Ад - Алексей Кацай

«Форд» снова тронулся с места.

— В общем, так, — чеканил Пригожа слова, и его домашний имидж линял, как макияж красавицы под дождем. Сейчас едем через Юнаки. Находим твоих. Я остаюсь организовывать спасание людей, и оператор должен быть возле меня. Пусть Мельниченко на заводе возится — основная масса избирателей сейчас в городе, на тех же Юнаках. Ты едешь дальше, к Центру. Узнаешь положение. Если появилась связь, звонишь по телефону моей жене на Кипр: пусть все бросает и приезжает. В этих условиях семейный тыл должен быть обеспечен. Потом возвращаешься на завод и держишь там Мельниченка как можно дольше. Он сейчас у меня под ногами будет путаться. Но главное — съемочная группа. Тем более — Яременко. Она девушка с головой.

Мирошник вздохнул:

— С головой, с головой. Но очень свободу любит и поэтому иногда совсем неуправляема.

— Ты мне ее недельку попридержи, а дальше видно будет. — Пригожа вдруг тоже тяжело вздохнул, даже всхлипнул. — Ох, Виталий-Виталик… Сейчас главное: момент не упустить. Себя проявить как следует. Если бы я раньше знал, что твои на Юнаках работают! А теперь… Господи, хоть бы подольше никто из города не появился!

Мирошник кашлянул:

— А меня, Иван, как раз очень волнует обратное. Уже часов пять прошло с начала толчков, а Гременец словно вымер. Ни тебе связи, ни транспорта, ни людей. Что-то здесь не так. Да и у нас тоже многие в город двинули: и ни слуху ни духу от них. Снова же туман. Стоит стеной и не расходится. Нет, не то здесь что-то.

«Что еще за туман?» — подумал я, отвлекаясь от подслушивания разговора. Ведь когда я пришел в сознание, когда меня конвоировали по территории завода, когда я пытался угнать машину, то ничего такого вокруг не заметил. Чуть приподняв голову, я посмотрел на небо, клочок которого был виден сквозь окна микроавтобуса. И только сейчас обратил внимание на его неестественный серебристый цвет. Но никакого тумана не было. А может, у меня была не та точка обзора?

Мне так и хотелось распрямить затекшее тело и основательно оглядеться вокруг, но я старался об этом не думать. Положение мое и так было довольно неприятным, хотя и очень интересным: не часто приходится слушать откровенный разговор политсалажат. И если он у меня вызывал сначала иронию, а потом какую-то тошноту, то что б я почувствовал, если бы подслушал обмен мнениями дембелей этой военной части? Наверное, точно стошнило бы… Единственное, что вызывало некоторое облегчение, так это известия о Ляльке. Она была жива, невредима и делала «репортаж столетия». Нет, Лялька таки — журналист от бога! Это я так — дилетант.

Но, вспомнив о Ляльке, я вспомнил и про Беловода. И хотя все, что случилось вчера и позавчера, казалось мне далеким-далеким, озноб беспокойства снова колюче прошелся по коже. Странное дело, человеки гибнут на твоих глазах десятками, а ты беспокоишься за неопределенную участь лишь одного из них. Почему это так устроено в нашем мире?

А разговор принимал все более интересный оборот:

— Чего тебя этот туман беспокоит? У нас его сейчас в головах столько, что на несколько Гременцов хватит.

— Не видел ты его, Иван. А я объехал вокруг завода и убедился, что этим дивом дивным окружен участок в радиусе около десяти километров: от Сухого Каганца в гременецком направлении до Омельчуков в направлении полтавском. И что странно: за этим участком туман — палкой не проткнешь, а у нас его нет. Только, наверное, выше присутствует, поскольку солнца не видно. Словно мы в каком-то пузыре застряли.

— Застрянем еще больше, если ты начнешь обращать внимание на второстепенные детали. А меня сейчас особенно волнует деталь первостепенной важности: тот кретин. Какого черта нужно было в Паламаренка палить?.. Сказано же было: попугать.

— Сам знаешь — случайность.

— Случайность, случайность… Такие случайности нас всех под монастырь подведут. Хорошо еще, тот журналюга попался…

«Журналюга» за их спинами весь превратился в слух. Но, к сожалению, этот процесс неожиданно был прерван, потому что «форд» рывком остановился, быстро вывалив правую дверцу: это из машины выпрыгнул Мирошник.

— Эй, ребята, — услышал я, как закричал он, — помогите-ка эту хренотень с дороги сдвинуть!

Сразу забубнило нескольких голосов.

— Ничего, ничего, — различил я голос Мирошника, — все будет хорошо. Уже идет помощь из города… Мэр работает на заводе, хотя мы с Пригожей считаем, что он должен быть в Гременце, вместе с народом, а не… Да, да… Только имеете… А откуда я знаю? Вот до вечера телевидение запустим, все из новостей узнаете… Электричество?.. Будет и электричество, если все мы сейчас хорошо поработаем… Давайте… Не ругайся! Я сам ругаться могу — этим делу не поможешь… Давайте… А ну, вместе давайте… И-раз… И-два… И-три… Осторожно!..

Что-то приглушенно громыхнуло, и в салоне повеяло удушливым запахом каменной пыли. Через минуту Мирошник кряхтя умащивался на сиденье. Пригожа из машины так и не вышел.

Снова застучал двигатель, и «форд», покачиваясь, пополз дальше. В салоне на несколько минут снова воцарилось молчание, лишь сквозь стекло и поскрипывание двигателя слышались растерянные, иногда бранные мужские голоса, которые чередовались с женскими вскриками.

— А хорошо все-таки тряхнуло, — вдруг как-то хрипло произнес Пригожа.

— Не то слово, — согласился с ним Мирошник. — Ты же еще толком ничего не видел, кроме нефтехимии, а я уже ох наездился!.. — Он помолчал. — А ты говоришь — случайность, случайность. Вот где — случайность! Все со своих мест случайным образом вынесло!

Пригожа покашлял:

— Все вынесенное будем аккуратно собирать и в другие места переносить… В соответствии с новой ситуацией. О боже! — вдруг тонко вскрикнул он, очевидно, увидев что-то за окном.

— Не хлюпай! — жестко сказал Мирошник. — Еще не такое сегодня увидишь.

Снова наступило молчание.

— Слушай, Виталий, — нарушил его Пригожа. — Я уже что-то не пойму, где мы и едем-то… Вижу, что на Юнаках, но в каком месте?

— Сейчас вон ту груду кирпича объедем, и рынок покажется. Верней, то, что от него осталось.

«Форд» качнуло из стороны в сторону, потом он натужно загудел, поднимаясь вверх, снова покачнулся и пошел ровнее.

— Ого-о-о! — даже присвистнул Пригожа. — Бог все видит!.. Много же времени Морозу понадобится, чтобы из этого переплета выбраться.

— Всем нам на это время понадобится. А Морозу что? Участок веревками переплетет и на голом месте торговать станет.

Автомобиль остановился. В этот раз дверца клацнула с левой стороны. Я надеялся, что из машины выйдет и Мирошник, поскольку что-то подсказывало мне о растущей необходимости освобождения салона от своей персоны. Всякое любопытство должно иметь свои границы. Но Мирошник оставался на месте. Позади машины слышался голос Пригожи:

— Что же вы делаете?!. Двое отойдите. Трое беритесь тут и тут. Так, хорошо… Девочка, найди где-нибудь воды… Врач есть тут?.. Нет?.. Эй, девочка, стой!.. Возьми того парнишку и пойди отыщи врача. Не кричите, женщина, не кричите. Лучше идите вместе с ними. Тормошите, ругайте, за руки тяните, но собирайте врачей возле меня. Кто?.. Приказал, скажете, Пригожа Иван Валентинович. Сейчас, сейчас… Минуточку… Добрый день, Женя, если он добрый… У тебя там людей не было?.. Хорошо. Подожди меня.

Я услышал, как Пригожа просунулся в салон, но садиться не стал.

— Короче, так, Виталик. Гони в город и действуй так, как мы с тобой договаривались. Меня найдешь в этом районе. Я с Морозом буду. Видел? Объявился.

— Может, мне все-таки с тобой остаться?

— Нет, нет. Давай в город. И быстро. — Внезапно в голосе Пригожи прорезалась смешинка. — Но не спеши. А как только своих монстров с камерой встретишь, прикажи, чтобы сюда бежали.

— Не спеши, не спеши, — бубнил Мирошник, выводя машину на более-менее ровную дорогу. — Даже если бы, и хотел быстро, то ничего не выйдет!

А я снова молча вспоминал дьявола, черта и других потусторонних существ, ругая Мирошника за то, что он не вышел из машины, а себя за то, что не смог из нее выбраться. Продолжать прогулку на ней уже не было никакого смысла. Да и в город меня уже не особо тянуло. Ведь почти все интересующие меня люди каким-то странным образом оказались на Юнаках. Или рядом с ними. Убийца Паламаренка, кстати, тоже где-то здесь шлялся, и, как мне показалось, Пригожа с Мирошником могли бы помочь мне в его поисках. Единственное, что мне сейчас было нужно, так это, во-первых, незаметно смыться из «форда», а во-вторых, хоть немного замаскироваться и прийти в себя. Ведь все вокруг я воспринимал будто сквозь зыбкую пелену, от чего и так нереальный окружающий мир казался мне и вовсе иллюзорным. Не иллюзорной была только боль во всем теле, постепенно все больше и больше охватывающая его.

Минут через пятнадцать «форд» остановился, и Мирошник кряхтя вылез из него. Я, почти разламывая затекшее тело, осторожно выглянул из-за спинок сидений.