Странное путешествие мистера Долдри - Марк Леви

Когда они шли по пустырю, Джан держал Алису за руку, «чтобы она не угодила в яму с водой», пояснил он.

Легкая изморось, сеявшаяся на город, промочила бы землю лишь к концу дня, но Джан желал проявить предусмотрительность. Алиса чувствовала себя лучше, хотя и была еще слишком слаба, чтобы по достоинству оценить заботу Джана. Долдри предпочел воздержаться от замечаний.

Они вошли в дом. Комната, где работал парфюмер, была просторной. Под большим самоваром краснели угольки, от их жара пыльные окна мастерской запотели.

Мастер, не понимавший, зачем к нему явились двое англичан из Лондона, хотя и был этим польщен, предложил им чаю со сладостями, пропитанными сиропом.

— Это моя жена печет, — сказал он, и Джан тут же перевел, что у жены парфюмера лучшая выпечка в Джихангире.

Алису подвели к рабочему столу мастера. Он дал ей понюхать несколько своих композиций. Сочетания, над которыми он работал, были яркими, но гармоничными. Хорошо составленные восточные ароматы, хотя и ничего оригинального.

На краю длинного стола стоял сундучок с флаконами, вызвавший любопытство Алисы.

— Можно? — спросила она и взяла склянку с жидкостью странного зеленого цвета.

Джан еще не успел перевести ее просьбу, как мастер выхватил флакон из рук девушки и поставил на место.

— Он говорит, тут ничего интересного, просто опытные образцы, с которыми он забавляется, — сказал Джан. — Такое его развлечение.

— Хотелось бы попробовать эти запахи.

Мастер пожал плечами и согласился. Алиса сняла крышку и была поражена. Она достала полоску бумаги, смочила ее в жидкости и поднесла к носу. Потом поставила флакон, проделала то же самое со вторым, третьим и в изумлении повернулась к Долдри.

— Ну что? — спросил Долдри, до сих пор хранивший молчание.

— Это невероятно, в этом ящике он воссоздал целый лес. Мне бы никогда такое в голову не пришло. Понюхайте сами, — предложила Алиса и макнула очередную бумажку во флакон, — кажется, будто лежишь на земле у корней кедра.

Она положила пробник на стол, взяла другой и, окунув во флакон, помахала им, затем протянула Долдри.

— Здесь запах сосновой смолы, а в другом, — продолжала она, снимая крышку, — запах влажного луга, нотки безвременника вперемешку с папоротником. И вот еще, попробуйте, лесной орех…

— Я не знаю никого, кто захотел бы надушиться орехом, — проворчал Долдри.

— Это не для тела, а для создания атмосферы.

— Вы серьезно думаете, что духи для создания атмосферы будут иметь спрос? И что это вообще такое?

— Подумайте, как приятно ощущать дома природные запахи. Представьте, что мы могли бы распылять у себя в квартире ароматы всех времен года.

— Времен года? — удивился Долдри.

— Продлить осень, когда наступает зима, создать в январе весну с ее цветами, летом брызнуть запахом дождя. В столовой будет пахнуть лимоном, в ванной — апельсиновым цветом. Ненавязчивые ароматы для дома — это неслыханная идея!

— Ну, если вы так говорите, нам нужно подружиться с этим господином, который не меньше меня удивлен вашим восхищением.

Алиса повернулась к Джану.

— Вы не могли бы спросить, как ему удается добиться такой устойчивой ноты кедра? — попросила Алиса, нюхая пробник с палитры ароматов.

— Какой нотки? — переспросил Джан.

— Спросите, что он делает для того, чтобы аромат так долго сохранялся на воздухе?

И пока Джан старательно переводил разговор Алисы с парфюмером, Долдри отошел к окну и стал смотреть на Босфор, воды которого сквозь запотевшие стекла выглядели серыми и мутными. Хотя он и ехал в Стамбул совсем не за этим, но очень возможно, что однажды Алиса принесет ему целое состояние, и, каким бы странным это ни могло показаться, ему это было глубоко безразлично.

Алиса, Джан и Долдри поблагодарили мастера за то, что он посвятил им целое утро. Алиса пообещала в ближайшее время опять его навестить. Она надеялась, что они скоро работать вместе. Парфюмер никогда не думал, что его тайная страсть может когда-нибудь кого-то заинтересовать. Но сегодня он сможет сказать жене, что те вечера, когда он допоздна засиживался в мастерской, те воскресные дни, когда он бродил по холмам, лесам и долинам в поисках трав и цветов, были не прихотью старого дурака, как часто упрекала его жена, а серьезной работой, которая покорила парфюмера из Англии.

— Не то чтобы мне было скучно, — проговорил Долдри, выходя на улицу, — но я со вчерашнего полудня ничего не ел и не отказался бы перекусить.

— Вы довольная этим визитом? — спросил Джан Алису, не обращая внимания на Долдри.

— Я просто счастлива! Парфюмерный орган этого мастера — просто пещера Али-Бабы. Вы устроили такую чудесную встречу, Джан!

— Я восхищен вашей радостью, которая меня радует, — отвечал Джан, в очередной раз покраснев.

— Раз-два, раз-два-три! — сказал Долдри, свернув ладонь трубочкой. — На связи Лондон, вы меня слышите?

— Однако, мисс Алиса, должен вас информировать, что некоторые слова из вашего лексикона от меня ускользают и очень трудны для перевода. Например, я не видел в доме этого человека никакого хорошо пахнущего музыкального инструмента, который был бы похож на пещеру, — продолжал Джан, совершенно игнорируя Долдри.

— Извините, Джан, это профессиональный жаргон, я вам как-нибудь объясню все эти слова, и вы будете лучшим переводчиком Стамбула в области парфюмерии.

— Такая специальность мне бы понравилась, я буду вам всегда благодарен, мисс Алиса.

— Так, — заворчал Долдри, — я, вероятно, лишился голоса. Никто не слышит, что я говорю! Я хочу есть! Не могли бы вы посоветовать нам, где поесть, чтобы мисс Алису опять не отравили?

Джан пристально посмотрел на него:

— Я имел намерение вас направлять в место, которые вы не готовы забывать.

— Ну наконец-то он меня заметил!

Алиса подошла к Долдри и шепнула ему на ухо:

— Вы с ним не очень любезны.

— Серьезно? А он, по-вашему, со мной любезен? Я проголодался. Напоминаю вам, что я голодал из солидарности, но, если вы заодно с нашим замечательным гидом, солидарности конец.

Алиса удрученно посмотрела на Долдри и вернулась к стоявшему в стороне Джану.

По крутой улочке они спустились в нижнюю часть Джихангира. Долдри остановил такси и спросил Алису и Джана, поедут ли они с ним или возьмут другую машину. Потом демонстративно уселся на заднее сиденье, и Джану ничего не оставалось, как сесть рядом с шофером.

Джан назвал по-турецки адрес и за всю поездку ни разу не обернулся.

На парапете набережной неподвижно сидели ленивые чайки.

— Мы идем туда, — сказал Джан, указывая на деревянную лачугу в конце причала.

— Не вижу тут никакого ресторана! — запротестовал Долдри.

— Потому что вы не умеете хорошо смотреть, — учтиво сказал Джан, — это место не для туристов. Оно не сияет роскошью, но вы будете наслаждаться.

— А нет ли чего-нибудь такого же многообещающего, но более симпатичного, чем эта забегаловка?

Долдри указал на высокие дома, подножие которых омывал Босфор. Алиса не отрываясь смотрела на одно из зданий, непохожее на другие.

— Что, опять видение? — насмешливо спросил Долдри. — У вас такое лицо!

— Я вам сказала неправду, — пробормотала Алиса. — Прошлой ночью мне опять приснился кошмар, еще больше похожий на реальность, чем прежние, и в нем был дом, совсем как этот.

Алиса напряженно всматривалась в белое здание. Джан не мог понять, что вдруг так взволновало его клиентку.

— Это ялис, — важно сказал гид. — Такие дома для загородного отдыха, остатки роскоши великой Османской империи. Они очень ценились в девятнадцатом веке. Сегодня меньше, хозяева разорены расходами на зимний обогрев, и большинство нужно чинить.

Долдри взял Алису за плечи и повернул к Босфору.

— По-моему, возможны только два объяснения: либо ваши родители все-таки заехали дальше Ниццы, но вы были слишком маленькой и не помните, как они об этом рассказывали, либо у них была книга про Стамбул, которую вы прочли в детстве, а потом забыли. Одно не исключает другого.

Алиса совершенно не помнила, чтобы отец или мать говорили ей о Стамбуле. Она деталь за деталью восстанавливала в памяти родительскую квартиру. Спальня с большой кроватью под серым покрывалом, тумбочка отца с кожаным очечником и маленьким будильником, тумбочка матери с забранной в серебряную рамку фотографией пятилетней Алисы, сундук в изножье кровати, коврик в коричнево-красную полоску. Столовая, а в ней обеденный гарнитур красного дерева, буфет, где бережно хранился парадный фарфоровый сервиз, которым никогда не пользовались, диван честерфилд, на котором семья располагалась по вечерам и слушала радио, маленький книжный шкаф с книгами, которые читала мать… Ничто из этого не было связано со Стамбулом.