Пламя в джунглях - Николай Сучков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он очень любил книги. Рано научился читать, но в библиотеку его не записывали — слишком мал. После долгих просьб сестра записала его на свой абонемент. Первое время он получал по одной книжке и проглатывал ее за один присест. Страшно надоел сестре, заставляя ходить с ним в библиотеку каждый день. Потом ему стали выдавать по две книжки, но и этого было мало. Наконец сестра упросила библиотекаршу менять ему книги самостоятельно. Это был праздник. Он часами сидел в библиотеке, окруженный книгами. Старался прочитать как можно больше. На вечер забирал с собой домой разрешенные две книжки. Жизнь его озарилась удивительным светом романтики. Он с нетерпением ждал нового дня, чтобы встретиться с новыми книгами.
В тот памятный вечер Саня стоял перед отцовской корзиной, полной книг, прижимая кулачок к гулко бьющемуся сердцу. Он посмотрел на отца, целиком ушедшего в работу. Пошарил в корзине и достал толстую книгу в красном переплете. На обложке выделялись крупные черные буквы: «Ленин». Он уже много слышал о Ленине, и ему захотелось узнать, о чем пишет этот великий человек. Наверняка, об очень интересном. Стал переворачивать тонкие листки, вчитывался, но ничего не понимал.
С той поры не раз присаживался он у заветной корзины и перебирал книги в красном переплете. И хотя по-прежнему смысл прочитанного еще плохо укладывался в его голове, он испытывал странное волнение, вчитываясь в гремящие стреляющие слова. Особенно ему нравилось читать ленинские воззвания и письма. Они казались живыми, столько было в них гнева и страсти.
И потом курсантом, он, приходя в увольнение домой, как в детстве, нередко присаживался у отцовской корзины и брал в руки строгий том в твердой красной обложке. Новый мир открывался перед ним, мир захватывающих мыслей, идей, потрясающих, зовущих к прекрасному будущему.
Здесь, вот именно здесь, в джунглях, теперь развертывается освободительное движение, о котором он столько читал в прошлом. Этот народ, как и все люди, хочет жить свободной жизнью, и нужно помочь ему отстоять это право.
Алекс сделает все, чтобы помочь людям завоевать свободу. Ведь рядом с ним столько надежных друзей.
— О чем ты все думаешь, дорогой? — позвал его ласковый голос, и на плечи легли легкие руки. — Я давно стою за твоей спиной, а ты не замечаешь. Тебе пора отдохнуть. Не спал всю ночь. А скоро в новый поход. Теперь ты стал еще нужнее людям. Ты…
— Не надо, родная. Давай лучше помолчим! — Алекс обнял Гаудили.
— Ты забываешь меня, и мне страшно. К тебе все тянутся, и мне кажется, что ты удаляешься от меня. Вот и вчера ушел на весь день один без телохранителей. И опять толкался среди простых людей. Ну, почему ты избегаешь почета, положенного твоему высокому сану? Разве трудно не есть из одного котла с воинами, не спать вместе со всеми на земле, не лезть в самую гущу боя, будто там без тебя не обойдутся?
Он с укором посмотрел на нее.
— Я такой же, как и они. Я сын рабочего, то есть того, кто живет своим трудом.
Гаудили покачала головой.
— Не правда это. Ты сам говорил, что твой отец большой командир. Ты — кадонги, и нельзя тебе смешиваться с теми, у кого низкое происхождение.
— Не говори так, Галюша! — горячо возразил Алекс. — Нет ни низкого, ни высокого происхождения. Все люди рождаются равными, и только условности, придуманные людьми, разделяют их.
Она упрямо тряхнула головой.
— Я дочь вождя и сама вождь. Я должна стоять над ними. Тогда они будут уважать меня.
— Ты тщеславна, Галюша.
— Я тщеславна? — возмутилась Гаудили. — А разве там, в твоей стране, нет вождя?
Алекс внимательно посмотрел на нее.
— На моей родине есть вожди, но обязаны они этим не своему происхождению. Народ их выделил за полезные дела, за их ум и заслуги. И уважают у нас вождей за то, что они хорошо служат народу.
— Значит, по-твоему я не имею права быть вождем? — в ее темных глазах сверкнули огоньки, вся крепкая фигурка напряглась. Гневно вспыхнули щеки. Она опустила ресницы, прерывисто дыша.
Алекс спохватился. «И как только обращаться с этими женщинами, да еще с вождями, — растерянно подумал он. — Ну никакого такта у меня нет».
Он боялся, что Гаудили долго теперь будет сердиться. Но она поднесла палец к губам, улыбнулась и сказала с плохо скрытым коварством:
— Значит, будешь теперь вождем сам? Вот хорошо-то! С меня хватит и одного — быть твоей женой. Тем более, что эта должность меня очень устраивает.
— Ты не так поняла меня. Прости, Галюша!..
— Хотя да, вождь сиеми для тебя уже не подходит. Ты же поднимаешься все выше: племена хотят провозгласить тебя своим королем. Теперь уж ты прости меня! — и она, прижав подбородок к левому плечу, снова улыбнулась.
— Ну и лукава ты, как тигрица! — вскричал Алекс.
— Ты тоже хорош, слон!
И они оба расхохотались.
Гаудили коснулась пальцами его лба.
— Ты, действительно, очень хороший, умный, как тысяча наших старейшин, — посерьезнела она, пристально вглядываясь в него, будто открыв в нем что-то новое. — Только, пожалуйста, не скромничай. Что бы мы делали без тебя? Десять звезд не заменят одной луны. А что было бы со мной, если бы не ты?
— Это уже за тебя любовь говорит, — смущенно улыбнулся Алекс.
— Ну да, любовь! А разве я это скрываю? — Она тряхнула головой. Потом заглянула ему в глаза, — Пойдем отдохнем хоть часок? Пока все спокойно…
— Убили! Мой командир, беда! Убили!
Алекс и Гаудили резко повернулись. К ним спешил Маунг Джи, бледный, растерянный. Губы тряслись. Не похож он был на начальника караула, службу которого сейчас нес.
— Кого убили? — Алекс мягко отстранил жену.
— Там, там, — юноша показывал вверх по ущелью, — у дока!
Алекс кинулся к госпиталю. Он протолкался сквозь кучку взбудораженных людей и остановился на пороге. Посредине убогого кабинетика в луже крови лежал Макгрейв: голова запрокинута, уши обрезаны, судорожно скрюченные пальцы у горла, где торчал скальпель, в широко раскрытых глазах бесконечное изумление.
— Гаро ко мне! Гайлубу с собаками по следу! — отрывисто приказал Алекс, обжигая яростным взглядом Маунг Джи. Юноша опрометью бросился прочь.
Алекс стоял над Макгрейвом, не в силах оторвать от него взгляда.
«За что? — металось в его голове. — За что убили тебя?
Добрый доктор! Ты хотел, чтобы всем было хорошо, ты был неисправимым идеалистом. Для тебя не существовало врагов. Скольким ты спас жизнь! И вот тебя отблагодарили за это». Все ниже склонялась голова Алекса. В глазах окружающих его людей — вопрос. А что он может ответить на него?
Уйти, спрятаться от этих вопрошающих глаз! Туда, к Гаудили! Только она понимает его. У нее, как у матери, всегда найдется единственное верное слово, снимающее тяжесть с души. К чертям все это! Скорее к ней!
Как слепой шагнул Алекс к двери и ткнулся в широкую грудь Гаро. Сдавленный стон, похожий на рыдание, вырвался сквозь его плотно сжатые зубы. Он задрожал, как в приступе лихорадки. Гаро стиснул его плечи, молча похлопывая по спине. Среди больных и раненых слышались тяжелые вздохи, приглушенные всхлипывания. Это плакали мужчины. Те самые мужчины, которые, казалось, привыкли к Смерти, даже перестали замечать ее.
— Это сделал Сатэ, — жестко сказал Гаро. — И мы найдем его.
По всем расчетам Сатэ не мог далеко уйти. Но время шло, а японец будто провалился сквозь землю. Алексу доложили о результатах проверки: из роты Жакунды исчезли два воина тилое, недавно вступившие в отряд. Было ясно: хорошо зная горы, они послужили проводниками офицеру; побег был подстроен заранее, партизанская база выдана врагу.
Из ущелья потянулись группами родственники и семьи воинов. Они шли нагруженные рисом, солью и другими продуктами питания. За ними пойдут воины. Совет командиров решил немедленно эвакуировать лагерь. Главная база переносилась в Хванде, дополнительная — в Мангло.
Вечером похоронили Макгрейва. Он лежал на краю вырытой в склоне горы могилы. Бойцы молча подходили прощаться, клали в ногах желтый цветок падаука. Пламенел кумач, облегавший странную в своей неподвижности фигурку того, кого привыкли видеть в постоянном движении. Тело доктора опустили в могилу под сухой треск залпа-салюта.
С первыми проблесками зари Алекс провожал Нгамбу, рота которого была в авангарде. Туман курился над тропой. Воины словно плыли в молочных рваных волнах. Тяжело ступали мулы.
Алекс шагнул к Нгамбе.
— Смотри в оба! Я пойду следом. Держи связь со мной, как договорились. Счастливого пути! — Он крепко обнял названного брата. — До встречи в Хванде!
Постоял у тропы. По ней только что прошли сотни ног, не оставив и следа на твердом каменистом грунте. Было очень тихо. Даже из-за поворота не доносилось ни звука, хотя там скрылись сто пятьдесят бойцов Нгамбы.
Алекс прошел по сонному лагерю. Между хижинами бродили длинноногие австралийцы и новозеландцы — взвод Билла нес охрану. Узнавая командира, они вытягивались, салютовали карабинами. Многие красовались в новенькой зеленой форме, как новобранцы.