Записки солдата - Омар Брэдли

В этот же день Паттон дал радиограмму английскому командующему авиацией поддержки Конингему с жалобой на недостаточный перехват союзными истребителями германских самолетов на нашем фронте. Мы оба были обеспокоены деморализующим воз действием авиации противника на наши войска.

Отмечая активность противника в воздухе в этот день, оперативный отдел штаба 2-го корпуса сообщал в донесении от 1 апреля:

"Передовые части все утро подвергались продолжительной бомбардировке с воздуха. Полное отсутствие воздушного прикрытия наших войск дало возможность германской авиации действовать почти беспрепятственно. Авиация противника подвергла бомбардировке командные пункты всех дивизий и сосредоточила свои усилия против частей, наносящих главный удар".

Ответ командующего тактической авиацией Конингема Паттону был резким. Поставив под сомнение точность донесения 2-го корпуса, Конингем радировал Паттону: "Я думаю, что Вы не намерены заставить командиров американской авиации заниматься только обороной. Мне кажется, то Вы хотите прибегнуть к дискредитировавшей себя практике ссылаться на авиацию в оправдание отсутствия успехов на земле. Если же Ваше донесение объективное и соответствует действительности, тогда остается только предположить, что личный состав 2-го корпуса, о котором идет речь, не соответствует требованиям современного боя{5}.

Учитывая отличную и успешную деятельность американской авиации, прошу положить конец направлению в наш адрес подобных неточных и преувеличенных донесений. 12-е командование авиационной поддержки получило указание не обращать внимания на необоснованные вызовы авиации, которые могут привести к уменьшению эффективности действий авиации по оказанию поддержки 2-му корпусу".

Конингем еще более осложнил дело, послав копии этой радиограммы всем старшим офицерам на средиземноморском театре военных действий.

Как только Паттон получил телеграмму Конингема, он бросился к телефону и позвонил в Алжир. Эйзенхауэр попытался успокоить возмущенного до глубины души Паттона, обещая, что Конингем извинится перед 2-м корпусом.

"Извинение", однако, представляло собой короткую телеграмму из 27 слов, адресованную всем командующим, в которой говорилось, что предшествующую телеграмму Конингема следует считать "недействительной".

Паттон, не желавший простить или забыть обиду, написал Эйзенхауэру подробное письмо.

По словам Паттона, его "возмутило то, что извинение Конингема перед американскими войсками, многие из которых совершили походы и сражались в трудных условиях с 17 марта, было совершенно неудовлетворительным".

Чтобы этот инцидент не повлиял на дальнейшую работу союзного командования, Эйзенхауэр приказал Конингему прибыть в корпус и лично извиниться перед Паттоном. Затем, чтобы исчерпать вопрос, Конйнгем сообщил об этом по радио всем офицерам, которым были посланы копии его первой телеграммы.

Недоразумение произошло, объяснял он в телеграмме, из-за ошибки при передаче. Вместо того, чтобы передать "некоторая часть личного состава корпуса", было передано "личный состав 2-го корпуса".

К счастью, подобные эпизоды были редкостью, но они указывают на болезненное самолюбие некоторых союзных командиров, между которыми из-за пустяков могли возникнуть глубокие противоречия. Эйзенхауэр не предпринял никаких дальнейших дисциплинарных мер против Конингема.

3 апреля, чтобы убедиться в окончательном примирении, главный маршал авиации Теддер прибыл в Гафсу вместе с Тоем Спаатсом. Они должны были обсудить вопрос об улучшении прикрытия и поддержки сухопутных войск союзной авиацией. Мы собрались в маленькой комнате здания жандармерии.

Едва Теддер успел сказать, что союзная авиация господствует на средиземноморском театре военных действий, как над городом пронеслась четвертка "Фокке-Вульф-190". Самолеты обстреляли улицы Гафсы с бреющего полета, мимо нашего дома промчался обращенный в паническое бегство караван верблюдов. В конце налета самолеты сбросили бомбы. С потолка посыпалась штукатурка, мы захотели открыть дверь, но она оказалась заклиненной.

Теддер набил трубку, посмотрел лукаво и улыбнулся. Той выглянул в окно. Он повернулся к Паттону и покачал головой:

- Черт возьми, как только вы работаете!

- Будь я проклят, если я знаю, - закричал Джордж, - но если бы мне удалось узнать, что за сукины сыны вели эти самолеты, я бы наградил их медалями!

Далее к северу у Макнасси, где Уорд также проводил отвлекающее наступление, его 1-я бронетанковая дивизия достигла прохода в прибрежную равнину. Но здесь противник, закрепившийся на скатах, остановил дальнейшее продвижение дивизии.

Александер предложил Паттону совершить небольшой рейд танками против германского аэродрома, находившегося в 16 километрах за этим проходом у железной дороги, ведшей к побережью. Уорд прилагал все усилия, чтобы прорваться, но каждый раз противник отбивал атаки его танков. Паттон, раздраженный неудачами, обвинил Уорда в нерешительности при выполнении поставленной задачи. Однако это поспешное суждение едва ли подтверждалось обстановкой, сложившейся у Макнасси.

Неудачи Уорда объяснялись вовсе не отсутствием воли к наступлению. Перед тем как направить танки через проход, ему нужно было предварительно овладеть склонами гор, а для этого требовалось пехоты больше, чем выделил в его распоряжение Паттон для выполнения задачи.

Ключом ко всей позиции была одна высота, и Паттон с нетерпением ждал сообщения Уорда о ее взятии. Когда до 23 марта такого сообщения не поступило, Паттон позвонил на командный пункт Уорда, размещавшийся около покинутой железнодорожной станции в Макнасси.

- Пинк, ты еще не взял эту высоту? - спросил он и сделал короткую паузу. Мне не нужны эти проклятые извинения. Я хочу, чтобы ты сам отправился туда и захватил высоту. Ты сам должен возглавить атаку. Не возвращайся, пока высота не будет взята.

Уорд надел каску, взял карабин и отправился руководить ночным штурмом. Вновь пехота штурмовала высоту, на этот раз во главе с Уордом. И снова противник не сдвинулся с места, отбив атаку. Уорд вернулся на рассвете, раненный в глаз.

Теперь терпение Паттона истощилось. Он вызвал из Марокко генерал-майора Эрнста Гармона из 2-й бронетанковой дивизии, чтобы он принял командование дивизией Уорда. Однако Паттон не мог сам сказать Уорду, что он сместил его с должности.

Ка"-то утром за завтраком, незадолго до приезда Гармона, Паттон поручил это мне.

- Послушай, Брэд,-сказал он, - ты друг Пинки Уорда. Съезди к нему и скажи, почему я решил освободить его от должности.

Привезенные мною новости не удивили Уорда, он ждал их с минуты на минуту, так как был убежден, что Паттон не понимал особенностей обстановки на его участке. В данном случае я не снял бы Уорда с должности, но во время войны в Европе случалось, что я снимал командиров за недостаточные темпы наступления. Возможно, некоторые из этих командиров оказались жертвами сложившихся обстоятельств. Действительно, как можно возлагать вину за неудачу на одного человека, когда имеется так много факторов, влияющих на исход любого боя. Тем не менее каждый командир должен нести полную ответственность за всех подчиненных. Если командиры батальонов или полков подводят его во время наступления, тогда он либо должен сместить их, либо будет смещен сам. Многие командиры дивизий не справились со своими обязанностями не потому, что у них не было способностей к командованию, а потому, что они не были достаточно требовательными к своим подчиненным.