Экипаж «черного тюльпана» - Александр Соколов

Промежуточный аэродром не желает принимать нас по причинам, которых мы никогда не узнаем.

С нами сидит пассажир, голодные деньки вдруг освежили его память. «Командир, у меня знакомый на ЦКП,[26] генерал. Может, попробуем?»

Мы дожидаемся двух часов ночи. Идеальное время. Я должен выйти на «Макрель», она даст мне «Родон». Далее — по порядку: «Новый», «Маяк», «Рассвет». Как раз, как на руке — пять пальцев. Днем, за часик, я могу дойти до третьего пальца — дальше бесполезно. Ночью — другое дело. Но при условии. В «авиамафии» везде свои семейные кланы: «вещевики», «харчевики», «штабники», «диспетчеры», «телефонистки»… Снимаю трубку:

— Алло, «Макрель»?

— Ну, «Макрель», я — «Макрель», — отвечает неохотно сонный голосок.

— Девушка, миленькая, доброй ночи! Скучаем?

— Да уж, не веселимся…

— Давайте прогуляемся под ручку до «Рассвета». Шоколадка метр на метр — обеспечена. Это я вам говорю, командир корабля Дрозд… Здесь меня знают…

Двадцать минут, и мы — у цели! И надо же, в эту ночь дежурил именно нужный нам генерал («Удача — награда за смелость»). Все вопросы решены, нашлись стоянка и топливо…

Утром колеса нашего «антона» ласкали тугие струи воздуха…

Оперативно работала система, когда на борту были «лампасы». Но и здесь — не без казусов. Впрочем, казуальной болезни может быть подвержена любая, самая совершенная система. Но основная проблема заключалась в том, что принимать самолет и вести его по перегруженным трассам не заинтересован никто, кроме тех, кто отправлял груз или пассажиров. Решить вопрос мог только звонок «сверху».

Обо всем этом мне пришлось вспомнить в тот незабываемый день аттракционов, когда цирк выступал во всем своем блеске высшей школы воздушной акробатики. Было все: страх, мольба о помощи, взлет, удача, успех и слезы радости.

В масштабах кабульской воздушной армии дело перелетов было поставлено хорошо, несмотря на весь набор «лучших традиций», включая качество связи и условия войны. Поэтому случившееся я отношу к казуальным законам, согласно которым один сломавшийся винтик выводит весь механизм из рабочего состояния…

О том, что я должен везти Бабрака Кармаля, мне сообщили за два дня. Более всего волновалось начальство. У Кармаля был свой самолет, но по каким-то причинам он перестал доверять своим летчикам. Маршрут полета держали в секрете. Подобную же задачу получили и в эскадрилье «советников», обслуживающих советский дипкорпус при правительстве.

«Скорее всего, полетит „советник“, — рассудил я, — нас же привлекают на всякий случай, как дублеров. Нам дали на подготовку один день. На стоянку я шагал вместе с молодым особистом, уже успевшим получить капитана. Он напутствовал меня: „О Кармале — ни слова, даже своему экипажу. Обычный вылет…“»

У самолета стояли Большаков, Санников и начальник политотдела Аратунян. Особист подошел первым, протянул руку командиру. Большаков не заметил его жеста, повернулся к Пал Палычу, что-то объясняя ему. Нагловатый капитан взял Большакова за локоть по-свойски, вроде они только что встали из-за стола: «Товарищ полковник…»

— Товарищ капитан, — перебил его командир полка. — Вас где-нибудь учили субординации? Старшему по званию руку не подают!

Потом повернулся ко мне:

— Дрозд. Сейчас подвозят комиссионное[27] топливо, заправляешься и переруливаешь на дальнюю стоянку, за полосой… Там сдаешь самолет под охрану, а утром, в шесть ноль-ноль — взлет. В четыре часа быть на стоянке.

— Сколько брать топлива?

— На час полета. На Хост и обратно.

Хост — это рядом с Кабулом, расчетное время — тридцать минут полета.

Оставалось решить вопросы с посудой, с едой. Комбат заверил: утром все будет. Он сокрушался — единственная официантка, пригодная обслужить человека такого ранга, заболела.

— У меня есть кандидатура, — предложил я, — она работает медсестрой, когда-то была стюардессой (пришлось соврать). Сухачев возражать не будет…

— Хорошо, — согласился комбат.

Переделав все дела, я поспешил в деревню получить согласие Ани. Как всегда, дверь была закрыта, но сейчас колыхнется занавеска на окошке… Занавеска дрогнула, спустя минуту дверь открылась.

— Аня, ты опять в одиночестве, и опять с книжкой?

— С книжкой не бывает одиночества. А ты с неба спустился?

— Нет, хочу взлететь, и не один.

— А с кем?

— С тобой можно?

— Шутишь?

— Нет, серьезно. Я прибежал к тебе за этим. Нужна стюардесса. Завтра везем «высокое» лицо. Согласна? С Сухачевым обговорим.

— Я готова. Если это не розыгрыш…

— Нет, сейчас не до шуток. Туфли есть на каблуке?

— Есть.

— Ну и платьице какое-нибудь, соответствующее… В четыре утра забегу за тобой.

— Хорошо… Какой ты черный… Как араб.

— Еще бы. Весь сезон на пляже… Ну, до завтра.

Авиашоу, как назвал событие большой значимости для пятидесятого полка мой правый летчик, началось для нас с пяти утра. К этому времени самолет был готов к полету, укомплектован выпивкой, едой, стюардессой, экипажем. В пять часов подкатил на «Волге» «советник», генерал Сафонов. Живой и подвижный, словно мальчишка, в свои пятьдесят.

Жал руку, улыбался, расспрашивал… Но вот я вижу, как улыбка медленно сползает с его лица: «Хост, какой Хост? Мы должны лететь в Герат».

— Нам все равно, можно и в Герат, но тогда нужно больше топлива, и поскольку в Герате его нет, надо заливать по заглушку, — терпеливо объясняю генералу.

— Командир! Что за бардак! Какую вам поставили задачу?

— Хост, — коротко бросил я, — и обратно.

— Где командир полка? Срочно вызывайте заправщик…

Представление начиналось. Через пятнадцать минут прибывает заправщик, но топливо в нем — не «комиссионное», то есть не прошедшее проверку в лаборатории. Большаков, прискочивший на «газике», сам отправляется в автопарк, прихватив с собой водителя с заправщика. Рассвет, подсвечивая охлажденный за ночь воздух, рисует силуэты машин, выплывающих из дымки: это «кэпээмки». Проволочными катками они чистят стоянку. Песок и пыль летят из-под них, делая воздух вокруг серовато-пепельным… Какой идиот дал команду убирать стоянку именно в это время?

Вчера нашу «пятерку» полдня скребли и мыли мылом… Но это еще полбеды. В такое время водитель мог уснуть за рулем, а в плохую видимость наехать на самолет можно не засыпая, как это случилось совсем недавно на стоянке: разворотили носовой капот вместе с локатором. Две машины уже прошли в опасной близости, и третью я принимаю решение остановить. Солдатик увидел меня перед собой в каких-то десяти метрах. Удивляясь, кто это там кричит, размахивает руками, тормознул. Машина стала как вкопанная, в следующий миг я стою с ног до головы мокрый: люк наверху водовозки открыт, и из бочки, подчиняясь законам инерции, вылетела сотня литров освежающей воды.

— Разбумбай-мамай губастый, кто тебя учил так ездить? — кричу я на солдата, появившегося из кабины, и наконец до меня доходит, какое жалкое зрелище я представляю со стороны. Замолкаю. Продолжать приходится ровным голосом:

— Забирай все до одной машины и отправляйтесь в автопарк. Ясно? Скажешь, приказал командир полка Большаков. Выполняй!

Сухой комбинезон мне притащили через пять минут, но под носом самолета, прямо возле входной двери, растекалась громадная лужа, как раз в том месте, где от катков образовался небольшой бруствер пыли… В результате среди сухого материка стоянки — единственное болото с грязью, через которое нельзя переступить в туфельках. На циферблате двадцать минут шестого. Подкатывает «комиссионное» топливо. Заливать предстоит 10–15 минут. Еще 7–8 минут — слить отстой…

А Кармаль может появиться и в половине. Что делать с лужей? Застелить ее чехлами? Снова подает голос Сафонов. Оказывается, он паникер.

— Провалили! Все провалили… Ребята, вы же везете генсека НДПА, ведь, если что — доложат Брежневу! Неужели непонятно?

— После разберетесь, товарищ генерал, — буркнул я, неизвестно откуда набравшись храбрости (наверное, после холодного душа). — Лучше давайте своих людей, толкаем самолет назад.

Собрав водителей и провожавших, мы облепили «антон» и уперлись в него. Небольшой уклон в сторону хвоста позволил нам раскачать самолет и сдвинуть его с места. Уже заправленные, мы откатились назад. В этот момент вдалеке показался кортеж черных машин. На часах было пять часов сорок пять минут…

Кармаль выходит из машины и со своей свитой направляется к нам. Я никогда не видел его: небольшой щупленький человек в черном костюме приближался уверенной походкой.

— Равняйсь! Смирно! — командую я экипажу. — Товарищ Генеральный секретарь Народно-Демократической партии Афганистана! Экипаж и самолет к вылету готов!