Мой адрес — Советский Союз! Дилогия (СИ) - Марченко Геннадий Борисович

Запрещённые предметы изымались и складировалось на столе, а затем выливалось Борисовым в раковину умывальника в мужском туалете. Ну а попавшийся отправлялся восвояси. К чести Юрий Борисовича, на первый раз такие горе-студенты получали устное предупреждение, а вот если попадались снова — дело рассматривалось деканатом, и «виновник торжества», случалось, исключался из института.

Мимо меня прошли в зал пятикурсник Алексей Язовский под ручку с весьма симпатичной барышней в лакированных туфлях на высоком, но устойчивом каблуке по современной моде. Держалась девушка слегка застенчиво. Язовский считался не только на факультете, но и вообще во всём институте представителем «золотой молодёжи», хотя такого понятия в это время ещё, кажется, не существовало. Понятия не было, а «золотая молодёжь» была. Папа Язовского работал не кем-нибудь, а секретарём по идеологии Свердловского горкома партии. Да и мама на хорошей должности сидела, что-то связанное с торговлей.

В общем, семейка явно не бедствовала, если учесть, что младший Язовский, лицом немного смахивающий на бурята, уже имел в личном владении 21-ю «Волгу». Купленную, ясное дело, не на стипендию. На лекциях появлялся чуть ли не раз в неделю, чаще зависал в ресторанах с девицами, иногда влипая в неприятные истории, но благодаря папе ему всё сходило с рук. Зачем он поступил на радиофак, ничего не соображая в технике — загадка. В любом случае, после вуза, насколько я помнил, попротирав штаны в каком-то КБ, усилиями папочки пойдёт по карьерной лестнице, сначала пополнив ряды комсомольской, а затем партийной номенклатуры Свердловской области. А уже в начале 90-х Язовский вдруг окажется банкиром, обоснуется в Москве, а потом уже ближе к нулевым что-то с кем-то не поделит, и сбежит в Лондон, окончательно исчезнув с радаров.

Что с ним будет в этой реальности — пока сложно сказать. Не знаю, как моё присутствие повлияет на ход исторических событий. Но сейчас это был всё тот же высокомерный, наглый тип, каким я его запомнил по институтским годам. Впрочем, видеть мне его самодовольную физиономию ещё недолго, скоро пятикурсникам сдавать диплом, после чего они будут распределены по предприятиям Свердловска и области.

— Так, а это что?

Мой внимание привлёк голос Борисова, который тряс зажатой в руке бутылкой пива, только что конфискованной у веснушчатого студента. Кажется, с третьего курса.

— Венедиктов, моли бога, что ты первый раз мне попался. Ещё раз найду у тебя спиртное — вылетишь из института. Шагом марш отсюда!

Я невольно хмыкнул, глядя в сутулую спину однофамильца будущего главреда радиостанции «Эхо Москвы». А может, это он и есть? Да нет, вряд ли. Того Венедиктова я хоть и помнил всегда с бородой, но мне кажется, наш Венедиктов постарше. Да и вряд ли он с Урала, и уж тем более вряд ли имел склонность к техническим специальностям. И вообще можно узнать, как нашего конопатого звать, сомневаюсь, что Алексей.

Наконец вроде всех запустили, после чего Корниенко остался снаружи, а мы вчетвером передислоцировались в зал. Тут уже вовсю отплясывали под битловскую «Can’t Buy Me Love», которую музыканты воспроизводили довольно уверенно. На какую-то долю секунды я даже позавидовал танцующим. Они расслабляются, а я вот, понимаешь, должен следить, чтобы не случилось каких эксцессов. Вон с той бы тёмненькой я, пожалуй, сплясал. Интересно, почему она без партнёра?.. А нет, подошёл с четвёртого, кажется, курса, повёл на танцпол.

Так, а это что ещё такое?! На моих глазах между Язовским и его девушкой явно затевалась ссора. Вернее, он что-то выговаривал ей, прижав девушку к стене, а та смотрела на него снизу вверх испуганными и большими, как у лани, глазами, что-то лепеча будто в своё оправдание. Тот продолжал наседать, уже буквально крича, брызжа в лицо ей слюной, но из-за громкой музыки я не мог со своего места от двери расслышать, что именно Язовский пытается донести до своей девушки. Наконец та не выдержала, сделал вид, что уходит, хотя, наверное, и впрямь хотела уйти, но Язовский схватил её за руку, грубо дёргая назад, отчего на лице девушки появилось страдальческое выражение. Я даже по её губам смог прочесть, как она крикнула: «Отпусти, больно!» И… отвесила ухажёру оплеуху.

Тот несколько секунд стоял, словно громом поражённый, а затем нанёс ответный удар открытой ладонью, да такой, что голова девушки откинулась назад, и она затылком ударилась о колонну. Мало того, этот ублюдок снова занёс руку, но на этот раз я помешал ему реализовать задуманное при помощи короткого, но чувствительного удара в область почки.

Язовский скособочился, он не ожидал удара сзади, да и если бы ожидал — вряд ли успел бы увернуться. А я бесцеремонно схватил его шкирку, как нашкодившего котёнка, и потащил к выходу, уловив ощутимый запах спиртного. Вот когда он успел? Или уже пришёл в таком состоянии?

Музыканты играли уже «Help!», большинство как ни в чём ни бывало продолжали отплясывать, но многие оборачивались, с любопытством наблюдая, как я тащу к двери спотыкающегося представителя «золотой молодёжи».

— Что случилось? — подскочил к нам Вадим.

— Девушку ударил, — коротко пояснил я, выталкивая уже начинавшего сопротивляться Язовского в коридор.

Дежуривший снаружи Дима Корниенко недоумённо выпучил на нас глаза.

— Как ударил?!

Это уже Борисов вдруг очутился рядом.

— Так, взял и ударил, — пояснил я, отпуская наконец воротник Язовского.

— Она меня первая ударила! — взвизгнул тот.

— Так, — нахмурился Юрий Борисович. — Сейчас, Язовский, ты идёшь домой, а завтра после первой пары жду тебя в деканате. Тебя тоже касается, Покровский. В смысле, сейчас продолжаешь следить за порядком, а завтра жду в деканате.

Язовский окинул всю нашу команду каким-то диковатым взглядом во главе с замдекана, шмыгнул носом, набрал в лёгкие воздуха, словно собираясь что-то изречь, но, так ничего и не сказав, отправился прочь.

— А что там с девушкой? — поинтересовался Борисов.

— Один момент!

Действительно, как-то я про неё забыл. Открыл дверь в зал и буквально нос к носу столкнулся с жертвой Язовского. Она шла к выходу, крепко прижимая к себе сумку, словно кто-то мог её отнять. От потёкшей и размазанной туши вокруг глаз появились чёрные круги, а на щеке багровело пятно от оплеухи. М-да, так ведь может и синяк остаться. А всё равно красивая, даже в таком «разобранном» виде!

— Спасибо вам, — скорее прочитал по губам, чем услышал я, что она произнесла.

— Да не за что, на моём месте так поступил бы каждый… Каждый порядочный мужчина, — сказал я громко. — Давайте выйдем, я вам покажу, где женский туалет, вам нужно привести себя в порядок.

Мы вышли и тут же последовал вопрос от Борисова:

— Это та самая девушка? Он вас сильно ударил?

Это уже к пострадавшей. Но та вместо ответа лишь разрыдалась, спрятав лицо в ладони.

— Юрий Борисович, я её в туалет отведу, пусть хоть умоется.

— Конечно, конечно…

Так, под локоток, и довёл несчастную до девчачьей уборной, где оставил её наедине с умывальником, а сам скромно принялся ждать девушку снаружи. Та появилось минут через пять, умытая, но всё ещё с красными глазами и уже принимающим лиловый оттенок пятном на щеке. Но при этом, судя по запаху, успела побрызгаться духами. Или помазаться, скорее всего, пальчиком за ушками да на запястьях. Пахло от неё сиренью и ещё чем-то почти неуловимым.

— Как вы?

—Да ничего.

Своими длинными, тонкими пальцами она осторожно прикоснулась к щеке и невольно поморщилась.

— Болит?

— Угу.

— Как домой придёте, попробуйте сделать примочку с бадягой.

— Угу, — снова кивнула она. — Только до дома ещё добраться надо.

— Далеко живёте?

— На Шейнкмана. Снимаем с подругой комнату в частном доме.

В принципе, не так уж и далеко, знал я этот район. Сейчас частный сектор, а через десять лет сплошь будет застроен многоквартирными домами.

— Не местные?

— Я из Каменск-Уральского, а она из Камышловского района.