Секретные миссии - Э. Захариас

Поздним утром мы отплыли от одной из пристаней Иокогамы. Убедившись в том, что за нами никто не наблюдает, мы развили довольно большую скорость, стараясь, однако, не привлекать к себе излишнего внимания. Вскоре мы очутились в центре скопления японских кораблей. Я и Эдди не были видны специально подобранному японскому рулевому, который ничего не знал о нашей миссии и которому вполне можно было верить, что он сохранит все в тайне, по крайней мере, пока мы не вернемся в Токио и не избавимся от своих заметок.

Укрывшись за занавесками в лодке, мы могли все видеть, сами оставаясь незамеченными. Мы решили уничтожить наши записки в том случае, если будем обнаружены, но никто не мог заподозрить, что в маленькой лодке находились два американских офицера разведки, даже если бы сама лодка и привлекла к себе внимание, незаметно скользя вдоль выстроившихся японских кораблей. Я полагаю, что японцам и в голову не приходило, что два американских морских офицера отважатся на такую дерзкую вылазку. Никто нам не помешал, и мы вернулись, насколько мне известно, никем не замеченные, с многочисленными заметками о конструктивных и других новшествах японских кораблей, которые можно было получить путем непосредственного наблюдения. «Рыбалка» оказалась удачной, и наш улов вполне удовлетворил нас и военно-морского атташе. Когда мы закончили эту работу, я позвонил своим японским знакомым, чтобы не создалось впечатления, будто моя поездка в Японию была секретной. Я передал этим «постам подслушивания», что рад возможности снова посетить Японию на этот раз на борту «Марблхеда».

Немедленно после окончания этого незапланированного посещения Токио и Токийского залива я вернулся в Кобэ, где наш крейсер уже готовился на всех парах отплыть в Шанхай. Скорость крейсера не могла вызвать подозрение: нашей обычной практикой было испытывать машины и выверять время, необходимое для плавания с максимальной скоростью. Но когда спустя полтора дня мы пришвартовались в Шанхае, японцы встретили нас в крайнем смятении. Сама скорость явилась для них чем-то непостижимым, но еще больше их взволновала причина, по которой мы шли на предельной скорости. Что замыслил командир крейсера «Марблхед»? Зачем понадобилось столь быстрое возвращение в Шанхай? Какие же у Захариаса секретные сведения, что потребовалось доставить их с такой быстротой? Поскольку сами они не могли ответить на эти вопросы, то спросили нас в открытую:

— Для чего вам понадобилась полная скорость от Кобэ до Шанхая?

— Полная скорость? — переспрашиваем мы с притворным удивлением. — Нет, это наша обычная крейсерская скорость.

Верили они нам или нет, наш ответ, конечно, их не успокоил. Тайна «Марблхеда» с момента его спокойного отплытия из Шанхая с секретным пассажиром на борту и до стремительного возвращения в Шанхай спустя всего семнадцать дней осталась секретом для японской разведки.

4 ноября я возвратился на флагманский корабль для того, чтобы подготовить подробный доклад о результатах своей миссии. Это был длинный и тщательно документированный доклад, в мельчайших подробностях раскрывающий секреты военно-морских маневров японцев и содержавший много дополнительных сведений, которые в целой давали полную картину происшедшего. Было использовано сравнительно дешевое, но чрезвычайно эффективное средство для наблюдения за японским флотом. Рискованное предприятие вполне оправдало себя, ибо мы получили ценнейшие сведения. Когда мой доклад получили в Вашингтоне, начальник управления связи военно-морского флота прислал мне письмо, которое меня весьма ободрило:

«Дорогой Захариас!

Я только что с интересом прочел Ваш замечательный доклад с описанием маневров, за которыми Вы проследили, используя средства связи.

Я подумал, что Вам следует написать об этом. Ваш доклад является превосходным, так как он дает такую информацию, получение которой чрезвычайно для нас важно и до сих пор нами недооценивалось.

Поздравляю Вас и желаю всего наилучшего.

В письме содержалась высокая оценка смелого эксперимента в области разведки. Нас поощряли к продолжению деятельности, которая оказалась весьма эффективной, хотя ранее и не велась. Миссия крейсера «Марблхед» явилась образцом для сбора сведений с помощью радиоволн, когда другие средства разведки были недоступны. Мы применяли этот метод и в последующие годы и сумели добиться исключительного успеха несколько лет спустя, когда нам удалось собрать подробнейшие сведения о больших комбинированных маневрах японского флота. Мы проникли через дымовую завесу, с помощью которой японцы пытались скрыть действия своего флота, и наша разведка снова одержала крупную победу.

Глава 11.

Я СНОВА В ЯПОНИИ

Давно прошло то время, когда я начинал свою разведывательную деятельность. Меня перестали считать новичком в разведке, так как я приобрел уже значительный опыт. Теперь мне приходилось самому разрабатывать пути и методы, посредством использования которых могло быть улучшено качество важных информационных сведений, а их количество — увеличено. Мне было предоставлено широкое поле деятельности, где я мог проявлять свою инициативу. Часто мне приходилось бороться с бездарностью, безразличием и невежеством. Мне противостояли люди, которые ко всему имели отрицательный подход и чья философия жизни заключалась в том, что самый лучший способ действия — это ничего не делать. Иногда я обжигался на чем-либо, но меня часто поддерживали дальновидные, полные энтузиазма начальники, по крайней мере проявляющие желание дать мне веревку, которую бы я мог использовать для опасной ходьбы, словно канатоходец в цирке, или же для того, чтобы повеситься на ней.

То, что вначале представляло собой малопонятное и довольно туманное, хотя и любимое занятие, оживляемое моим воображением с присущим ему романтикой, теперь предстало передо мной со всей своей серьезностью, как очень сложное дело, требующее много времени, энергии, внимания и преданности. Наконец я стал настоящим офицером разведки, одним из немногих, которые считали разведку своим постоянным местом службы.

Где бы я ни находился и что бы я ни делал, я продолжал учиться разведке. Командуя эскадренным миноносцем, крейсером или линейным кораблем, я использовал свое свободное время для чтения всего, что касалось разведки, или слушания иностранных радиопередач, пытаясь взять из них те сообщения, которые носили информационный характер. В дальних странах я пытался познать национальные характерные особенности людей или же собрать какие только возможно информационные сведения. Я завязывал знакомства с людьми, которые могли что-либо дать для расширения моих знаний, и также использовал свое пребывание на приемах и вечерах для сбора разнообразных сведений.

Еще пятнадцать лет тому назад у меня возникла мысль, что офицеров разведки следует рассматривать как специалистов так же, как, например, офицеров-медиков и инженеров, которые проходят специальную подготовку и остаются узкими специалистами в течение всей своей службы. Я выступал против случайных назначений неподготовленных офицеров на трудную разведывательную работу. Я был уверен в том, что обычная тренировка случайно подвернувшегося морского офицера, невзирая на его умственные способности, не делает его подходящим для разведывательной работы. Наоборот, я чувствовал, что такие назначения ведут к деквалификации. Существует определенное единообразие в процедуре военно-морской подготовки. Преднамеренная координация взглядов во флоте и неизбежное в связи с этим формирование определенных идей совершенно не благоприятствуют превращению обычного человека в офицера разведки — индивидуума, который должен обладать бесконечной гибкостью.

Мне приходилось встречаться и работать со многими морскими офицерами, из которых можно было бы сделать прекрасных разведчиков, если дать им необходимую подготовку и заверить их в том, что они будут продвигаться по службе. Но большинство людей, временно прикомандированных к разведке, оказывались не подходящими для выполнения специальных задач. Научной системы проверки, разработанной для отбора и классификации людей, которые могли бы работать в разведке, не существует. Однако чрезвычайность нашей обстановки заставила меня в конкретной форме изложить свои идеи о необходимых качествах разведчика. Еще в начале 1940 года, будучи начальником разведки военно-морского округа в г. Сан-Диего, я с помощью двух своих коллег разработал необходимые требования, предъявляемые к разведчику, и изложил их в письме на имя высшего начальства. И в течение некоторого времени я ожидал удобного момента, то есть такого момента, когда я могу быть уверен, что командование отнесется к письму с должным вниманием. Сразу же после нападения японцев на Пирл-Харбор (в то время я командовал тяжелым крейсером) я, потрясенный этим событием, с большой надеждой направил письмо начальнику военно-морских операций. Впоследствии его включили в дела комиссии конгресса по расследованию катастрофы в Пирл-Харборе.