Странное путешествие мистера Долдри - Марк Леви

— Мне искренне жаль, — проговорил Долдри.

— А вы чем занимались в войну?

— Я работал в армейской интендантской службе. На фронт меня не взяли из-за опасной формы туберкулеза, от которого остались рубцы в легких. Я рвал и метал, подозревал, что отец использовал свои связи среди военных врачей, чтобы меня признали негодным к службе. Я делал все, чтобы меня призвали, и мне удалось попасть в интендантскую службу MI-44.

— Значит, вы все-таки участвовали в войне, — сказала Алиса.

— Служил обычным чиновником, гордиться особенно нечем. Но лучше поговорим о другом, не хочу портить вечер. Сам виноват, не надо было лезть с расспросами.

— Это я начала вас расспрашивать. И то правда, поговорим о чем-нибудь повеселее. Как ее звали?

— Кого?

— Ту, что вас бросила и заставила страдать.

— А это, по-вашему, веселая тема?

— Что вы туману напускаете? Она была гораздо моложе? Ну расскажите, какая она — блондинка, брюнетка или рыжая?

— Зеленая, она была зеленая, с огромными выпученными глазами, с огромными волосатыми ногами. Поэтому я и не могу ее забыть. Если вы снова будете меня о ней спрашивать, я закажу еще ракии.

— Закажите и мне, выпьем вместе!

Кафе закрывалось, времени прошло много, и на ближайших к площади Тюнель улицах не видно было ни одного такси или долмуша.

— Дайте подумать, должен быть какой-то выход, — произнес Долдри, когда у них за спиной гасла вывеска заведения.

— Я могу пойти домой на руках, только, боюсь, платье испорчу, — сказала Алиса, пытаясь сделать колесо.

Долдри вовремя подхватил ее, не дав упасть.

— Господи, да вы совершенно пьяны!

— Не надо преувеличивать, я немного навеселе, но не пьяная. Что вы на меня накидываетесь?

— Вы хоть себя слышите? У вас даже голос изменился, вы говорите как базарная торговка.

— И что? Очень даже почтенное занятие — овощами торговать. Два огурца, два помидора и одну весну, и побыстрее! Сейчас все взвешу, любезный господин, и продам по рыночной цене плюс десять процентов. Мне этого на автобус едва хватит, но у вас такое доброе лицо, и вообще я закрываюсь, — сказала Алиса, удивительно искусно подражая простонародному говору.

— Ну, пошло-поехало. Она и правда пьяная в дым!

— Она совсем не пьяная! Кстати, учитывая, сколько вы залили в себя с тех пор, как мы здесь, не вам меня поучать, ясно? Вы где?

— Рядом с вами… С другой стороны!

Алиса повернулась.

— А, вот и он! Пройдемся вдоль реки? — предложила она, опираясь на фонарь.

— Не получится. Босфор — пролив, а не река.

— Не важно, у меня ноги болят. Который час?

— Вероятно, уже за полночь. И сегодня вечером не карета, а принцесса превратилась в тыкву.

— Я совсем не хочу в отель, хочу в консульство, танцевать… Что вы там сказали про тыкву?

— Ничего! Ладно, против большого зла нужны сильные средства.

— Что вы делаете! — завопила Алиса, когда Долдри поднял ее, собираясь перекинуть через плечо.

— Провожаю вас до отеля.

— Вы доставите меня к дверям в конверте?

— Как хотите, — ответил Долдри, возводя глаза к небу.

— Только не оставляйте меня у администратора, ладно?

— Конечно, а теперь давайте помолчим, пока мы не пришли.

— У вас на спине седой волос. Интересно, как он туда попал? И вообще, кажется, у меня шляпа упала, — пробормотала Алиса и отключилась.

Долдри обернулся и увидел, как шляпа, катившаяся по улице, угодила в канаву.

— Боюсь, придется купить другую, — проворчал он.

Улица шла в гору, дыхание Алисы щекотало ему ухо, но он ничего не мог с этим поделать.

Обнаружив постояльцев, входящих в отель несколько необычном образом, администратор «Пера Палас» подскочил.

— Мисс очень устала, — с достоинством пояснил Долдри. — Не дадите ли мне ключи от обоих номеров — моего и ее…

Администратор предложил свою помощь, но Долдри отказался.

Доставив Алису в номер, Долдри уложил ее на кровать, снял с нее туфли и накрыл одеялом. Задернул шторы, некоторое время смотрел на спящую, потом погасил свет и вышел.

Они прогуливались вместе с отцом, он делился с ним планами на будущее. Ему хотелось написать большую картину, а на ней обширные поля, окружавшие дом. Отец ответил, что идея прекрасная. Надо вывести трактор, чтобы и он попал на картину. Ему только что доставили из Америки пароходом новенький «фергюссон». Итан был озадачен. Ему представлялись наклоненные ветром колосья, огромное желтое пространство на половину холста, контрастирующее с целой гаммой оттенков ясного неба. Но отец был так рад, что его трактор окажется в центре внимания… Надо подумать, может, изобразить его снизу красной завитушкой, а сверху поставить черную точку, как будто это фермер.

Поле с трактором под голубым небом — и правда прекрасная мысль. Отец улыбался и махал ему рукой, его лицо возникало среди облаков. Зазвенел звонок, странный звонок, который все не унимался…

Телефонный звонок выдернул Долдри из сна об английской деревне и погрузил в тусклый свет, заливавший его гостиничный номер в Стамбуле.

— Боже ты мой! — вздохнул он, поднимаясь.

Потом повернулся к тумбочке и снял трубку:

— Долдри слушает.

— Вы спите?

— Уже нет… ну разве что кошмар продолжается.

— Я вас разбудила? Простите, — извинилась Алиса.

— Я собирался писать картину, которая сделала бы меня величайшим пейзажистом второй половины двадцатого века, и лучше мне было поскорее проснуться. Который час в Стамбуле?

— Почти полдень. Я сама только встала. Мы что, так поздно вернулись?

— Вы правда хотите, чтобы я рассказал вам, чем закончился вечер?

— Я ничего не помню. Не хотите пообедать в порту перед визитом к консулу?

— Глоток свежего воздуха не помешает. Какая там погода? Я еще шторы не открывал.

— Солнце светит вовсю, — ответила Алиса. — Скорей собирайтесь, встретимся в холле.

— Буду вас ждать в баре, мне нужно кофе выпить.

— С чего вы взяли, что первый туда придете?

— Шутить изволите?

Спускаясь по лестнице, Долдри увидел Джана, сидевшего в холле и пристально смотревшего на него.

— Вы давно здесь?

— В восемь часов утра, сами извольте считать, ваше сиятельство.

— Извините, я не знал, что у нас встреча.

— Вполне нормально, чтобы я появлялся на работе с утра. Ваше сиятельство помнит, что заказал мои услуги?

— Вы еще долго меня так называть будете? Что за нелепость?

— Это затем, что я сердит за вас. Я организовал встречу с другим парфюмером, но сейчас уже после полудня…

— Я пойду выпью кофе, а после будем выяснять отношения, — сказал Долдри, уходя прочь от Джана.

— У вас есть какие-то особенные притязания на остаток дня, сиятельство? — крикнул ему вслед Джан.

— Оставьте меня в покое!

Долдри сел у стойки, но невольно следил глазами за Джаном, который ходил взад-вперед по холлу. Тогда он встал и подошел к нему.

— Я не хотел вам грубить. Чтобы загладить свою вину, на сегодня я вас отпускаю. Я все равно собирался повести мисс Алису обедать, а потом у нас встреча в консульстве. Давайте встретимся завтра в какое-нибудь приличное время, ближе к полудню, и отправимся к вашему парфюмеру.

Попрощавшись с Джаном, Долдри вернулся в бар.

Алиса пришла туда через четверть часа.

— Знаю, — сказал Долдри, не дав ей открыть рта, — я пришел раньше, но моей заслуги в этом нет, у вас не было никаких шансов.

— Я опоздала, потому что искала шляпу.

— Ну и как, нашли? — Долдри хитро прищурился.

— Само собой! Как и положено, лежит в шкафу на полочке.

— Надо же, какая удача! Так как насчет обеда на побережье, не передумали?

— Планы меняются. Я пришла за вами, в холле ждет Джан, он предложил прогуляться на Большой базар. Так мило с его стороны! Я просто в восторге, это же моя мечта. Поторапливайтесь, — сказала Алиса. — Жду вас на улице.

— Я тоже рад, — процедил Долдри сквозь зубы, глядя вслед Алисе. — Если повезет, подвернется какой-нибудь укромный уголок, где я придушу этого гида.

Выйдя из трамвая, они направились к северной стороне мечети Баязидов. Путешественники пересекли площадь и свернули на узкую улочку, по обе стороны которой теснились лавочки букинистов и граверов. Они уже час бродили по улицам Большого базара, а Долдри еще не сказал ни слова. Счастливая Алиса с предельным вниманием слушала рассказы Джана.

— Это самый большой и старый крытый рынок в мире, — с гордостью провозгласил гид. — Слово «базар» происходит из арабского. В старые времена его называли Бедестен, потому что «бедес» по-арабски шерсть, а это именно здесь продавали шерсть.

— А я баран, бредущий за пастухом, — пробурчал Долдри.