Зелёный шум - Алексей Мусатов

— Как вы попали сюда? Я ведь калитку на ключ закрыла.

— А мы… мы, — начал было Гошка, но, заметив взгляд Никитки, понял, что про тайный лаз лучше помолчать. — Мы через верх перелезли.

Ульяна нахмурилась.

— Скажи на милость, какие ловкачи-перелазчики! Теперь к лету пойдёт разбой — за ягодами мальчишки полезут, за огурцами. — И она обратилась к Никитке: — Там у нас в сарае проволока с колючками есть. Нынче же натяни поверх частокола.

Вспыхнув, Никитка что-то пробормотал, ещё ниже нагнулся над грядкой и в замешательстве вырвал из земли вместе с зелёными перьями и луковицу.

— Ты мне не охальничай! — ударив сына по рукам, прикрикнула на него мать. Она отобрала у Никитки луковицу и, как пробку, воткнула её в землю. Потом посмотрела на солнце и кивнула на соседнюю грядку. — Хватит лук собирать, за редиску берись. А мне скоро и в больницу пора.

— Тётя Ульяна, а можно Никитке в лагерь пойти? — осторожно заговорил Гошка. — Он ведь тоже в нашу команду записан.

— Ну вот что, ловкачи-перелазчики, — недовольно сказала Ульяна, поправив платок на пояснице, — школа теперь в роспуске, и вы Никитку мне не замайте. У нас своих дел по дому невпроворот. А я женщина хвóрая, работать мне трудно, и, пока не подлечусь, малый при мне должен быть.

— Мамка, так я же со всем управлюсь, — подал голос Никитка. — И тебе помогу, и с ребятами побуду.

— И вы всякими там придумками Никитке не докучайте, — не слушая сына, продолжала Ульяна. — И к поросятам его не припутывайте. А сейчас… вот вам дорожка, вот вам калитка.

Она подошла к калитке и, отперев ключом замок, широко распахнула её. Гошка с Елькой выскочили на улицу.

— Вот так Краюха! — со злостью выдохнул Гошка. — Не мог от матери отбиться. А говорил тоже: «Я всегда с вами. Только сигнал подайте».

— А ты пойми, каково ему сейчас, — посочувствовала Елька. — Тётя Ульяна и впрямь хворая, платком вся обвязана, в больницу собирается.

— Хворая-то хворая, да себе на уме. Видала, какой огородище развела? — И Гошка с досадой отшвырнул пальцем босой ноги рыжий комок глины. Тот описал дугу и шлёпнулся в середину утиного выводка, что пасся на зелёной лужайке около дома Краюхиных.

Жёлтые пушистые утята, неуклюже переваливаясь на коротких лапах в красной обувке, испуганно шарахнулись в сторону. Елька сделала протестующий жест.

— Так им и надо! — буркнул Гошка, выискивая глазами новый комок глины.

— Очень даже глупо, — пожала плечами девочка. — Утята здесь ни при чём.

И, присев на корточки, она принялась ласково сзывать и успокаивать утят. Потом бросилась догонять Гошку, который направился вдоль улицы. С трудом приноровившись к его размашистому шагу, она заговорила о том, что раз у Никитки заболела мать, то они, пионеры, не могут оставить его в беде. Надо будет помочь Никитке и огород полоть, и утят кормить, и за тётей Ульяной ухаживать.

И тут же на ходу Елька принялась распределять обязанности.

— Ты будешь за лекарствами в аптеку бегать для тёти Ульяны.

— Я? За лекарствами? — удивился Гошка. — Да она меня и на порог не пустит.

— Ну, тогда я за лекарствами, а ты Никитке на огороде поможешь.

— На огороде? — фыркнул Гошка. — Да чтоб я, как Никитка, к этим грядкам прирос!

— А Никитке одному, думаешь, сладко? — не унималась Елька. — А если бы у тебя мамка заболела или у меня? Нет, мы обязательно всех ребят на выручку ему поднимем.

Гошка только пожал плечами. Наверное, Елька права, но как-то не лежала у него душа к краюхинскому огороду. И зачем Краюхиным такое огромное хозяйство? Почему Никитка, как каторжный, целыми днями копается в грядках, полет сорняки, без конца таскает воду из пруда для полива? От «команды ретивых» он совсем отошёл, в лагерь к поросятам не заглядывает. Даже на улице почти не показывается.

— Да ты куда заворачиваешь? — вдруг насторожилась Елька, заметив, что Гошка повернул к колхозной кладовой. — Нам же в лагерь нужно.

— Я и хочу в лагерь, — сказал Гошка, кивая на грязно-зелёную трёхтонку около кладовой. — Зачем пешком шлёпать? Прокатимся с ветерком до поворота, а там сойдём.

Елька знала, что Гошку хлебом не корми, только дай проехаться на грузовике или на тракторе.

Ребята забрались в кузов грузовика и присели на выгоревший от солнца брезент.

Вскоре из кладовки вышел шофёр Пыжов. Не заглядывая в кузов, он бросил туда охапку пустых мешков и полез в кабину.

«В город собрался… за комбикормом для поросят», — догадался Гошка.

Шофёр завёл мотор, машина тронулась и побежала вдоль улицы, подняв густую завесу пыли. Потом неожиданно свернула налево.

«Куда это? — удивился Гошка. — Ведь в город прямо надо. Так мы и в лагерь не попадём».

Вскоре трёхтонка запрыгала по ухабистой дороге и остановилась в переулке, у краюхинского огорода. В ту же минуту в изгороди приоткрылась калитка и появилась Ульяна.

— Один, что ли, едешь? Без попутчиков? — обратилась она к шофёру, озираясь по сторонам.

— Один, один… А тебе что, до больницы доехать трёхтонки не хватит? — удивился Пыжов.

— Да у меня, Сёма, кое-какой груз набрался. Помоги-ка вынести.

Покачав головой, Пыжов вылез из кабины и прошёл вслед за Ульяной на огород.

Елька с недоумением посмотрела на Гошку:

— Чего это они грузить собрались? И тайно зачем-то, с задней стороны огорода. Она же больная, тётя Ульяна, еле ходит!

— Больная-то она больная… — недоверчиво хмыкнул Гошка.

— А может, уйти нам? Ещё помешаем, — приподнимаясь, шепнула Елька.

За изгородью послышались голоса.

— Сиди знай. Теперь уж поздно. — Гошка дёрнул девочку за руку. — Тут что-то не так.

— Да нас же прогонят сейчас!

— А мы под брезент спрячемся. Никто и не заметит.

Гошка приподнял край жёсткого, как кровельное железо, брезента, затолкал под него Ельку, потом спрятался сам. И как раз вовремя.

Пыжов вынес из калитки большую плетёную корзину, завязанную сверху рядном, и поставил её в кузов. Потом принял от Ульяны и Никитки ещё две корзины. В них что-то завозилось, зашипело, закрякало.

«Утки, — догадался Гошка. — Куда это их?» — Он вновь прижался глазом к дырке в борту грузовика.

Никитка с матерью выносили из огорода всё новые и новые корзины, теперь уж с луком и редиской, и быстро грузили их в кузов машины.

— Вот это да! — нахмурился Пыжов. — Просила в больницу подвезти, а сама на базар целишь…

— Так по пути же, заодно… Поторгую малость, деньжат соберу… Поехали, Сёма! — И Ульяна сказала сыну: — Садись скорее, чего прохлаждаешься!

— Мам, — взмолился Никитка, — а мне-то зачем ехать! Я же не умею ничего: ни торговать, ни деньги считать.

— Деньги, положим, я и сама сочту. А кто за добром на базаре следить будет? Вон его сколько — девять корзин. Ещё разворуют ненароком. Тут глаз да глаз нужен.

Никитка захныкал:

— А ребята узнают, что я на базаре торгую… Частник, скажут, спекулянт.

— Ещё чего? Не чужое, своё на базар везём! — рассердилась Ульяна и прикрикнула на Никитку: — Садись, говорю, и не нюнь! Тоже мне цветик лазоревый!

Сопя и отдуваясь, Никитка залез в кузов грузовика; вслед за ним забралась и Ульяна.

Машина тронулась. Корзины качнулись, и утки всполошённо закрякали. Ульяна велела Никитке придерживать корзины с утками и придвинула их ближе к переднему борту. Гошке и Ельке пришлось поджать ноги и скорчиться под брезентом в три погибели. Колени девочки упирались Гошке прямо в грудь, но он не смел пошевельнуться.

Никитка всё ещё продолжал хныкать.

— Дурачок, хватит тебе хлюпать-то. — Голос Ульяны подобрел. — Наторгуем денег на базаре, гостинец куплю. Чего хошь требуй… А ребята и знать ничего не будут. Ездил, мол, в город с мамкой в больницу. И весь сказ. Сунешь им по бублику с маком — они и тому будут рады.

— А к тятьке зайдём? — спросил Никитка.

— Можно будет, — согласилась Ульяна. — Хотя ему, поди, недосуг. — И она принялась подсчитывать, сколько денег удастся сегодня выручить на базаре за уток, редиску и лук. Вот только бы не продешевить в цене да занять бы в торговых рядах местечко получше.

«Так вот она какая больная, — подумал Гошка про тётю Ульяну. — На базар деньги зашибать поехала. Да и Никитка тоже хорош. «Не хочу, не желаю», а сам едет себе и едет. И даже корзины придерживает, уток успокаивает. Эх, был бы он на Никиткином месте, встал бы сейчас во весь рост и махнул через борт грузовика. Я, мол, торговлей не занимаюсь! И был бы таков».

Гошка даже зашевелился под брезентом. Но Елька, словно угадав его мысли, тронула мальчика за плечо: замри, мол!

Вот так попали они в переплёт! Собирались прокатиться до поворота в летний лагерь, а машина давно уже выехала за пределы колхоза и мчит их, без единой остановки, по булыжному шоссе к городу. Да ещё как мчит-то! Кузов подпрыгивает, кренится то вправо, то влево, борта скрипят, едкая пыль забирается под брезент. Краюхинские корзины разъезжаются во все стороны, Ульяна кричит на Никитку, чтоб тот держал их, и вовсю костит сумасшедшего шофёра.