Секретные миссии - Э. Захариас

Картина событий, которую я мысленно нарисовал себе в 1926 году, как показали последующие действительные события, была в значительной степени правильной. В основе всех событий лежало стремление филиппинцев к независимости. В своем очерке я указывал на то, что независимость будет предоставлена Филиппинам немедленно после краха биржи, ведущего к беспрецедентной по масштабам депрессии. Далее я писал о том, что получение независимости неизбежно поведет к изоляции Филиппин, чья экономика так зависима от внешней торговли. Именно на этой стадии я предполагал усиление японской активности. Ловить рыбу в мутной воде — обычное занятие агрессоров, старающихся углубить хаос для достижения своих корыстных целей. Я обрисовал вымышленного Яманака как руководителя японской пятой колонны на Филиппинах, который умело использует обстановку и путем различных махинаций добивается того, чтобы Филиппины, как спелое яблоко, пали к ногам Японии. Никто не станет отрицать попыток японцев осуществить то, что я предвидел в 1926 году. Если им это и не удалось, то не вследствие их бездействия, а благодаря той мудрости, которую проявил президент Рузвельт при решении филиппинской проблемы, а также благодаря решимости самих филиппинцев быть всегда с Соединенными Штатами и в годы испытаний, и в годы побед.

Я послал свою статью брату с тем, чтобы он, если сочтет возможным, передал ее в журнал «Атлантик мансли», но он, как юрист, нашел в ней такие места, которые, по его мнению, могли повредить моему положению морского офицера, не говоря уже о том, что она представляла угрозу для нашей национальной безопасности. Когда я перечитываю сейчас свою статью, она вызывает в моем сознании множество мыслей. Истинные чувства японских визитеров были лишь слегка завуалированы показной любезностью. Некоторые из нас этот визит японской эскадры расценивали как предварительную рекогносцировку для изучения местности, куда они намеревались в недалеком будущем вернуться с оружием в руках. Японцы, проживающие в Маниле, собирались на улицах, чтобы приветствовать своих соотечественников, и по безграничному энтузиазму в них можно было угадать «квартирмейстеров» будущего нашествия. Во время пятидневного визита эскадры они вели себя, как будущие владельцы, бесцеремонно осматривающие собственность, которую намерены приобрести, нисколько не считаясь с присутствием хозяина. Чрезмерный энтузиазм японских жителей Манилы невольно вызывал беспокойство. Чувство тревожного ожидания смешивалось с раздражением.

Мое присутствие на Тихоокеанском флоте казалось теперь достаточно обоснованным, и поэтому отпадала необходимость скрывать мое назначение. Меня перевели на флагманский корабль, и это казалось вполне закономерным. Я должен был стать советником командующего флотом по вопросам разведки и проводить специальную работу непосредственно на берегу. Но японцам, с которыми я виделся, внушалось, что моя деятельность не носит сугубо военного характера, как и мое предыдущее назначение, когда я был прикомандирован к японскому адмиралу.

Однако мне предстояло по-настоящему начать работу, используя знания, полученные за семь месяцев интенсивного обучения в комнате 2646 в здании морского министерства в Вашингтоне. Политическая обстановка на Дальнем Востоке накалялась, и нам внезапно приказали отбыть из Манилы в Шанхай с тем, чтобы быть наготове на случай событий, которые могли произойти в результате действий генерала Чан Кай-ши, начавшего продвижение на север. Эта поездка не нарушала серьезным образом моих собственных планов, основы которых были заложены в Маниле. Наоборот, я был рад тому, что попал в самый водоворот политических и военных событий и получил возможность начать свою работу прямо в Шанхае. Я должен был руководить пунктом подслушивания на американской радиостанции в Шанхае, перехватывать японские радиограммы, которыми обменивались между собой штаб в Токио и флот в море, анализировать получаемую таким образом информацию, раскодировать и расшифровывать передаваемые сообщения,

Необходимая для этой цели радиостанция располагалась на четвертом этаже здания американского консульства, как раз напротив наиболее фешенебельного отеля Шанхая «Астор хауз». Сама станция не была засекречена. Военно-морской флот открыто ею пользовался, так что командующий флотом и генеральный консул могли в любое время поддерживать связь со своими отделами. Все другие державы, имевшие в Шанхае концессии, располагали собственными радиостанциями и, бесспорно, постами подслушивания.

Уже в день моего прибытия я убедился, что это была действительно «открытая» станция. Посетителям не запрещался вход на четвертый этаж, и туда заходили многие японцы, чтобы дать небольшие личные поручения радистам или просто нанести дружеский визит. Было нецелесообразно сразу прекратить поток посетителей, ибо это привлекло бы внимание к неожиданному переходу от открытой деятельности к секретной. Но когда я сам стал здесь регулярным «визитером», состав японских посетителей станции тотчас же изменился. Сообразительные и хорошенькие японки зачастили с визитами к своим знакомым парням в часы работы, и при этом оказалось, что их друзьями являются радисты, занятые в моем подразделении. Встревоженный таким неожиданным ростом «амурных интересов» на радиостанции, я тайно навел справки об этих девушках и установил, что они связаны с японской разведкой. Все они проводили свой досуг с нашими радистами. Поэтому мне пришлось собрать своих подчиненных и провести с ними беседу о необходимости проявлять осторожность. В результате радисты постепенно прекратили всякие отношения с японскими девушками и другими посетителями после того, как прониклись сознанием важности и ответственности работы в разведке. Мы постарались как можно тактичнее отделаться от незваных посетителей, особенно теперь, когда пришла пора действовать.

На основании сообщений печати и перехваченных радиограмм, а также донесений нашего военно-морского атташе в Токио мы узнали, что Япония намеревалась расширить свою военно-морскую деятельность и перейти от обычной флотской подготовки к решению ряда более сложных задач. Постепенно увеличивающийся поток радиограмм, которые мы перехватывали и расшифровывали в Шанхае, указывал на то, что приближается время ежегодных маневров японского военно-морского флота и что в 1927 году они будут проведены в весьма широких масштабах. Мой пункт подслушивания находился слишком далеко от места предстоящих маневров, и я не мог надеяться получить достаточно сведений из обрывков радиосообщений, которые мы принимали в Шанхае. Поэтому мы сочли необходимым переместить нашу деятельность в самый центр японского плавучего улья. Мы надеялись установить основные особенности военно-морской тактики японцев путем наблюдения за их секретными учениями из нашей радиозасады. План нашей операции был тщательно подготовлен. Мы собирались перехватывать все приказы и распоряжения, а также сообщения, передаваемые на флагманский корабль, где принимались окончательные решения. На основе этой информации мы надеялись получить достаточно данных для того, чтобы иметь полное представление о плане операций японцев; необходимо было узнать, какие задачи отрабатывались ими на этих маневрах, методы проведения их и другие секретные сведения, недоступные даже для их собственных наблюдателей, которым было дозволено видеть лишь то, что можно обозреть с узкого мостика японского флагманского корабля.

Ясно, что для получения всей этой информации нам необходимо было попасть непосредственно в центр района радиопереговоров японского флота. Но как? После долгих обсуждений мы выработали план. Мне предстояло перейти на один из наших кораблей и плыть прямо в японские воды, как будто я шел обычным рейсом, не зная о проводимых маневрах. Мое присутствие на корабле следовало засекретить, как, впрочем, и всю мою миссию, о которой знали только командующий флотом, наш военно-морской атташе и я сам. Корабль, выбранный для операции, являлся тем самым «Марблхедом», который спустя двадцать лет героически выдержал яростную атаку превосходящих сил японской армады и вернулся после боя смертельно раненный.

Когда я читал, как героически сражавшийся «Марблхед» прибыл на военно-морскую верфь Филадельфии в 1943 году, я не мог не вспомнить дней 1927 года, когда тот же корабль, на борту которого я находился, впервые встретился с японским флотом. Я не мог удержаться от сентиментальных воспоминаний и гордился тем, что этот корабль провел свою вторую встречу с японцами с тем же искусством и преданностью делу, как и первую.

У нас не возникало никаких угрызений совести в связи с вторжением в японские воды. Мы рассматривали его как ответный визит на внезапное появление множества японских танкеров всякий раз, когда наш собственный флот решал свои задачи. Даже в непосредственной близости от Гавайских островов, где в основном проводились наши маневры, японские танкеры появлялись тогда, когда мы меньше всего их ожидали. Можно себе представить удивление и досаду, которые испытали наши японские друзья, неожиданно увидев в бинокли иностранные суда.