Вещий. Разведка боем - Юрий Корчевский

От причалов я направился к городским воротам. Но и стражники ничего путного сказать не смогли.

– Эвон сколько народа туда-сюда шныряет. Мы повозки да груз осматриваем, мыто взимаем, нам пешие да конные не нужны.

Вот незадача!

Вечерело, и я отправился домой. Елена с порога спросила:

– Что случилось? Иван приходил, лицо от удовольствия лоснится, сказал, что освобождает тебя от работы. Он тебя что – выгнал?

– Нет, что ты, милая. – Я обнял жену и поцеловал. – Видела – сегодня днем купец Перминов приходил? Он уговорил меня заняться одним щекотливым делом, вот и попросил Ивана на время освободить меня от работы.

– Чего же тогда Иван довольный такой?

– Не иначе – Гаврила выгодные условия предложил, причем такие, что Крякутной отказаться не смог.

– Вона что, а то я спужалась, подумала плохое.

– Да что со мной плохого произойти может? Если только ты скалкой не побьешь.

– Скажешь тоже.

Жена ткнула меня в бок кулачком.

– Когда уезжаешь?

– Сегодня ночью.

Мне-то что собираться – накинул на рубашку легкую ферязь, опоясался саблей, кистень в рукав – и готов. Главное не в этом. С каждой минутой, с каждым часом беглецы все дальше от Нижнего. И тем сложнее их будет найти.

Откуда начать поиски?.

Я попрощался с Еленой, вышел во двор и вскочил на коня. Верст через пять я увидел костер. Подскакав, спешился, подойдя к костру, поздоровался. Вскочившие было люди уселись снова. Коли здоровается, значит – мирный человек, разбойники нападают гурьбой и без приветствий.

Поговорили о том о сем. Между делом поинтересовался – не видели ли девку с парнем?

– Нет, никого не видели.

Я поблагодарил и вскочил в седло. Вскоре показалась Волга, а у берега – кораблик.

Команда уже отдыхала, у костерка сидели лишь двое дневальных, игравших в кости. Когда я подошел, оба вздрогнули от неожиданности, затем вскочили, схватились за короткие и широкие абордажные сабли.

– Здоровьичка желаю! – Я уселся рядом с костром.

Дневальные тоже присели. Мы разговорились – и вновь неутешительные для меня новости. Пассажиров брали, но никого подходящего под мое описание не было – старик, два монаха, женщина с ребенком. Пожелав спокойной ночи, я снова вскочил в седло и погнал коня.

Скоро рассвет, ночь прошла впустую. Однако отрицательный результат – тоже результат. Теперь надо заниматься дорогами, а допрежь – отдохнуть.

Блеснул огонек. Не иначе – постоялый двор: крестьянские избы ночью темны, ни огонька, а у постоялого двора всегда горят масляные светильники, как маячки для припозднившегося путника.

Я набрался наглости и заехал на коне во двор, хотя обычно полагалось заводить коня в поводу.

Хозяин дремал за стойкой, но, завидев меня, мгновенно сбросил дрему, усадил за стол в пустой трапезной. Самолично принес едва теплую вареную курицу, пряженцы с тыквой и пиво. Для позднего ужина – достаточно.

Насытившись, я расплатился и попросил комнату. Хозяин провел меня на второй этаж, и я, уже и не ожидая удачи, спросил на всякий случай – не видал ли он вчера девицу с парнем на лошадях.

– Как не видал – были, далеко за полдень, поели и дальше поскакали.

– Куда? – Мне даже спать расхотелось.

– Как куда? У нас дорога одна – они от Нижнего на Владимир ехали.

– Вот спасибочко за добрую весть.

Я бросил полушку медную хозяину, и тот словил ее в воздухе так ловко, что я поймал себя на мысли, что не прочь бросить еще одну, лишь бы еще разок посмотреть на его трюкачество.

Ладно, можно поспать пару часов. Если я вышел на след, несколько часов ничего не решат. Все равно и они ночью спать будут. Да какое там спать – сейчас небось передыхают после очередной любовной схватки, а потом до полудня спать будут. С этой мыслью я и уснул.

А вот выбраться из постоялого двора оказалось затруднительно. Гостеприимный двор стоял на оживленном месте, и по дороге уже двигались повозки, скакали конные.

Позавтракав, я оседлал коня и рванул за беглецами.

Промелькнула деревушка с постоялым двором. Если беглецы не полные идиоты, то наверняка уже покинули постоялый двор, и вскоре я их должен догнать.

Минут через пятнадцать впереди показались два всадника. Наверное, беглецы.

Я перегнал их и всмотрелся в лица. Похоже, они. Я опередил их и спешился. Вот и всадники. Заметив меня, они снизили ход, кони перешли на шаг. Остановившись в паре метров, всадник грозно бросил:

– Прочь с дороги, шпынь.

Я аж удивился – это я шпынь? Перевел взгляд на второго всадника – о! Какая красавица! Щечки разрумянились, глазки сверкают. А лицом – вылитая мама.

Зашелестела сабля. Всадник с вызовом крикнул:

– Уйди с дороги, зарублю!

– Верни саблю в ножны, сосунок, тогда цел останешься, это ты тать бесчестный. Нехорошо девок у родителей умыкать.

Антонина густо покраснела и бросила отчаянный взгляд на боярина. В том, что это был он, я уже не сомневался. Боярин отважился на решительный поступок – взмахнул саблей, но я был настороже, ожидая чего-то подобного. Взмах кистенем – и сабля вылетела у него из руки, упала на землю. Я резко рванул боярина за ногу. Не ожидавший подвоха молодец грохнулся на землю.

Я схватил под уздцы лошадь купеческой дочки:

– Стоять! Не вынуждайте применять силу – хуже будет.

Но боярин, ослепленный яростью и пристыженный падением с лошади, бросился на меня. Отшвырнув удила, я сделал подсечку ногой и, когда он упал, врезал ему в глаз.

Антонина живо соскочила с лошади, кинулась к парню. Присев перед ним на колени, стала гладить ладошками по щекам.

– Илюшечка, очнись.

Левый глаз у парня набухал, вскоре появится синяк. Пока он не очухался, я расстегнул его ремень и связал ему руки. Подобрал его саблю, вернул ее в ножны. Нехорошо бросать саблю на дороге, хоть и дрянная была. Парень захлопал глазами, скривился от боли в подбитом глазу.

– Эй, тать! Ты кто? По какому такому праву боярина бить посмел?

– Какой ты боярин; ты девку скрал, стало быть – тать ты, а не я. Перед княжьим судом объясняться будешь. А еще раз меня обзовешь – отхожу тебя по заднице вожжами. Понял?

Услышав про суд, парень замолчал, зато Антонина кинулась на меня коршуном и попробовала ногтями вцепиться в лицо. Увернувшись, я схватил ее за толстую косу, намотал на руку.

– Будешь непотребство учинять – привяжу к лошади, сзади бежать будешь, пыль глотать.

– Да ты знаешь, холоп, чья я дочка?

– Знаю, меня папенька твой, Гаврила Лукич, за вами, голубками, самолично послал.

Девчонка сникла, через пару минут предложила мне выкуп.

– Ну сколько тебе папенька денег даст? Я больше дам. – Она стала срывать с себя золотые серьги, снимать цепочку. – Отпустишь?

– Жить-то на что будете, голубки? Боярин твой саблю в руках держать не может, ничего другого не умеет, кроме как девок портить. И на какие такие шиши вы кушать будете, где жить?

Девчонка посмотрела на боярина, ожидая поддержки. Но Илья прикинулся больным, прикрыл глаза. Я слегка пнул его сапогом.

– Хватит отлеживаться, дома заждались. Поднимайся.

Илья с помощью Антонины поднялся.

– Садитесь на одну лошадь вдвоем и не дергайтесь – мигом догоню, и тогда пощады не ждите.

Веревкой я связал их между собой, сам сел на лошадь купеческой дочки, своего коня взял под уздцы; мы развернулись и тронулись в обратный путь. Илюшка оказался парнем капризным и за три дня обратного пути чуть не довел меня до белого каления. То еда в харчевне была ему не по вкусу, то на полу спать жестко. А куда я его положу? Спали в одной комнате: Тоня на постели, мы с боярином – на полу, только у него руки были связаны. Спал я вполглаза, боясь, что голубки сговорятся, Тоня его развяжет, и вдвоем они меня сонного и прибьют.

Нет, обошлось. А перед Нижним боярин стал канючить:

– Отпусти хотя бы меня, Тоньку уж доставь отцу, небось деньги за нее обещаны, а меня, скажи, не поймал.

– Это с какого перепугу я тебя отпустить должен? Напакостил – отвечай. Тебе что, дворовых девок мало? За кого теперь Гаврила Лукич ее, порченую, замуж отдаст? Кто из купцов разрешит сыну с ней венчаться? Ты о ней подумал? Заткнись, а то зубы повыбиваю.

Парень замолчал; не потеря зубов его страшила, а гнев отцовский да суд княжий. Но то не мои дела.

К посадам Нижнего подъехали к вечеру, еле успели пройти городские ворота – прямо за нами их закрыли.

Подъехали к дому купца, я затарабанил в ворота. Испуганный слуга приоткрыл калитку:

– Чего надоть?

– Открывай ворота и зови хозяина.

Загромыхали запоры, ворота открылись. Я завел лошадей во двор, а с крыльца уже спускался купец. Было видно, что он сдерживает себя, чтобы не побежать. Да только негоже лицо ронять.

Дойдя до лошади, на которой сидели оба голубка, он покачал головой, бросил мне: