Предел прочности. Книга четвертая (СИ) - Углов Артем

- Рабочий момент.

- С каких пор «накурка» стала рабочим моментом? – не понял великан.

- Герб, вот давай не будем. Тем более, что я больше там не работаю.

- И за меньшее увольняют.

- Герб, я алкоголь не пил, наркотики не употреблял - точка. Больше разговаривать на эту тему не собираюсь.

- Морду кому набил? Всё, молчу-молчу, - великан примирительно разводит руками. – Просто, когда утром Лукерья Ильинична про тебя сказала, дескать вернулся еще до восхода, сразу неладное почуял. К выходным тебя ждали, а тут сплошное недоразумение.

Умеет Авосян жопные ситуации облечь в мягкие формы - сплошное недоразумение… лучше не придумаешь. Сама потеря навязанной извне подработки меня не тяготила: в деньгах не нуждался, а учитывая норов и манеры «хозяйки», был даже рад, что все так быстро закончилось. Но вот форма подачи: если бы сам ушел, было проще, а так вышвырнули, словно пса шелудивого на помойку. Осадок внутри плескался такой, что по самое горлышко будет.

А ведь еще надо будет встречаться с противоположной стороной, расторгать контракт и возвращать служебную форму. Остается надеяться, обойдется одним Томазо Фальконе, потому как со звездной Юлией Кортес видеться совсем не хотелось.

- Извини, Саня, билетов на концерт не будет, - обратился я к Нагурову, на что тот равнодушно пожал плечами.

- В бездну билеты, - ответил за всех Авосян, – и ты прав, не будем о работе. Живой, здоровый и это главное. Мы ведь чего к тебе пришли, Леженец к нам переезжает.

- Не переезжает, а снимает вторую комнату, - уточнил любящий во всем порядок и точность Нагуров. – Основная квартира у Дмитрия остается в городе.

- А здесь он будет бывать набегами, - добавляет в свою очередь Авосян. - Соседи у него сплошь люди серьезные и семейные – скучно. То ли дело у нас: пиво выпить, в картишки партийку-другую сгонять.

- Александра в сугробах повалять, - вспомнил я белую от снега спину Нагурова. – Парни, такими темпами к нам скоро оставшаяся группа переберется, все пятнадцать человек.

Герб засмеялся, а Саня возразил:

- Так четырнадцать же.

- Что четырнадцать?

- Нас в группе было четырнадцать человек.

Усиленно скриплю мозгами, пытаясь понять в чем здесь подвох. Был бы кто другой на его месте, решил бы что шутка, но Нагуров математику чтил и вольностей с цифрами не позволял: ни себе, ни кому-либо другому.

- А-а, понял, ты не считаешь Соню Арчер, которую перевели вместо этой, как ее бишь Марианаллии… Маринуэллии.

- Нет, - упорствует Нагуров, - нас всегда было четырнадцать. Из-за устройства генераторной и сноса части служебных помещений, пришлось сократить жилую площадь казармы. Третья группа единственная с сокращенным численным составом.

Что за глупые шутки. Я же прекрасно помню цифру пятнадцать, и на перекличках, и в разговорах с одногруппниками, и на занятиях. Бред, нас всегда было пятнадцать! Каждого могу по фамилии перечислить, кто где сидел, в какой комнате жил.

Смотрю в глаза Нагурова, пытаясь уловить хотя бы намек на иронию, но нет – Саня вполне серьезен, вопросительно уставился на меня:

- Петр, ты же шутишь?

Да какие тут шутки, бездна…

Глава 4

«Ловинс, Альсон, Авосян, - проносились в голове фамилии одногруппников, только успевай загибать пальцы. На восьмом я сбился, и пришлось начинатьвсе сначала.

«Ловинс, МакСтоун, Альсон, Мэдфорд, Авосян, Леженец, МакСтоун»…

Стоп, был же МакСтоун, второй раз считаю. Нет, так дело не пойдет, срочно нужна бумага и ручка!

Едва проводив гостей за дверь, я принялся за расчеты, перепроверять верность высказанного утверждения. Четырнадцать человек - ага как же, когда всю жизни было пятнадцать, ну не всю, разумеется, всего лишь четыре года в академии, но сути не меняет. Я не мог забыть количество сокурсников, с которыми жил под одной крышей и лица которых видел каждый день. Такое просто физически невозможно, в голове не укладывается.

«В дырявой голове», - занудным тоном человека, любящего во всем порядок, произнес внутренний голос. – «Или напомнить про девять дней в Дальстане?»

Спорить с самим с собой совсем не хотелось, особенно когда «второе я» по манере изъясняться напоминало одного небезызвестного психолога. Её и в реальной жизни было сложно в чем-либо убедить, а уж если поселялась в твоей голове – пиши пропало.

Пиши… пиши… точно, я же искал ручку. Только откуда взяться письменным принадлежностям в полупустой комнате, разве что в телефон построчно забивать. Точно, телефон!

- Ты про пятнадцать человек шутил или серьезно? – поинтересовался Герб, когда уходил.

- Шутил, - поспешил успокоить приятеля.

- Мы так и думали.

- Мы?

- Ну мы с ребятами. Ты все время твердил пятнадцать и пятнадцать, мы все в толк взять не могли, к чему это, а потом махнули рукой. Решили, что особенности юмора такие, ну сам понимаешь, другое измерение.

Не понимаю… отказываюсь понимать, у меня что, настолько хреновое чувство юмора? А если начну откровенно бредить и заговариваться, все вокруг примут проявление диагноза за очередное выступление несмешного комика?

Авосян похлопал по спине, пожелав на прощание хорошего дня, а Нагуров ничего не сказал, лишь посмотрел строго, дескать во всем надо меру знать, особенно когда дело касается цифр.

И вот теперь, оставшись в одиночестве, и уткнувшись в телефон, дрожащими пальцами забивал фамилию за фамилией.

1.Ловинс,

2.Альсон,

3.Ли,

4.Маргарет, она же Марго,

5.Мариунэллия (забито и стерто), Арчер (набрано и зафиксировано).

С девчонками вышло легко, все пять сокурсниц припомнились без особых проблем, осталось десять парней:

6.Авосян,

7.Вейзер,

8.МакСтоун,

9.Мэдфорд,

10.Леженец,

11.Луцик,

12.Нагуров,

13.Энджи, который Соми.

И наступил жесткий тупняк… Где еще два человека? Пришлось вспоминать расселение по комнатам и только тогда, хлопнув себя по лбу, под цифрой четырнадцать вписал: Воронов.

По-прежнему не хватало одного курсанта, не было ему места ни в комнатах, ни за партами в аудитории. Я и так, и эдак крутил бедную память, вытряхивал наружу содержимое черепной коробки, но вместо нужной фамилии в голове всплывали смешные и не очень эпизоды из прошлой жизни. Вот мы с Ловинс стоим на берегу озера, а в другую секунду сижу в темной столовой, наблюдаю, как Соми звякает посудой, спешно заполняя подносы. Многие вещи припомнились даже те, на которые ранее не обращал особого внимания, вроде модных стрижек Вейзера. Они у соседа менялись чаще, чем погода за окном.

Прошлое… прошлое - это конечно хорошо, но где, бездна его побери, пятнадцатый человек?! Понимаю, можно забыть меню столовой (его я кстати помнил прекрасно), погоду, которая была под новый год, даже перепутать процент набранных баллов в итоговом тесте, но людей, с которыми жил и которых было не так чтобы много? Становилось откровенно страшно: казалось, что я медленно и неуклонно схожу с ума, конкретно еду крышей и, что самое хреновое в сложившейся ситуации, процесс сей начался давно, еще на первом курсе в академии, когда обсчитался и решил вдруг, что нас пятнадцать. Память услужливо подкинула неприятные диагнозы, поставленные госпожой Валицкой, и эта ее фраза «отклонение в рамках нормы». Это норма, придумать человека, и проучиться с ним четыре года в академии? Мне нужны были ответы, немедленно, здесь и сейчас, и дать их мог только один человек.

- Из-за тебя мне пришлось менять рабочий график, переносить на завтра сеанс господина Макфри. Хочу заметить, его проблемы куда серьезнее твоих, - Анастасия Львовна выглядела недовольной, острый ноготок мерно постукивал по прозрачной стенке бокала. Такой посуды я у нее раньше не замечал: с гравировкой хищной птицы, раскинувшей крылья в полете.