхлипывав и проплакав первый час своего испытания, на второй она начала громко петь:

Дудочка, дудочка, На тебе играю. Я играть на дудочке Просто обожаю. Я без своей дудочки, Братцы, не могу. Вот и дую в дудочку: «Ду-ду-ду-ду-ду!»

Жалобный плач девочки надрывал сердца миссис Пэк и миссис Мино. Они уже собирались избавить девочку от страданий, когда послышалась нежная песенка. Лица двух матерей просветлели, а Джек, размахивая костылем, словно грозным оружием, которым намеревался сразить невидимого врага, воскликнул со смесью сочувствия и восхищения:

— Правильно, Джилл, пой! Представь себе, будто ты пленный индеец. Тебя взяли в плен и пытают, но ты слишком смела и горда, чтобы просить пощады. Я же буду следить по часам, сколько тебе осталось. И как только подойдет время, сразу скажу. Честное слово, ни секунды лишней не пролежишь.

Джилл в ответ рассмеялась. Идея с пленным индейцем пришлась ей по душе, и, вытянувшись поровнее под ярким пледом, она снова запела:

Голубь с голубкой с ветки на ветку Перелетали к окну моей клетки. Так каждый день они летней порой Мне изойтись не давали тоской. Но осень пришла, и однажды ненастье Лишило меня даже этого счастья. Унес порыв ветра моих голубей, Остался один я в темнице своей.

— У моего бедного Жана был превосходный голос. Он так надеялся, что Джейн унаследует его дар. — Глаза миссис Пэк увлажнились. — Воображаю, что он бы почувствовал, если бы знал, что его дочь утишает боль песнями, которые он пел ей на ночь.

— Она и впрямь очень способная, — подхватила миссис Мино, давно уже восхищавшаяся чистым, красивым голосом девочки. — Ей непременно следует брать уроки пения, как только она поправится. Ведь музыка — это такая радость и утешение — и для больных, и для здоровых.

Тут Джилл, видимо окончательно войдя в роль героической пленницы, грянула мужественную и суровую песню канадских матросов. Мелодия ее была знакома и остальным, поэтому они принялись хором подпевать, и особенно громко горланил Джек:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390}) Греби веселей! Сил, матрос, не жалей!

На последнем слове голос его сорвался в пронзительный фальцет. Птичью комнату сотряс общий взрыв смеха. Вот так и вышло, что процедура, начавшаяся слезами, завершилась музыкой и весельем. А самое главное, был найден весьма эффективный способ облегчить страдания Джилл.

С той поры она, едва ее подвергали мучительной процедуре, тут же входила в роль отважной и мужественной пленницы. Ей нравилось чувствовать себя стойкой и смелой, а восхищение, с которым воспринимали ее веселость мальчики, вдохновляла ее на новые подвиги. К тому же вскоре Джилл выяснила, что, положив на грудь цитру, она может занимать себя игрой на ней, — и теперь в течение двух часов не только распевала песни, но и сопровождала их мелодичным аккомпанементом. Отныне каждый день в определенный час по дому Мино разносилась чудесная музыка, и сердца всех его обитателей замирали при ее звуках. Даже старая кухарка приоткрывала в такие моменты дверь кухни и жалостливо шептала:

— Ах ты ж бедная наша малышечка! Как справно поет-то от боли на этой доске своей окаянной. Прям маленькая святая, вот те крест! Пусть ента доска-то станет ей пухом.

Фрэнк бережно переносил Джилл на ее жесткое ложе. Деликатнейший Эд старался в эти часы как можно чаще наносить визиты семейству Мино и, пока его друзья веселились внизу, учил девочку играть на цитре новые мелодии. Свою лепту в ее развлечение вносил и Ральф. Устроившись неподалеку от лежавшей на доске Джилл со скульптурными принадлежностями, он лепил из мягкой мокрой глины голову девочки и наслаждался звуками цитры и пением своей маленькой модели, пока та не уставала играть и петь. Когда же это случалось, принимался рассказывать ей истории, одна забавнее другой, а в паузах показывал, как из податливого материала, с которым он работал, можно быстро вылепить фигурку кролика, или какой-нибудь птицы, или смешную человеческую физиономию.

Подруги, искренне сочувствуя Джилл из-за выпавшего на ее долю нового испытания, старались скрасить ей жизнь подарками. Мэри и Молли, чтобы порадовать Джилл, соорудили для нее ширму из натянутого на складную раму куска черного батиста, на одну сторону которого наклеили картинки с яркими птицами, цветами и фигурками красиво одетых людей, а на другую — коротенькие стихи, рассказики и анекдоты: девочки хотели, чтобы конструкция эта не только оберегала нашу узницу от сквозняков, но и развлекала. За чтением текстов или разглядыванием картинок время процедуры пролетало для Джилл почти незаметно; девочки же с каждым своим приходом их дополняли и обновляли, что шло на пользу не только Джилл, но и им самим. Ведь, чтобы подобрать подходящий материал, им приходилось прочитывать или хотя бы пролистывать множество книг.

Но сильнее всего Джилл потряс Джек. В день, когда мистер Уиттинг наконец разрешил ему идти в школу, он принялся воодушевленно метаться по всему дому, собирая учебники и тетради в радостном предвкушении того, как войдет завтра в класс и преспокойно усядется за свою парту, ловя на себе взгляды изумленных одноклассников, не ожидавших, что он так скоро вернется к ним. Устав от сборов, он сел отдохнуть в Птичьей комнате и только тут обратил внимание, что Джилл совершенно не слышно за ее ширмой.

«Наверное, спит», — решил он, осторожно заглядывая к ней. Но она не спала, а неподвижно лежала, глядя на освещенное солнцем окно и жадно ловя звуки яркого зимнего мира: звон колокольчиков на проносящихся мимо санях, веселые голоса мальчиков и девочек, торопящихся в школу, скрип свежевыпавшего снега под их ногами… Внешний мир куда-то спешил, был полон забот и радостного предчувствия приближающегося отдыха, да мало ли того, что еще теперь творилось без ее участия. Завтра туда уйдет и Джек, ее товарищ по заточению. Едва осознав это, Джилл особенно остро ощутила свое одиночество. Вот только погруженная в невеселые мысли девочка не заметила, как Джек украдкой посмотрел на нее и что по тоске, застывшей в глазах подруги, ему в ту же секунду стало ясно, что с ней происходит.