Шум. История человечества. Необыкновенное акустическое путешествие сквозь время и пространство - Кай-Ове Кесслер

прежних авторитетов. Они сделали то, что для Лютера было еще абсолютно немыслимо. Он не хотел и не мог отказаться от этого акустического знака, перешедшего от старой Церкви к новой. Во вступительном слове к своему сочинению о порядке церковных служб (1526) Лютер заявляет, что его преобразования должны быть слышны:

«Но прежде всего следует это делать ради простецов и молодых людей, которых надобно и должно воспитывать и наставлять ежедневно в Писании и Слове Божьем… где это полезно и способствует делу, пусть звонят во все колокола и играют на органах, и пусть звучит все, что может звучать»[110].

Гром исторической катастрофы: Тридцатилетняя война

Мы выступили сегодня утром, в густом тумане, который рассеялся только к полудню. Солдаты императора дали первый залп, теперь наша очередь. Наши пикинеры еще держат конницу католиков на расстоянии, но все равно положение достаточно скверное. Эберман, который стоял рядом со мной, убит. Прогремел выстрел вражеских мушкетов – и он упал, даже не вскрикнув. Слышно было только, как пуля ударила в его шлем, насквозь пробив металл. Капитан выкрикивает приказы, но кругом такой шум, его едва слышно. Грохочут 20-фунтовые пушки, которые, надеюсь, хорошенько проредят шеренги папистов. Возле нас звенят рапиры и копья, ржут раненые кони, взрываются брюссельские гранаты. Барабаны рокочут так громко, будто сегодня, 6 ноября 1632 г. от Рождества Христова, начинается светопреставление. Позади скулят и вопят саксонцы, которые вообще-то должны были нам помогать. Теперь за дело: насыпать порох, затолкать пулю, встать с мушкетом на изготовку. Не успеваю. Остальные уже готовы, а имперцы тем временем приближаются. Что-то просвистело мимо меня, они все-таки уже выстрелили, а теперь наш черед. Наконец я готов; надеюсь, порох загорится. Капитан опускает шпагу, мы спускаем курок. Раздается оглушительный грохот, нас окутывает облако дыма. Меткий вышел залп – католики разбегаются. А я все думаю про Эбермана. Его жена следует за нами в обозе, и она снова беременна.

Хотя Тридцатилетняя война (1618–1648) началась как региональный конфликт, она скоро стала ареной общеевропейской борьбы за власть, гегемонию и экономические выгоды – вечные предметы распрей между государствами. Центральным конфликтом, определившим ход этой войны, было противостояние Католической лиги во главе с императором Священной Римской империи и Протестантской унии германских князей, заключивших союз со Швецией. Однако не менее важным фактором эскалации напряженности было соперничество двух католических держав, империи Габсбургов и Франции, за доминирование в Европе.

Ни с чем не сравнимые ужасы Тридцатилетней войны надолго запечатлелись в коллективной памяти. Вплоть до катастрофы Первой мировой именно она делила историю Германии на «до» и «после». Облик ее сформировали не только шумные битвы, но и безудержное мародерство солдат, разорявших Германию и граничащие с ней территории. От Мекленбурга на северо-западе к центру страны, а затем до Баварии тянулась полоса пожаров и опустошения. Треть населения Германии, приблизительно 9 млн человек, стали жертвами боевых действий, голода и болезней. Привычное течение жизни уже было нарушено Реформацией, а Тридцатилетняя война внесла в акустические ландшафты раннего Нового времени дополнительные трагические перемены. В течение многих лет то тут, то там тишину взрывал рокот полковых барабанов, звон оружия, грохот выстрелов из пушек или мушкетов.

https://youtu.be/7R_MQhIhDog?si=yoqy0°68GlSwcY5W

10. Выстрелы из мушкетов

Раннее Новое время. Огнестрельное оружие Тридцатилетней войны (реконструкция)

С 1618 по 1648 г. по стране перемещались не только армии протестантского и католического лагерей. За ними тянулись обозы, в которых шли их семьи, женщины, дети, парикмахеры и цирюльники, маркитантки и повара. Казалось, они движутся бесцельно, куда глаза глядят. Всюду, где они проходили, раздавался гром мушкетных залпов и пушечных выстрелов, крики и мольбы замученных и умирающих людей, рев огня, сжигающего деревни. Шла ужасающая, опустошительная война на истощение. В битве под Нёрдлингеном 25–26 августа 1634 г. сошлись почти 75 000 пехотинцев и кавалеристов, чтобы на протяжении двух дней ожесточенно и оглушительно громко сражаться друг с другом. Католическая лига и протестантская Швеция вывели на поле боя около 70 пушек новейшей конструкции. Итог: более 9000 убитых и огромное количество раненых, многие из которых скончались позже, в жестоких мучениях.

Битва при Нёрдлингене, который с 1555 г. принадлежал протестантам[53], хорошо задокументирована. Современники событий оставили множество свидетельств о жестокостях войны – и ее шуме. Одним из них был Иоганн Майер (1600–1670), ректор городской школы, который описывал все происходящее в своем дневнике. По его словам, за несколько недель до сражения католическое войско осадило имперский город, который защищали всего 600 солдат шведской армии и 600 городских солдат. Осаждающие постоянно обстреливали город, чтобы сломить дух его защитников. В записи от 10 августа 1634 г. Майер сообщает, что городской священник в своей проповеди рассказывал о разрушении Иерусалима, «и тут два ядра, каждое по 30 фунтов, пробили стену и свод церкви, распространив среди людей величайший ужас. Все пришло в смятение! Тревога, крики, всеми чувствами владел страх: враг, мол, уже овладел стеной, городом и церковью, а в нижнем городе сметает все и вся на своем пути»[111].

В день сражения, когда шведские войска подошли к Нёрдлингену и обрушились на осаждающих его католиков, жители города напряженно ждали исхода схватки, от которого зависела и их судьба. Майер пишет: «Их увидели стражи на башнях и многократно трубили сигнал… Враг близко! Звучали тревожные призывы к оружию; звонили в колокола, гремели барабаны, солдаты и горожане спешили на помощь… Повсюду громкие жалобы и плач… Некоторые женщины подносили в фартуках порох для своих мужей, защищавших стены. Вдруг с трута сорвалась искра, упала в фартук одной из них, воспламенила порох, и многие сгорели в огне – ужасное и достойное сожаления происшествие»[112]. Шведы проиграли эту битву и потеряли превосходство над противником. Нёрдлинген вынужден был сдаться и заплатить большую сумму денег, чтобы избежать грабежей и опустошения. В конце концов половина его жителей стали жертвами голода и болезней.

В 1988 г. историк Ян Петерс обнаружил в Берлинской государственной библиотеке уникальный артефакт времен Тридцатилетней войны. Маленькая, совершенно неприметная светло-коричневая книга с заплесневелыми листами, сшитыми грубой ниткой, впервые позволила нам увидеть события прошлого глазами простого солдата. Ее автором был Петер Хагендорф (ок. 1601–1632), много лет прослуживший в полку католического генерала Готфрида Генриха, графа Паппенгейма (1594–1632) – то есть один из знаменитых паппенгеймцев[54]. Хагендорф сражался и на стороне шведов-протестантов, что в те времена было совершенно обычным делом. Что действительно выделяло его из толпы – он умел читать и писать, а в конце войны