Вельяминовы. За горизонт. Книга 1 (СИ) - Шульман Нелли

– Все равно, они еще так молоды, обоим всего двадцать два. Мы боялись, что у них появится ребенок… – о замужестве Адели Клара пока не думала. Дочь отмахивалась:

– Мама, какой брак? У меня карьера, записи для кино, для радио, премьеры в опере… – Клара, однажды, сказала Джованни:

– Может быть, за ней кто-то ухаживает. В букетах, что доставляют домой, не разберешься. Но Адель скрытная, она в таком не признается… – скрытным был и Аарон. Сын переписывался с Мон-Сен-Мартеном, но, до весны, Клара понятия не имела, что рассказы Аарона печатают в журналах:

– Все раскрылось случайно, когда пришел конверт на домашний адрес… – гонорары сын откладывал, для путешествия на континент:

– Я буду поступать в Королевскую Академию Драматического Искусства, – признался Аарон, – но сначала я хочу поработать в театре. Дядя Мишель обещал устроить меня в Париже… – сын собирался жить на Монмартре, писать пьесы и подвизаться в одном из тамошних театров:

– Пусть его, – добродушно сказал Джованни Кларе, – в конце концов, ты тоже не сразу стала главным художником оперы. Пусть таскает доски, подметает сцену и бегает за кофе, для режиссера. Для языка это тоже хорошо… – Клара подозревала, что сын хочет оказаться ближе к Тикве:

– Она, кажется, тоже хочет стать актрисой. Ладно, Лауре одиннадцать лет, она еще долго пробудет при нас… – Клара, искоса посмотрела, на безмятежное лицо Марты:

– У нее нет дочерей, ей такого не понять. Густи уже взрослая. Зато у нее будет много невесток… – Марта думала вовсе не о невестках.

Последние три года она, в любую свободную минуту, анализировала, с точностью до секунды, катастрофу самолета Констанцы, над Северным морем:

– Авария вызвана вовсе не ударом молнии, – твердо сказала Марта Джону, – и не тем, что Степан, якобы, повел машину выше предельного эшелона. Это была откровенная атака русских…

Тем летом Марта почти два месяца провела в большом ангаре, на базе ВВС Бриз-Нортон, куда доставляли найденные спасателями остатки самолета, и фрагменты, как выражались эксперты, тел пассажиров и экипажа:

– Второго пилота опознали, но останки Констанцы, Степана и Марты не нашли, – думала она, – Ник выжил, однако он ничего не помнит, кроме взрыва и огня. В районе могла болтаться русская подводная лодка, русские истребители… – в той грозе погибло и две патрульные машины Королевских ВВС. Марте все это очень не нравилось.

В феврале этого года, после известий о реабилитации ее деда, когда текст доклада Хрущева на съезде партии доставили в Лондон, она хмуро сказала Волку:

– Либерализм ничего не значит, то есть так называемый либерализм. Джон и Меир могут сколько угодно рассуждать о скором крахе коммунизма. Мы с тобой знаем, что коммунизм никуда не денется, как Хрущев не закроет лагеря. Он выпустил на свободу горстку выживших людей, но другой рукой, он сажает верующих и оставшихся на свободе так называемых бандитов, из Прибалтики и Западной Украины… – Волк кивнул:

– Еще он врет напропалую, о судьбе Валленберга… – советское правительство продолжало настаивать на том, что Валленберг погиб в Венгрии. Максим добавил:

– Думаю, мы до нашей смерти не добьемся правды, как не найдем беглых нацистов… – мать с отцом считали, что усилия Марты и Волка бесполезны:

– Мне тоже хочется увидеть Барбье на скамье подсудимых, – вспомнила она невеселый голос отца, – но надо признать, что работа мистера Визенталя основывается на ничем не подтвержденных слухах и сплетнях… – Марта каждый месяц созванивалась с Визенталем и аккуратно вела свое досье:

– Как я веду досье касательно Филби, – она поднялась, – но пока у меня нет никаких доказательств, что к нему в руки попали хоть какие-то обрывки информации, касательно самолета Констанцы… – в прошлом году министр иностранных дел Макмиллан заявил в Палате Общин, что у правительства нет оснований подозревать Филби в шпионаже:

– Сам Филби выступил на пресс-конференции, где сказал, что никогда не был коммунистом… – Марта вскинула сумочку на плечо, – кто я такая, чтобы спорить с министром иностранных дел и будущим премьером. Я всего лишь М, старший аналитик секретной службы… – осенью Филби посылали на Ближний Восток, с легендой о работе журналистом, для британских газет:

– Ближний Восток, – кисло подумала женщина, – где все кишит советскими агентами. Мы не знаем, что случилось с Эйтингоном и Серебрянским, мы законсервировали Журавля… – правительство запретило им входить в контакт с бывшим агентом:

– Все считают, что настала эра либерализма, что Советский Союз изменился. Ничего там не изменилось… – в апреле в гавани Портсмута бесследно исчез водолаз, из специальных сил секретной службы, исследовавший вставший на якорь эсминец «Орджоникидзе», привезший в Британию, для официального визита, Хрущева и Булганина:

– Я тогда дневала и ночевала на работе, – устало вспомнила Марта, – мы посчитали, что произошел несчастный случай, но русские могли обнаружить водолаза, поднять его на борт корабля. Может быть, он сейчас в СССР, как Констанца, как Мирьям, тоже бесследно исчезнувшая, вместе с Сарой…

Даже после окончания войны в Корее, американцам не удалось найти сведений о судьбе группы, эвакуировавшейся на грузовиках из госпиталя на реке Кимсон:

– Как не отыскали они генерала Гленна, – Марта вышла на палубу, – он, как и Мирьям, считается пропавшим без вести… – к полудню распогодилось. Вода в гавани сверкала глубоким, лазоревым цветом. Мальчишки упоенно бросали хлеб чайкам:

– У Питера с Ником такие глаза. Господи, пусть все мои дети будут счастливы… – Максим с Теодором-Генрихом крутились рядом с шлюпками, показывая что-то Лауре. Инге и Сабина стояли у трапа. Клара улыбнулась:

– Им не терпится, наконец, начать самостоятельную жизнь. Хотя в Кембридже они сами мыли посуду… – Марта шепнула ей:

– Но ты им, каждый месяц, возила сумки с провизией… – Клара пожала ей руку:

– Ты тоже будешь возить, своим парням… – обняв Инге и Сабину, Клара велела:

– Пишите, посылайте снимки. Фотоаппарат у вас есть, в Рьюкене, на почтамте, должна быть международная связь… – Инге развел руками:

– Только в Осло, мама Клара. Но, если что, мы отправим телеграмму… – Марта подала Кларе сухой платок:

– Не беспокойся, на дворе не шестнадцатый век… – ее подергали за руку, она бросила взгляд вниз. В расстегнутом воротнике матроски Питера блестел старинное распятие. Низкое солнце сверкнуло в лазоревых глазах мальчика. Младший сын, серьезно, сказал:

– Когда я вырасту, я найду второй крестик, мама… – паром загудел. Спускаясь по трапу, Клара всхлипнула:

– Хоть бы все у них сложилось, пожалуйста… – стоя на пирсе, они еще долго махали Инге и Сабине.

Лондон

Джованни наклонил носик серебряного чайника над тонкой чашкой веджвудского фарфора. Мистер Филип Бромли, уютно устроившись в кресле, вытянул длинные, костлявые ноги, в безукоризненно отглаженных, парадных брюках. Они носили смокинги:

– Все-таки премьера, – заметил Джованни, встретив Бромли с внучкой в просторной прихожей дома в Хэмпстеде, – хоть и не в опере. Ваша жена приедет прямо в кинотеатр… – Бромли отозвался:

– Да, она в госпитале Грейт-Ормонд-Стрит, на заседании благотворительного комитета, – адвокат и его жена щедро жертвовали средства больницам:

После потери сына, смерти зятя, они озабочены здоровьем, – подумал Джованни, – им еще надо вырастить Луизу. Впрочем, хорошо, что они заботятся не только о своем благополучии… – окулист Луизы порекомендовал Бромли школу для слабовидящих детей, в окрестностях Плимута. Бромли построили новый учебный корпус, названный в память их сына:

– Он отлично выглядит, учитывая, что ему идет седьмой десяток. Впрочем, мы почти ровесники, он лишь немногим старше… – поздно обзаведясь последним ребенком, Джованни не мог привыкнуть к мысли о том, что ему тоже скоро семьдесят:

– Я еще помню бабушку Марту и бабушку Мирьям, – понял он, – но Кларе нет пятидесяти. По сравнению со мной, она девчонка. Молодая жена, всегда к лучшему… – Джованни поймал себя на усмешке.