Летопись Аляски - Сергей Марков

В 1837 году в Русской Америке произошли неприятные события. В апреле над Новоархангельском разразилась жестокая гроза, какие на этих широтах бывают только в ноябре и декабре. На Прибыловом архипелаге, на острове Св. Павла, произошло землетрясение. Осенью к Ситке целый месяц держались дым, запах смолы и горящего дерева. Раскаленное, красное солнце едва проглядывало сквозь белую мглу. Далеко от Ситки, в океане, мореплаватели наблюдали то же самое. Наверно, где-нибудь в глубинах Аляски горели вековые леса. Русские люди того времени верили в знамения и приметы. В тот же год произошло «чудо» близ Кадьяка; над Еловым островом в небе был виден светлый столб. Народная молва объяснила это знамение смертью отшельника-земледельца, престарелого Германа и страшным оспенным поветрием, занесенным из Калифорнии на Аляску. Что же касается землетрясения на острове Св. Павла, то, вероятно, оно было отголоском великого землетрясения, заставившего океанские воды ринуться на Гавайские острова.

Новые люди приходят в Русскую Америку. У открытого окна дома в Новоархангельске сидит человек лет тридцати. Ему кажется, что залив, покрытый бурунами, подступает к бревенчатым стенам. Благословенный новоархангельский апрель щедр на солнце. Индейские дети продают ярко-синие фиалки и цветы малины. Колибри залетают в комнаты и пьют сок из цветочных чаш. Из окна видны склоны Эджкамба, покрытые старой бурой лавой. Индейцы идут по улице, тащат свою добычу – огромных лососей, выловленных в пригородной речке. Издалека виден русский флаг, венчающий маячную башню на кровле дома главного правителя. Блестят медные пушки береговой батареи.

Человек за столом разбирает кипы бумаг. Тут и донесения из Михайловского редута, рапорты капитанов кораблей и мелко исписанная тетрадь с надписью: «Макбет, сочинение Шекспира, перевел Александр Ротчев». Человек этот пришел в Русскую Америку с Шекспиром, Байроном и Шиллером. Действительный член Общества любителей российской словесности, переводчик санкт-петербургских императорских театров А. Г. Ротчев числился чиновником особых поручений при главном правителе Русской Америки. Из Новоархангельска он плавал в Бодега, Монтерей, Сан-Франциско. Наконец Ротчева сделали начальником форта Росс, а затем комиссионером Российско-Американской компании в Калифорнии. Ветвь калифорнийского дуба должна бы быть в гербе Ротчева.

Об Александре Ротчеве вскоре узнали в Гонолулу. Именно на Гавайских островах услышал о нем командир французского корабля «Артемида» Лаплас. Он нарочно отправился к Новому Альбиону, чтобы посмотреть на форт Росс и его обитателей. Это был тот самый капитан Лаплас, который потом угрожал таитянской королеве корабельными пушками, требуя, чтобы она отвела место для постройки католического храма и признала французских миссионеров.

Лаплас прибыл на своем корабле в залив Бодега (Румянцева) и оттуда отправился в Росс.

Когда Лаплас девять часов шел вдоль морского берега, на половине пути ему открылось устье реки Славянки. Невдалеке расстилались лучшие во всей Калифорнии долины, ждавшие плуга земледельца. «Бостонец» – корабельщик Купер уже успел завести свое ранчо на Славянке. Лаплас окинул взглядом мыс, вдававшийся в море, стены, за которыми виднелись крыши домов и крест русской церкви. Лаплас запомнил мельницу с огромными крыльями и очень белыми стенами, уступы зеленых холмов и береговые долины. Надо знать, что Иван Кусков, основывая Росс на одиноком утесе, прямо на берегу океана, в двадцати милях от удобного порта Бодега, думал, что он этим обезопасит крепость от внезапных нападений.

Ротчев вышел навстречу гостю, и Лаплас потом отметил, что переводчик мольеровского «Мнимого больного», закинутый на берег Нового Альбиона, в совершенстве знал несколько языков, не говоря уже о французском. Лапласу оставалось только удивляться тому, что этот русский сочетает поэзию с постройкой скотных дворов, разведением свиней и овец. Полевые орудия большого калибра стояли у двух крепостных ворот, пушки меньшего размера были расставлены вокруг поселения.

В тот год под начальством А. Ротчева в Россе находилось сорок четыре русских, шестнадцать креолов, шестьдесят три алеута. Эти люди заготовили в течение года семьдесят пудов масла, более четырехсот пудов солонины, двенадцать тысяч штук кирпича. С алеутами Ротчеву пришлось расстаться, ибо их перевели на Кадьяк, где к тому времени появились бобры. Бобры возле Росса куда-то исчезли. Российско-Американская компания считала, что только бобры и котики оправдывали существование Росса. О других богатствах Калифорнии тогда никто ничего не знал.

Упорные «бостонцы» уже владели лучшими полями вокруг залива Бодега, где по свежим пашням расхаживали черные воробьи «чанаты». Это были как раз те долины, которые просил Врангель у мексиканского правительства и которых он не мог получить из-за упрямства Николая I. И Российско-Американская компания писала, что форт Росс погибает:

«Прилежащие к морю места по свойству климата обуреваются периодическими NW ветрами с весны до зимы, которые гонят туманы и осаживают оные у высоких берегов и гор; за горами – но более 5 верст от крепости – ясное небо, благорастворенный воздух и вечная зелень лавров...» – замечал летописец форта Росс.

У людей, открывших эту землю обетованную, было всего лишь восемьдесят восемь десятин посевов пшеницы и ячменя в пасмурной приморской полосе. О золотых долинах Славянки и Бодега, о странах за горами нечего было и думать. И Росс стоял в страшном своем одиночестве у подножья приморских гор. Сердцу Ротчева, очень любившего Росс, созвучны были тогда самые горькие песня Байрона, которые он переводил на берегу Нового Альбиона.

Чувствительный М. Лаплас рассказывал в Европе о необычайной жизни горсти русских смельчаков под сенью горных дубов. В это самое время появился злой гений Калифорнии – Иоганн Август Зутер, он же Сеттер, Сутер и Саттер... Мы еще расскажем о нем.

...14 апреля 1838 года соратник Баранова, директор Российско-Американской компании, член-корреспондент Академии наук Кирилл Хлебников шел пешком из знаменитого дома у Синего моста в департамент корабельных лесов. Там он застал Фердинанда Врангеля и штурмана Васильева, героя Кускоквима. Старые друзья говорили о делах Аляски, о новых походах и открытиях в Новом Свете. Когда Хлебников собрался уходить, Васильев пошел его провожать. Вдруг Хлебников пошатнулся, упал на булыжники Грязной улицы. Его долго приводили в чувство, но он впал в забытье и к ночи скончался в доме Врангеля. Так оборвалась жизнь одного из великанов Русской Америки.

Последние годы жизни К. Т. Хлебников посвятил перу. Он создал «Жизнеописание Баранова». В плюшаровском «Энциклопедическом лексиконе» часто появлялись его статьи и заметки об Америке и Камчатке.

Кирилл Хлебников составил подробное описание форта Росс. Оно было напечатано в 1861 году, в третьем выпуске «Материалов для истории русских заселений по берегам Восточного океана», изданных редакцией «Морского сборника». В заключительных строках этого очерка К. Т. Хлебников настаивал на уточнении границ русского владения в Северной Калифорнии.

«Границами округа российского заселения около Росса, со стороны Калифорнии, судя по местным обстоятельствам, желательно бы было назначить речку Ливантулу, впадающую в залив Большой Бодега. Вдоль берега к северу полезно было бы выговорить протяжение земли на два градуса... начиная от Росса, пространство северо-западного берега Америки даже до реки Колумбии не занято еще ни одною державою», – свидетельствовал седой герой Русской Америки.

Хлебников описал свою жизнь, жизнь простого русского человека, которому дано было видеть мир от киргиз-кайсацких степей, где он бывал в юности, до Перу, от маленького городка Кунгура до Бразилии. Умудренным в старости взором он окидывал свою жизнь. Он писал об аляскинских белоголовых орлах, о летучих рыбах тропических морей, о гватемальских крокодилах, лежавших на дне реки, подобно бревнам. Он побывал на Сандвичевых островах, о которых Шелихов лишь мечтал.

«...Увидев Петербург и Кронштадт, я представляю себе великого их зиждителя; при воззрении на Юный Свет следую за Коломбом; в Перу вспоминаю Пизарро и Лас-Казаса; в Чили – Вальдивию; взглянув на Чимборазо – прославляю Гумбольдта; но с первым шагом в Сибирь приветствую Ермака; в Кадьяке – Шелихова и на северо-западных берегах Америки – Баранова...» – так писал Кирилл Хлебников.

Урал, Сибирь, Чукотка, Камчатка, Калифорния, Океания – в этих необъятных просторах пролегал путь Хлебникова. Если Шелихов дошел до Аляски, если люди Баранова достигли Калифорнии, то Хлебников шагнул дальше всех своих современников.

«Соседи Камчатки Америка, Курильские острова и Китай», – писал Пушкин в год своей смерти, работая над книгой Крашенинникова, изучая камчатские народные предания и перечитывая записи Шелихова. Хлебников тянулся к Пушкину, великому поэту и русскому человеку, зачарованному сказаниями о дальних странах.