Заклятое золото - Эльза Вернер

Эдита молчала, хотя хорошо понимала отца. Может быть, Марлов и не знал или не хотел знать многого, чтобы не быть вынужденным отказаться от участия в деле, сулившем ему огромные барыши. Но как только на эту затею ополчилось общественное мнение, коммерческое благоразумие заставило его быть осторожным и вовремя устраниться. Этот хладнокровный делец всегда знал, что делает, и сумел прилично прикрыть свое отступление, но его дочь в эти минуты почувствовала, какая глубокая пропасть лежала между ней и отцом. Разумеется, он оставался все тем же дельцом, она же сильно изменилась… с последней весны.

— На будущей неделе начинается процесс, — снова заговорил Марлов. — Конечно, у Рональда не оставалось выбора; нельзя было не реагировать на обвинения, содержащиеся в брошюре. Он вынужден был обвинить автора в клевете, несмотря на всю опасность этого… Ты все еще настаиваешь на своем желании присутствовать на процессе?

— Да, — решительно произнесла Эдита. — Я не могу и не хочу устраняться от того, от чего зависит столь многое для нас.

— Для нас… да, да! — протяжно повторил банкир, испытующе взглянув на дочь. — Как раз из-за этого я и прошу тебя отказаться от своего намерения. При подобных судебных разбирательствах часто затрагиваются очень неприятные вопросы. Настолько ли ты уверена в своем самообладании, что сумеешь присутствовать на процессе как посторонняя слушательница? Или для тебя безразлично, если именно теперь догадаются о твоих отношениях с Рональдом?

— Вовсе не о чем и догадываться. Во время последнего нашего свидания в Гернсбахе я предлагала Феликсу официально объявить о нашей помолвке, но он не принял этой жертвы…

— Господи, что за нелепая мысль! — прервал ее Марлов. — Теперь, когда на Рональда отовсюду сыплются обвинения, ты хочешь объявить себя его невестой? К счастью, он сам, по крайней мере, был настолько благоразумен, чтобы повременить с этим. Не может же он требовать теперь…

— Того, что потребует впоследствии, и будет вправе требовать, — закончила за него Эдита.

Марлов, по-видимому, хотел, было, что-то возразить, но передумал и, опустившись на стул рядом с дочерью, вполголоса произнес:

— Дитя мое, ты и не подозреваешь, как именно обстоит дело. Я не хотел тревожить тебя, но приходится ознакомить тебя с истинным положением вещей. Рональд был чрезвычайно… неосторожен в ведении своих дел; он позволял себе вещи, которых ему не простят, да и нельзя простить. Все это связано не с одним только Штейнфельдом, но последний оказался для него роковым. Частичные разоблачения там уже доказали, что дела под угрозой и что образование акционерного общества было предпринято им лишь с целью покрыть свои убытки. Из-за этого он потерял доверие общества, поддерживавшее как его, так и все его предприятия. Конечно, все зашаталось. А тут еще этот Раймар выступил в качестве его противника… Ты не знаешь, Эдита, что это значит?

— Нет, знаю! — тихо проговорила она.

— Я сразу понял, что обвинения серьезны, — продолжал Марлов, — но не предвидел, что они будут известны всей стране. Все газеты занялись предстоящим процессом; только и слышишь повсюду имена Рональда и Раймара, как будто на свете не существует ничего более интересного.

— Раймар выступал вчера в суде во время допроса… я читала об этом сегодня утром в газетах.

Эдита произнесла это робко и нерешительно, словно не осмеливаясь прямо спросить об этом отца.

— По одним газетам судить нельзя, — возразил банкир нахмурившись. — Нужно было лично видеть и слышать, как говорил и держался этот человек, чтобы понять его небывалый успех. Обаяние Раймара производит на всех какое-то странное впечатление, невольно привлекая своей речью не только друзей, но и врагов. Уже вчера его проводили восторженной овацией, а ведь это заседание было как бы прелюдией к процессу. Разумеется, он лично будет защищать себя, и будет очень плохо, если он, как и вчера, всех увлечет своей речью…

— Очень плохо? Что это значит, папа?

— То, что Раймара приговорят к ничтожному штрафу, а не то так и вовсе оправдают. Это будет признанием его победы, а вместе с тем и обвинительным приговором Рональду.

Эдита страшно побледнела, и ее губы судорожно сжались. Отец крепко сжал ее руку и дрогнувшим голосом продолжал:

— Бедное дитя, мои слова беспощадны, я знаю это, но предпочитаю не играть в жмурки. Ты должна быть готова ко всему.

— Я уже давно готова. Рональд всем своим поведением выдает себя, как бы говоря, что в этом деле для него заключается гамлетовский вопрос: «Быть или не быть?». Во всяком случае, это не повлияет на нашу помолвку.

— Да ведь помолвка не равносильна браку! — многозначительно и медленно проговорил Марлов, — и если бы ты серьезно пожелала…

— Нет, я не желаю! — вырывая руку, нетерпеливо воскликнула Эдита.

— Ты любишь Рональда?

— Тебе следовало спросить меня об этом тогда, когда ты передавал мне его предложение. Ты упустил тогда это из виду, ну так теперь избавь меня от ответа!

Марлов тяжело вздохнул и сказал:

— Теперь мы ничего не можем решить, пока не окончится процесс… Вильма уже приехала?

— Вчера вечером; сегодня утром я получила от нее несколько строк и заеду к ней потом. Ты ведь знаешь, почему она не пожелала быть нашей гостьей?

— Уж не потому ли, что ее жених — ближайший друг Раймара? — банкир пожал плечами. — Совершенно излишняя осторожность. Вильма с нашего согласия посвятила его в это, но никто больше не знает нашей тайны. Майор мог спокойно расположиться у нас.

— Но Феликс узнал бы об этом и очень рассердился бы.

— Кому какое дело, что я принимаю у себя жениха моей племянницы? — резко возразил Марлов. — К тому же майор Гартмут в высшей степени симпатичен, и Вильма не могла сделать лучшего выбора. Я не обращаю внимания на то, доволен ли Рональд или нет, и очень рад его посещениям.

Действительно, Марлов ежедневно принимал у себя близкого друга Раймара, как будто нарочно подготовляя благоприятную почву для бурной сцены с будущим зятем. Ведь это явилось бы весьма удобным предлогом для разрыва, желаемого им теперь, во что бы то ни стало. Он твердо решил, что брак его дочери не должен состояться, и исполнение этого решения являлось теперь лишь вопросом времени. После сегодняшнего разговора с Эдитой он надеялся, что его «благоразумная дочь» также согласится с его решением.

Вильма Мейендорф приехала в Берлин вместе с дочерью. Через полтора месяца должно было состояться ее бракосочетание с майором, и это обстоятельство, равно как и переселение на новое местожительство, было связано с целым рядом покупок и приготовлений. Майор Гартмут, разумеется, хотел присутствовать на процессе, в котором его друг играл главную роль, и уговорил невесту избрать для своей поездки именно это время. К тому же со дня помолвки они ни разу не виделись, да и теперь ему был дан отпуск всего на несколько дней.