Мир, где тебя нет (СИ) - Дементьева Марина

Потайные переходы были тесны для Когана и извилисты — ни дать ни взять прогулка по кишкам. То и дело извне достигали отзвуки: грохот подкованных сапожищ, стук протазанов — шла пересменка караула.

Проводник споро шуршал впереди, но не слишком торопливо из уважения к рослому гостю. Наконец исчезли все звуки кроме тех, что создавал в движении юный гном.

Серией быстрых нажатий юноша привычно привёл в действие механизм, открывший проход наружу, в помещение скромных размеров, не более номера приличного постоялого двора, и подобно тому обставленное. Ничего, что могло бы уличить в притязании к роскоши, из меблировки — лишь самое необходимое. Основательное дубовое бюро с потёртой от частого письма кожей, потёртое же кресло, в углу — переносная жаровня. Вот и всё.

В кресле полулежал хозяин кабинета. Гном был стар, так стар, что глядя на него легко было поверить, будто со смертью дети гор возвращаются в породивший их камень.

— Великая честь увидеть вас. Ваше величество.

Уркаст тяжело смотрел на ведьмака из-под багрово-сизых век. Сын поспешил поднять упавший плед и заботливо укутал зябнущие ноги отца.

Одна секунда паузы наслаивалась на другую. Наконец Уркаст вяло махнул дланью — из вежливости этот жест можно было истолковать как пригласительный.

Коган нашарил взглядом игрушечный табурет и с величайшим бережением угнездился на нём. Даже в столь нелепой позе он на добрый фут возвышался над подгорным королём.

— Итак, ваш мальчишка-Магистр сулит нам войну, худшую из войн. — Старческие глаза не мигая буравили Согрейна, точно слышимый диалог третьестепенен, а король вознамерился изъять из мага истину без посредства слов. — Войну, предвестники которой он один видит так ясно, как даже напомаженный пихарь Вестор не видит сиськи Аксары.

Коган мужественно помалкивал, позволяя старцу изрыгать желчь, пока юный принц хозяйственно шуршал по полкам и колдовал над медным кувшином.

— Старый ворон Аргай, впрочем, также ослеп на оба глаза, — едко продолжал Уркаст, ворочаясь в ворохе тёплых тряпок. Глаза его по-прежнему не мигали, будто принадлежащие змею. — Или ему попросту недосуг посматривать на восток? Тут бы на троне удержаться, да не потерять при этом головы, а? Да придумать, откуда раздобыть ещё одного сына... — Уркаст сделал паузу, дожидаясь, пока принц с улыбкой нацедит ему в чашу подогретого с пряностями вина. Взгляд его, обратившись на юного наследника, едва-едва потеплел, затуманившись. — У людишек, слыхал, наметилась какая-то мышиная возня, но кто тому порукой? Людишки легковерны, с них станется и на ящерицу кричать "Дракон!"

Уркаст выжидательно уставился на визитёра, цедя сквозь зубы ароматное варево.

— Как вам наверное известно, ведьмаки не способны лгать. Это делает из нас надёжных свидетелей, но не лучших переговорщиков.

— Правда, — проскрипел Уркаст. — Правда — бриллиант о множестве граней.

— На всех гранях одно — окончательная гибель Предела! Магистр — в чём вы обвиняете его? Молодость не порок. Она преходяща. Иным мудрость дана с юных лет. Прискорбно, когда сходят в могилу, так и не набравшись ума.

"Это самая исчерпывающая твоя характеристика, Согрейн", — мрачно подумал маг.

Конечно же, Уркаст примет последнюю фразу на свой счёт.

Но приказа вызвать стражу не последовало. Вместо бородатых рож охраны, выпроваживающих наглеца тычками протазанов, — клекочущий смех короля.

Уркаст сунул принцу чашу, чтобы не расплескать, пока его колыхает от приступа веселья.

— Да, переговорщик из тебя и впрямь неважнецкий. Спасибо, потешил. А то я ведь, знаешь, скучно живу. Кто ж мне скажет, что думает? То-то. И про Магистра, клянусь недрами, сгоряча рубанул. Мой-то помладше вашего будет, а не дурак. Хвала предвечному камню, не дурак.

— Отец, — укоризненно-ласково вымолвил принц, возвращая недопитую чашу.

— Да. И будет юн, когда примет своё бремя. Со временем не поспоришь. Я говорю: "Не сегодня, мой сын так молод", но решающее слово будет за ним, за временем. А я гадаю: будут ли так же верны моему сыну, как верны Магистру в Телларионе?

— Телларион обещает свою поддержку наследному принцу, — горячо заверил Коган.

— О, — Уркаст улыбнулся с подлинным удовольствием, — ваш мальчик даже более амбициозен, чем я представлял, слушая доклады о нём. Одного Теллариона ему мало, чтобы развернуться в полную силу.

— Он лишь выступает против косности, насаждённой безумным предшественником, употребившим все усилия, чтобы Телларион бесконечно переваривал собственные соки, обособился от всего Предела, — возразил Коган вдохновлённо-красноречиво. — Телларион не притязает ни на земли, ни на богатства, не диктует свою волю и не простирает собственную власть вовне. Помилуйте, до того ли? Добрососедские отношения — разве излишне придётся достойному принцу такое обещание? В час горькой утраты, когда он примет королевские регалии, разве не пожелает он ощутить руку дружеской поддержки?

— Благодарю, мастер Согрейн, — принц ответил за себя сам. — С сердечной признательностью принимаю дружбу Теллариона.

— Ну, долой эти сантименты, — сварливо встрял Уркаст. — Я покуда не помер, а как примет Отец гор — после хоть братайтесь. Покуда столкуемся по существу. Положим, пошлю я наверх своих молодцов. Оторву от семей, погаснут сотни горнов. Предел велик. Гномы выносливы, но Отец гор не счёл нужным снабдить нас длинными ходулями, навроде ваших, — саркастично поддел Уркаст и сощурился. — Как пехота мы не так чтобы очень мобильны, в масштабах мира поверхности. Как конница... ну, тут уж каждому своё, у гномов свои достоинства. Так что же там выдумал ваш смекалистый Магистр, как рапорядится нашей... гипотетической... верно, сын? подмогой? Не станет же он гонять гномов, как жвачное стадо, по всему Пределу, от одной большой воды к другой? Или как он думает распорядиться этой силой? Или он, ко всем прочим достоинствам, умеет прозревать грядущее, не хуже этой вашей песенной Сантаны? Или у него имеется своя такая смазливенькая вещунья, которая пальцем ткнёт, из какой дыры и когда полезет нечисть?

— Предоставьте это нашим малефикам, — суховато ответил Коган. — Хотя среди них и нет смазливых вещуний, пальцами они тычут довольно метко.

— Ну-ну. Уж не сочтите за труд посвятить в эту вашу ведьмацкую кухню.

— Извольте. Прежде, когда наши силы были рассредоточены по всему Пределу, роль малефиков была не столь значительной. Теперь же мы не вправе позволить себе такую роскошь, разбрасываться своими воинами. Можете не верить мне, насмехаться, — горячо произнёс маг, — но идёт последняя битва. Сравнимая лишь с той, где пророчествовала "наша песенная" Сантана.

Уркаст долго молчал, поглаживая почти голый подбородок, затканный паутиной бороды. После цепко взглянул на сына.

— Твоё слово.

Юноша легко поклонился старцу. И глядя на Когана ясным взором, чистым высоким голосом проговорил:

— Я не мог бы остаться в стороне, даже не имея личный долг перед Магистром.

— Долг? — искренне изумился Коган. — О каком долге идёт речь?

Уркаст фыркнул, шумно прихлёбывая из чаши.

Принц понимающе улыбнулся.

— О, так Магистр не рассказывал вам о том давнем случае?

— Не счёл нужным, — развеселился король. — Мы, в некотором роде, ваши должники. Как ни постыдно мне это признавать, но именно ваш ученик, бывший тогда зеленей весенней травы...

— Ты сам учил меня признавать собственные недоработки, отец, — мягко упрекнул сын.

— Но — про себя! Только про себя. Так вот, ваш будущий Магистр сделал за нас нашу работу — спас жизнь наследника. Ну, так покончим с этим. — Уркаст энергично выпрямился. — Долг чести требует быть оплаченным.

— Так что же, — всё ещё не веря, вопросил Коган, — вы с самого начала намеревались пойти нам навстречу?

— А то как же, — Уркаст не скрывал довольной усмешки. — Не окажись ваш ученик тогда на Замёрзшем перевале, не случилось бы нашей теперешней милой беседы. Потребуй он с меня звезду с небосвода, и ту бы достал и отправил в красивой огранке. За подобные услуги — можешь не можешь — плати, таков уж закон.