Самоход. «Прощай, Родина!» - Юрий Корчевский

Сам же схватил МГ-34, перенес его на другую стенку траншеи, в сторону убегавших немцев, приложился и дал очередь.

Один немец упал.

Капитан повел стволом и дал еще очередь – уже длинную.

Еще несколько немцев упало.

– А, суки, не нравится!

В эту секунду раздался свист.

– Ложись! – закричал Виктор, и оба бросились на дно траншеи.

Он знал, что так свистели на излете минометные мины. В верхней точке траектории они замирали, потом падали вниз и тогда начинали свистеть.

Один взрыв, другой, третий! Завоняло сгоревшей взрывчаткой.

Минометчики положили мины точно, только с небольшим недолетом. Спасла траншея – осколки прошли поверху и ударили в бруствер.

Капитан осмотрел пулемет.

– Четыре патрона в ленте осталось. Пошарь в пулеметной точке, должны быть коробки.

Коробок с пулеметными лентами оказалось четыре, и в каждой – по 250 патронов. Виктор посокрушался – богато! У нас к станковому пулемету меньше дают. Он принес капитану две коробки.

– Еще две есть.

– О, тогда живем! – обрадовался капитан. – Пока тихо, пройдись по траншее влево-вправо – метров по пятьдесят-семьдесят, посмотри, сколько наших осталось. Да не приведи Господь, если немцы в блиндажах попрятались – как бы в спину в бою не ударили. И автомат наготове держи. Секунду промедлишь – и ты труп. Стреляй первым.

Виктор, держа автомат в обеих руках и положив палец на спусковой крючок, двинулся по траншее. По пути он видел трупы и наших штрафников, и немцев. Поднял еще один автомат и повесил его на ремень. У одного немца снял подсумок с запасными магазинами, еще у одного гитлеровца вытащил гранаты, заткнутые ручками в голенища сапог. Плохонькие у немцев гранаты с длинной деревянной ручкой, прозванные «колотушками»: запал терочный, горит долго, около четырех секунд. Да и осколков мало дает, наша Ф-1, или лимонка, куда лучше.

Он зашел в блиндаж. На столе – котелок с ложкой, несколько банок консервов, буханка хлеба.

Виктор взял солдатский ранец из телячьей кожи, вытряхнул его содержимое на нары, погрузил туда хлеб и консервы и надел лямки на плечи. Кормили в штрафбате плохо, невкусно и несытно, и из-за стола они вставали голодными.

Вернулся к капитану. Тот уже раздобыл где-то бинокль, по всей вероятности, сняв его с убитого немца, и смотрел на вторую линию немецкой обороны.

– Похоже, немцы к атаке готовятся, хотят траншею вернуть. Что это у тебя?

– Консервы и хлеб в блиндаже нашел.

– Это дело, жрать хочется. А я уж подумал – мародерствовал. Не люблю таких, презираю и брезгую.

В пулеметном гнезде был уступ – вроде широкой полки, на котором раньше стояли коробки с пулеметными лентами. Виктор поставил туда ранец и выгрузил из него консервы и хлеб.

– А нож? Открывать чем будем?

Ножей штрафникам не полагалось, а открыть консервную банку четырехгранным штыком от трехлинейки не представлялось возможным – им можно было только колоть.

– Промашка твоя, лейтенант. Нож ищи или плоский штык от «маузера».

Плоские штыки были на отечественных винтовках СВТ или АВС и на немецких «маузерах».

Теперь Виктор направился по траншее в другую сторону. Увидев убитых, он обшаривал карманы – вдруг повезет найти перочинный нож? Нашел винтовку с примкнутым штыком – немецкую, штык отомкнул.

Оглядев траншею, он увидел поблизости вход в блиндаж. Распахнул дверь, и навстречу прозвучал выстрел. Пуля прошла рядом, ударив в деревянную жердь.

Виктор выпустил в темное нутро блиндажа длинную очередь веером и, выждав немного, заглянул в него из-за двери. Дверь хорошая, из досок стругана, и крашеная – не иначе немчура с какой-то избы снял.

На нарах лежал убитый им немец. Поперек живота – прямо поверх мундира – бинты намотаны, кровью пропитались. Ранен он был. Его камрады в блиндаж принесли, а убегая, бросили.

Рядом с рукой убитого лежал пистолет. Виктор, вспомнив капитана, забрал пистолет, проверил магазин, поставил на предохранитель, сунул себе под ремень и прикрыл ватником.

В проеме двери возникла фигура, и Виктор вскинул автомат.

– Свои, свои, не стреляй. Выпить чего-нибудь есть?

– Не знаю, я только вошел.

– Это ты его? – В блиндаж ввалился штрафник. Старенькая шинель на нем была в брызгах крови, уже подсохшей.

– Я. Стрелял в меня, сволочь.

– Скажи спасибо – не задел, санитаров здесь нет. Давай пошарим.

Немцы обустроились хорошо. После недолгих поисков нашлось несколько бутылок алкоголя, консервы, галеты, шоколад и бинты в прорезиненных пакетах.

Виктор взял себе и капитану бутылку какого-то пойла, как потом оказалось – коньяка, весь шоколад и бинты. Незнакомый ему штрафник от шоколада отказался.

– Только зубы портить.

Но все бутылки со спиртным и консервы забрал.

– Обрадую парней.

– А сколько вас?

– Шесть человек. Пулемет ручной захватили и миномет ротный. Боеприпасов – гора. Ну, бывай.

Штрафник, нагруженный трофеями, ушел, а Виктор вернулся к капитану.

– Кто стрелял?

– Я – раненого немца добил. Сунулся в блиндаж, а он в меня из пистолета.

– Не зацепил?

– Повезло. Штрафника встретил. Их шестеро при пулемете, и миномет есть.

– Выпивку искали?

– А как вы угадали?

– Поживи с мое… Нам принес?

– Взял одну бутылку.

– Давай, хоть погреемся.

Виктор достал из-за пазухи бутылку.

Капитан повертел ее в руках:

– Знатный коньяк! Пробовал я его – еще до войны, когда выпуск в академии был.

Капитан вздохнул – видимо, вспоминал о тех счастливых годах, когда не было войны, штрафбата и жизнь впереди казалась счастливой и безоблачной.

Он штыком вскрыл бутылку. Потом взрезал консервные банки, разорвал упаковку галет. Взяв бутылку, понюхал:

– Хорошо! – припал к горлышку. Потом протянул бутылку Виктору: – Глотни! Такой коньяк дорогого стоит. Его бы из фужера, да с шоколадом.

Виктор хлопнул себя по лбу, достал из кармана ватника шоколад и протянул его капитану.

– Здорово немчура устроилась, так можно воевать. И выпивка есть, и жратва, и патронов полно – не то что нам – по две обоймы. Пей-пей, думаю – ты такого больше не отведаешь.

Виктор сделал глоток. Вкус у коньяка был приятный, отсутствовала жесткость водки. Он уже полтора года на войне, но пил редко, а если и приходилось, то только наркомовскую водку не лучшего качества.

– Мне понравилось.

– Еще бы! Давай есть. Вдруг убьют, так хоть сытыми будем.

Они съели по банке мясных консервов с галетами, по плитке шоколада, допили бутылку.

Капитан покрутил головой.

– Взводный говорил, как возьмем траншею – нас сменят обычные войска. Штрафников только в атаки кидают – взять траншеи, отбить деревню. Потом отводят.

– Почему?

– Чудак-человек! Штрафнику веры нет. А вдруг оружие бросит и к врагу перейдет?

– А что, были случаи?

– Что-то не припомню… А ты, лейтенант, на фронте давно?

– С сентября сорок первого.

– Артиллерист? Петлицы черные, как и у меня.

– Самоходчик. На немецком «артштурме» воевал – на нашей ЗИС-30, потом на «сучке».

– Ездил, значит. Повезло! А я в дивизионной артиллерии, на конной тяге. Лошадей убило, раздобыли где-то трактор. К нему все пушки прицепили, он еле полз. А мы все пехом. И на всю батарею – один ящик снарядов.

Капитан сплюнул, выматерился. Выпитое сказалось или наболело и прорвалось? Скажи он так в бараке – тут же донесли бы, срок добавили.

Виктор посмотрел в сторону немцев! Е-мое! Немцы шли в атаку, цепью, молча, без стрельбы, без предварительного обстрела из пушек или минометов.

– Капитан, немцы!

Штрафник выглянул из траншеи:

– Какие-то они… черные!

Он взялся за бинокль:

– Точно, форма черная.

Ни Виктор, ни капитан раньше с эсэсманами не сталкивались – черная форма была у немецких танкистов и артиллеристов. Но они не должны идти в бой пешими!

Капитан припал к пулемету.

– Беги к парням! Небось, все выпили и караульного не выставили.

Виктор схватил автомат и побежал по траншее.

И точно, в одном из блиндажей он обнаружил «теплую» компанию. Лица штрафников раскраснелись, руками размахивают, рассказывая друг другу что-то.

– Немцы в атаку идут! – закричал Виктор.

– Ща мы их!

Штрафники выбрались в траншею. Двое побежали к ручному пулемету, остальные – к миномету в большом окопе.

Виктор бросился назад, к капитану, а из окопа раздался минометный выстрел. Потом еще один… Зачастил, как из автоматической пушки, наверное – кто-то из штрафников был минометчиком.

Мины легли с перелетом, но штрафники скорректировали прицел и накрыли цепь. Часть наступающих была убита или ранена, другие же продолжали оголтело бежать вперед.

Когда Виктор подбежал к капитану, тот уже начал стрелять – короткими экономными очередями, но точно, Виктор сам видел. Очередь – и две-три фигуры падают.

– Глянь в бинокль, какие-то немцы странные…

Виктор поднес бинокль к глазам. До немцев уже сотня метров, видны отчетливо.