Летопись Аляски - Сергей Марков

Так, встречаясь в доме на Мойке, декабристы пытались распространить нити дальних странствий по всему земному шару. 11 декабря 1825 года из дома у Синего моста была послана с курьером Российско-Американской компании депеша в Москву. Но в ней сообщалось не о количество бобров, добытых в Новом Свете, не об акциях Компании...

«...мы уверены в 1000 солдат...» – сообщалось в этом письме И. И. Пущина к М. Ф. Орлову.

В доме у Синего моста обсуждались планы восстания 14 декабря. Из этого дома вышел Рылеев, чтобы занять свое место на Сенатской площади в рядах восставших. В дом Компании поздно ночью пришел наряд из шести семеновцев во главе с адъютантом царя. Он приказал Рылееву одеться и следовать во дворец. С того дня шпоры не раз звенели на лестницах дома у Синего моста. Здесь был взят Орест Сомов, столоначальник Российско-Американской компании. Вот известная солдафонская острота царя.

Николай I. Где вы служите?

О. Сомов. В Российско-Американской компании.

Николай I (в бешенстве). То-то хороша у вас собралась там компания.

Директор Компании Иван Прокофьев в одну из тревожных ночей сжег все бумаги, в которых приводились имена декабристов. На следствии Российско-Американская компания упоминалась неисчислимое количество раз. Кирилл Хлебников в Русской Америке и подозревать не мог, что и его тоже сгоряча причислили к числу заговорщиков.

Лейтенант Завалишин, сидя в крепости, все еще надеялся на то, что он увидит Новый Свет – Аляску, заветную Калифорнию.

«Человек, желающий возвышения, в течение четырех месяцев умоляет тщетно о дозволении заточить себя в дикие колонии Северной Америки», – пишет он в показаниях. Еще до первого ареста своего Завалишин писал царю: «Когда мне отказано было в дозволении вступить в службу Российско-Американской компании, государь, ты был несправедлив». Из крепости к Николаю I поступает послание Завалишина о Калифорнии, о торговле с Китаем, о русском «наблюдательном флоте» в тихоокеанских водах.

Владимир Раевский в письме к царю просил о том, чтобы заключение в крепости было заменено ему ссылкой на Алеутские острова.

Когда была совершена расправа царя над декабристами, директора Российско-Американской компании не оставили в беде вдову Рылеева. Ей были прощены все рылеевские долги Компании.

В те годы Пушкин, как свидетельствуют его друзья, мечтал о побеге в Америку или Грецию. О Русской Америке он знал хорошо по книге Григория Шелихова, которая была в пушкинской библиотеке.

После 1826 года Пушкин встречался с Толстым-Американцем. До этого Крузенштерн высадил Американца в Петропавловске-на-Камчатке вместе с «диким французом» Кабри, найденным русскими среди людоедов Маркизских островов.

Толстой-Американец часто хвастался тем, что будто бы после изгнания его с корабля Крузенштерна он успел побывать на Алеутских островах и Аляске. Он уверял, что ему приходилось странствовать с индейцами-колошами по аляскинским лесам, посещать Ситку. В доказательство всего этого Американец, распахнув ворот, показывал висевший на его могучей, покрытой татуировкой груди образ – память о блаженных годах, когда он чуть не сделался индейским царем. На недоуменный вопрос, как это случилось, Американец спокойно объяснял, что аляскинские колоши выбрали его своим властелином и долго не хотели отпускать в Россию. Проверить правдивость этого рассказа Американца невозможно. Были люди, которые подтверждали, что знаменитый скандалист и дуэлянт действительно ездил в Ситку уже после Камчатки. Но документов об этом нет. Одно известно: у Толстого-Американца был домашний музей, в котором можно было видеть одежду, утварь, оружие индейцев Аляски и алеутов. Поигрывая двухконечным индейским кинжалом, Толстой-Американец рассказывал Пушкину о хвойных дебрях острова Баранова, о вулканах и вечных снегах Нового Света. Не только картежной игрой, дуэлями и воинской отвагой был известен этот необычайный человек, который «развратом изумил четыре части света» – по словам Пушкина.

Герцен писал:

«...удушливая пустота и немота русской жизни странным образом соединяется с живостью и даже бурностью характера, развивает в нас всякие уродства... в буйных преступлениях Толстого-Американца я слышу родственную ноту, знакомую нам всем, но которая у нас ослаблена образованием или направлена на что-нибудь другое...»

Так понятна в Толстом-Американце его влюбленность в Русскую Америку, где было столько простора для русской отваги и сердца. «Индейский царь» со списком всех убитых им на дуэлях, один из русских первенцев Тихого океана, великий грешник и пытливый человек, он не зря стремился в страну безграничных просторов. В нем было что-то от Баранова, от первых удальцов Русской Америки. Уродливость крепостнической жизни задавила в Толстом-Американце большого человека, каким бы мог он стать в иных условиях. И для Льва Толстого его буйный родственник был не только рыцарем зеленого стола. Нет сомнения, что Толстой-Американец был хорошо знаком с деятелями Российско-Американской компании и после своего участия в кругосветном походе; и он не миновал дома у Синего моста, где бывало столько разных людей. Кстати, Грибоедов, увековечивший Американца, в то годы был безусловно связан с Российско-Американской компанией уже лишь потому, что он создавал план учреждения огромной Компании на Кавказе и в связи с этим должен был изучать деятельность мировых торговых Компаний... Грибоедовское «Горе от ума» знали в Новом Свете; в архиве Хлебникова, среди его новоархангельских бумаг можно найти список бессмертной комедии. Конечно, Хлебников, читая «Горе от ума», сразу узнал Толстого-Американца, ибо встречался с ним на Камчатке.

Но возвратимся в Русскую Америку. Новоархангельск отстраивался. К 1826 году в Верхней крепости выросла новая башня с шестью орудиями, в сторону моря глядела батарея из восьми пушек. Главный правитель, флотский офицер Чистяков, отстроил для себя большой дом на Камне-Кекуре – там, где стоял когда-то под дождем индейских стрел Александр Баранов.

Аптека, госпиталь, контора, квартиры чиновников были размещены в новом двухэтажном доме. В порту возвели новую пристань, так как старая была источена червями.

В Средней крепости стучали молоты, шумело пламя в горнах. Медные и бронзовые мастера из креолов лили колокола для продажи в Калифорнию, ковали сошники для земледельцев Сан-Франциско и Санта-Роза. В Ситке был свечной завод, сало для него привозили из Калифорнии.

На полках новоархангельской библиотеки стояло полторы тысячи книг на русском, французском и английском языках. Были и шведские, голландские, испанские, итальянские издания. Там бережно хранились письма Н. П. Румянцева, П. А. Строганова, П. В. Чичагова и других русских деятелей, которые в разное время писали на Большую Землю. Будущие мореходы изучали здесь чертежи кораблей, присланные П. В. Чичаговым. Два ситкинских художника начали писать картины под влиянием образцов из России, которые привезли Крузенштерн и Лисянский на Кадьяк, а потом доставили в Ситку в покои Баранова. Построили в Новоархангельске и арсенал; в нем, кроме обычного оружия, хранились и редкости – булатные клинки, персидские ятаганы, сабли с эфесами, украшенными самоцветами, отделанные серебром пистолеты.

Десять парусных кораблей входило во флотилию порта Новоархангельск. Население города составляли 813 человек, в числе их 309 русских, остальные были креолами, алеутами, эскимосами, индейцами. Население всей Русской Америки в то время исчислялось в десять тысяч человек. Крещеные индейцы ходили в церкви, а церкви и часовни были на Кадьяке, в Новоархангельске, на Уналашке, в форте Росс, на островах Прибылова и на побережье Кенайского залива.

Аляска стала походить на ту Славороссию, о которой мечтали Шелихов и Баранов. Со стен крепостей гремели салюты в честь кораблей, по Новоархангельску расхаживали моряки и военные – всегда в мундирах. Индейские и эскимосские тойоны носили русские мундиры и сюртуки.

Каждое утро над Новоархангельском взвивался флаг, горнист играл «зорю». Когда сгущались сумерки, по крепости и по селению ходила ночная стража. Артиллеристы были всегда наготове у своих каронад, единорогов и фальконетов. На случай тревоги были припасены ракеты, которые изготовлялись в Ситкинском адмиралтействе.

Умножалось и крепло племя отважных и выносливых людей Аляски – русских креолов. Их было свыше тысячи. Мореходы, мастеровые, лекарские помощники, канцеляристы, звероловы – вот кем были креолы. Уже известный нам креол А. Климовский, открыватель реки Медной, был командиром русского корабля. Устюгов делал съемки и искусно чертил карты. Александр Кашеваров, потомки которого и поныне живут в Ситке, был старшим штурманом на корабле «Елена». На свою родину – Большую Землю – креол Кашеваров приплыл на «кругосветном» бриге. В пути он побывал в Австралии и нанес на карту четыре неизвестных до того острова в Маршалльском архипелаге. Возвратившись на Аляску из Петербурга, где он учился, Кашеваров с тех пор посвятил свою жизнь службе в Русской Америке.