Летопись Аляски - Сергей Марков

«Границами округа российского заселения около Росса, со стороны Калифорнии, судя по местным обстоятельствам, желательно бы было назначить речку Ливантулу, впадающую в залив Большой Бодега. Вдоль берега к северу полезно было бы выговорить протяжение земли на два градуса... начиная от Росса, пространство северо-западного берега Америки даже до реки Колумбии не занято еще ни одною державою», – свидетельствовал седой герой Русской Америки.

Хлебников описал свою жизнь, жизнь простого русского человека, которому дано было видеть мир от киргиз-кайсацких степей, где он бывал в юности, до Перу, от маленького городка Кунгура до Бразилии. Умудренным в старости взором он окидывал свою жизнь. Он писал об аляскинских белоголовых орлах, о летучих рыбах тропических морей, о гватемальских крокодилах, лежавших на дне реки, подобно бревнам. Он побывал на Сандвичевых островах, о которых Шелихов лишь мечтал.

«...Увидев Петербург и Кронштадт, я представляю себе великого их зиждителя; при воззрении на Юный Свет следую за Коломбом; в Перу вспоминаю Пизарро и Лас-Казаса; в Чили – Вальдивию; взглянув на Чимборазо – прославляю Гумбольдта; но с первым шагом в Сибирь приветствую Ермака; в Кадьяке – Шелихова и на северо-западных берегах Америки – Баранова...» – так писал Кирилл Хлебников.

Урал, Сибирь, Чукотка, Камчатка, Калифорния, Океания – в этих необъятных просторах пролегал путь Хлебникова. Если Шелихов дошел до Аляски, если люди Баранова достигли Калифорнии, то Хлебников шагнул дальше всех своих современников.

«Соседи Камчатки Америка, Курильские острова и Китай», – писал Пушкин в год своей смерти, работая над книгой Крашенинникова, изучая камчатские народные предания и перечитывая записи Шелихова. Хлебников тянулся к Пушкину, великому поэту и русскому человеку, зачарованному сказаниями о дальних странах.

Еще 7 января 1837 года Кирилл Хлебников посылал Пушкину рукопись своего «Введения в историческое обозрение российских владений в Америке...». Пушкин в это время жил подвигами Владимира Атласова – «камчатского Ермака», как он его называл, и в книге Крашенинникова читал о вулканах Аляски, о Кенайском заливе, о сумрачных лесах Новоархангельска.

...Мне удалось отыскать архив Хлебникова, подлинный клад для всех тех, кто изучает или еще будет изучать жизнь первых русских исследователей Нового Света.

VII

Настало время, когда креол Александр Кашеваров, поручик корпуса флотских штурманов, прославил свое имя беспримерным походом во льдах. Летом 1838 года он ступил на приполярные луга, раскинувшиеся вокруг мыса Лисбурн на севере Нового Света. Спутник Кашеварова, бывалый толмач Феофан Утуктан, показал рукой на северо-восток; там лежит мыс Барроу. С Кашеваровым было двадцать самых смелых креолов и алеутов. Они достигли Барроу, который можно было узнать по обилию китовых ребер, нагроможденных вокруг эскимосских хижин. Александр Кашеваров пробился на восток от мыса на тридцать морских миль.

На обратном пути отряд Кашеварова едва не был перебит эскимосами. Они толпами сходились к мысу Барроу, трясли копьями, угрожали стрелами. Так было когда-то и с отрядом Франклина близ устья Макензи... Эскимосы заставили бриг «Полифем» укрыться в заливе Коцебу. Кашеварову пришлось идти сквозь льды на кожаных байдарах. Он вел опись побережья и во время похода открыл заливы Купреянова и Прокофьева, мысы Степового и Врангеля. Так креол Кашеваров обошел на байдарах крайний северо-западный угол Нового Света. Мир знает о путях Франклина, но кто вспоминает подвиг Кашеварова?

Надо с благодарностью вспомнить и креола Малахова, имя которого через много лет услышал Джек Лондон, может быть, во время своих скитаний по Аляске. Люди из отважного племени русских креолов – Дерябин и Глазунов и проводник Тумачунгак, индеец с низовьев Юкона, сопровождали Малахова в его скитаниях. Они впервые достигли Нулато.

Река Нулато, приток Юкона, рождалась на водоразделе Юкона и Нортонова залива, слагаясь из быстрых горных потоков. От устья Нулато начиналось нижнее течение Юкона. Берег великой реки покрыт был здесь утесами, вдоль берега тянулись до самого Ттутаго горы, отделяющие юконское русло от Нортонова залива. Индейцы говорили о залежах медной руды в горах Иливит. Горы, озера, еловые леса уходили в безграничные просторы. На реке Нулато было много бобров; охотники знали, что, где есть ивы, там водятся и бобры. Березы белели на берегах Нулато, в лесах водились росомаха и соболь. Выдру здесь ловили вершами из еловых ветвей; почему-то этим занимались только шаманы или старики. На Нулато жили индейцы ттынайцы, или инкилики, как называли их племена поморья. Они раскрашивали лица, носили пучки перьев в волосах, обертывали ноги кусками медвежьих шкур. Скрипят деревья на берегу речного залива. Это неутомимые бобры, лесные дровосеки, точат стволы. Бобры хлопотливо собирают водяные кувшинки, тащат в зубах стебли белых лилий.

И недалеко от бобровых плотин, на пригретом солнцем пригорке, стучат топоры. Три доблестных креола строят избу – первое русское поселение на Нулато – под 64°42'11" северной широты у самой глубокой части всего русла Юкона. Скоро сюда, в глубину Юкона, придут и другие разведчики бобровых земель – барановец Лука Пахомов, эвенк Григорий Никитин и калифорнийский креол Никифор Талижук. Все они бывали на Нулато в первые годы после его открытия. Мы знаем, что Дерябин остался зимовать на новом месте; он скупал бобров у охотников Нулато, осматривал леса и речки. Дерябин голодал, ел коренья и дятлов. На него не раз нападали индейцы, но он был терпелив и упорен.

Дерябин рассказывал впоследствии Лаврентию Загоскину о страшных событиях, происходивших в этих местах. Вспыхнула эпидемия черной оспы и поползла от жилища к жилищу. Один старик по имени Униллу, потеряв двух жен и трех сыновей, сжег свой дом со всеми пристройками и сам погиб в огне и дыму. Сын Униллу – Волосатый был участником многих походов русских по Юкону. Это были свидетельства «жизни бедной и трудной», о которой писал А. Пушкин в своем проникновенном «Джоне Теннере».

В те годы геолог, поэт и скиталец Генри Скулькрафт, женатый на внучке индейского вождя, уже записывал в вигвамах охотников сказание о Гайавате. Сколько древних преданий и песен слышали от индейцев русские первооткрыватели Юкона! Но среди них не было Скулькрафта, и они в этом неповинны.

И опять краснолицые дюжие креолы идут по снегам Аляски, плывут по лососевым рекам. Они пьют казенный ром, едят бобровое мясо, крестят индейцев. Их толстые походные тетради пестрят записями расстояний, они перечисляют бобровые плотины, делают глазомерную съемку.

П. Колмаков, сын Федора Колмакова, пришел па водораздел Юкона и Кускоквима, достиг реки Тлегон. Его спутником был веселый креол Матросов, завораживавший индейцев игрой на балалайке, с которой он никогда не расставался. Им принадлежит честь открытия притока Юкона – реки Иннок, прорезающей междуречье Кускоквим – Юкон. Иннок в разных местах своего течения имела несколько названий: Тлегон, Иттеге и другие. Колмаков терпеливо распутывал этот клубок и положил реку на карту. В ущельях и падях в области Иннока снег лежал до июля. На последнем «переносе» к Кускоквиму Колмаков и Матросов брели по колена в снегу. Как они тащили свои байдары, на которых было около тысячи бобровых шкур? Летом они слепли от сияния снегов. Они открыли новые горы, определили положение устьев нескольких рек. В лесах новой области скитались охотники. Добычею их были выдра, бобр, лось и олень, росомахи и рыси, дорогие лисицы.

Колмаков хотел тогда выйти на Юкон, но благородные индейские охотники на оленей, люди из племени тлегон-хотана, сказали креолу о том, что там произошло несчастье – русские истреблены немирными индейцами.

Друзья-индейцы помогли П. Колмакову пройти на берега Кускоквима. Через несколько лет русские люди, пришедшие по следу Колмакова и Матросова, разыскали их спасителей и в знак высшей признательности сняли с себя кресты и нательные рубахи и отдали их индейцам. Неутомимый Малахов открыл еще несколько «переносов» между реками Аляски. Все это происходило в 1838-1839 годах.

Одновременно чиновники Компании Гудзонова залива делали открытия на северо-востоке Америки. Компания Гудзонова залива имела тогда более сотни фортов на побережьях озер и рек Северной Америки. Ее флаг развевался по ту сторону Скалистых гор. Сто шестьдесят тысяч индейцев-охотников добывали для Компании шкуры дорогих зверей. Форт Йорк на Гудзоновом заливе, Монреаль, форт Ванкувер на Орегоне были местами, куда свозилась пушнина. В наше время найдены новые архивы, в которых содержатся малоизвестные сведения о взаимоотношениях Российско-Американской компании и Компании Гудзонова залива...

В сентябре 1838 года в форте Ванкувер появился достославный капитан Иоганн Август Зутер. Он проехал вдоль всей цепи фортов Гудзонбайской компании, побывал в ее главной колониальной конторе. Четыре года назад он бежал из Швейцарии, где был известен как капитан гвардии. Блэз Сандрар, описавший бурную и горестную жизнь Зутера, не знал архивов Российско-Американской компании. Мне довелось найти кое-что о Зутере в бумагах форта Росс и Новоархангельска, поступивших в свое время в Петербург. Они дополняют сведения о Зутере. Блэз Сандрар восстановил всю историю жизни длинноволосого капитана швейцарской гвардии; наши архивы рассказывают о его связях с Российско-Американской компанией.