Мандаринка на Новый год - Дарья Александровна Волкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А что ты чувствуешь?.. – Что-то неуловимо изменилось в глубине синих глаз.
– У меня башню сносит, Любка… – Он шумно выдохнул. – От тебя. От того, что ты меня ТАК хочешь. Пожалуйста… – Он приблизил лицо к ее, глаза в глаза. Погладил большими пальцами идеальные скулы. – Пожалуйста, не стыдись этого. Не стыдись НАС. Того, что между нами происходит. Того, что мы так хотим друг друга так, что нам плевать на всё. Пожалуйста…
Она, словно заворожённая, кивнула.
– Ты хочешь меня?
Еще один медленный, заворожённый кивок, не отрывая взгляда от его глаз.
– Покажи как…
Они по-прежнему смотрят в глаза друг другу. Он чувствует как коснулось его бедра ее колено, отведённое в сторону.
– Да, вот так… – выдохнул он ей в губы. – Ты же знаешь, что я сейчас буду делать?
У нее уже нет сил даже кивнуть – она просто опускает ресницы в знак согласия.
– Ты хочешь этого?
Еще одно движение чёрных длинных ресниц.
– И я хочу.
А потом он стянул с нее серое трикотажное платье, щёлкнул застёжкой бюстгальтера. И она осталась совсем голой. Обнажённая, с закрытыми глазами и разведёнными бёдрами. С ума сойти. Такая откровенная в своём желании. Только для него – такая.
В одно движение Ник стащил толстовку.
– Малыш, приподнимись.
Она послушно приподнимает бёдра. Ник прикрывает толстовкой диван под ней. Последняя здравая мысль: а вдруг они испачкают светлый бежевый диван? Дэн его живьём съест. А потом он опускается на колени перед ней. Прощай, разум. Встретимся позже.
– Положи мне ноги на плечи.
Она упоительно послушна. А он подсовывает ладони ей под ягодицы, обхватывает идеальные полукружия, словно берет в руки чашу. И испивает из нее.
Во второй раз не так. В первый раз для него было потрясение, откровение. В этот раз – чистейшее наслаждение. Упивается влажной нежностью кожи, запахом… его вообще никак нельзя описать – только наслаждаться. Какой же он был дурак, что раньше не… Нет, не так. Где она была раньше, чтобы он мог познать это с ней? Потому что только с ней можно вот так. Оказывается, когда ты делаешь хорошо другому человеку – то и сам нереально кайфуешь. Постепенно что-то начинает туго закручиваться изнутри – на собственные движения губ и языка, на ее ответную дрожь и звук царапающих обивку дивана ногтей.
Категорически не хватает пальцев, но положение рук он менять не рискует – потому что… Потому что чувствует, что она скоро… Прихватывает губами то, что сейчас более всего похоже на карамельку – твёрдую, гладкую, сладкую. И делает то, что с карамельками делать и положено. Ритмично, внутрь своего рта, поглаживая языком. Недолго.
Ее бёдра неожиданно сильно сжимают ему шею, пятки твёрдо упираются куда-то в район лопаток, она выгибается навстречу, хотя и так они там плотно друг к другу. «Карамелька» пульсирует ему в губы. И тут его внезапно и остро накрывает собственное наслаждение.
Сил поначалу не было не то чтобы встать – даже голову повернуть. Он так и стоял на коленях, еще вздрагивая, уткнувшись лицом между ее бёдер. Ого, как бывает, оказывается…
– Ник…
Он наконец-то собрался с силами и поднял голову. Мелкие, осторожные, почти воздушные поцелуи… Люба попыталась свести ноги, но положение у нее для этого было совершенно невыгодное.
– Ник, иди сюда…
– Мне и тут хорошо. – Он снова и снова легко касается ее губами. – Тут такая красота…
– Ник!..
– Моя с-с-собственность, – сказал он, целуя слева от влажной полоски тёмных волос. – Моя прелес-с-сть, – то же самое справа.
Люба вздрогнула то ли от смеха, то ли от поцелуя.
– С-с-самойлов! Иди с-с-с-юда! Я тебя потс-с-с-селую…
– Ну, ради этого только…
Вставать было непросто: сил, казалось, не осталось ни в руках, ни в ногах. Он плюхнулся на диван рядом, потянул Любу за руку.
– Это ты иди сюда.
Она привычно устроилась на его коленях верхом, прижалась щекой к влажной груди. Он провёл рукой вдоль ее спины. Идеальная. Совершенная. Его.
– Ну как, не стесняешься больше?
– Да поздняк уже метаться, – хмыкнула Люба.
– Вот и умница. – Ник коснулся губами ее виска. – Так и надо.
– Ник, а ты… ты не будешь… не хочешь… еще раз?
– Не-а.
– А… почему?
– А я уже. Во второй раз.
Люба отстраняется. Огромные распахнутые изумлённые глаза. Офигенное сочетание с ее наготой и расположением верхом на него коленях. Руки сами собой сползают вниз по ее спине.
– Как?
– А вот так. Знаешь, когда мне исполнилось четырнадцать, отец подарил мне книгу издательства «Просвещение». – Ник ухмыльнулся. – Называлась она «Популярная сексология».
– Многообещающее начало, – хихикнула Люба, устраиваясь удобнее на его коленях. – Продолжай.
– Сказал, что, вместо того чтобы слушать байки пацанов постарше, лучше получить информацию из проверенного источника. Ну, я и засел за книжку.
– Книжка-то хоть с картинками была?
– Вот картинки как раз мне в ней не понравились. Никаких фотографий, чёрно-белые рисунки с кучей цифр и сносок – как что называется. А еще в разрезе… бр-р-р…
– А чего ты про нее вспомнил?
– Да я там про такую штуку вычитал… И долго думал, что такого не бывает. Сейчас вот убедился, что автор не соврал.
– Ты о чём?
– Это называется оргазм без эякуляции.
– Эя… что? Коля, я тебя укушу!
– Кусай, – он наклонил голову набок. – Вот сюда.
– Нет, я серьёзно. Ты нормально выражаться можешь? Без этих заумных слов?
– Хочешь сказать, что не знаешь, что оно означает?
– Нет. А должна?
– Кошмар! Половая безграмотность населения достигла ужасающих размеров. Эй! Нежнее кусай. И лизни теперь. Да, вот так. Так, о чём это я?
– Просветитель, блин. – Люба устроила голову у него на плече. – Что такое эта твоя «эя»?
– Она не лично моя. Она достояние всего мужского населения планеты Земля. Эякуляция – это семяизвержение.
– Ясно. – Тон у нее чуть смущённый. – А сразу нельзя было так сказать?
– Откуда же я знал, что ты такая тёмная?
Люба хотела было еще поспорить, но вспомнила о начале разговора.
– То есть ты… У тебя был… оргазм? Когда ты меня…
– Угу. Одновременно с тобой, практически. Из-за тебя, я бы сказал. Ну, только что не в тебя.
– Не стесняешься? – Она подняла голову с его плеча и заглянула ему в глаза.
– Вот
