Генерал в Белом доме - Роберт Иванов

Согласие американской стороны на это английское предложение очень напоминало капитуляцию. Назначение американского генерала Эйзенхауэра командовать этой операцией, получившей кодовое название «Факел», походило на определенную компенсацию американцам за лояльность к требованиям Великобритании. «Генерал Эйзенхауэр, который играл важную роль в составлении планов вторжения в Европу… в конечном счете пришел к выводу, что лучше использовать войска в Северной Африке, чем держать их без дела в ожидании открытия второго фронта во Франции»[167]. От открытия второго фронта в 1942 г., что было обещано Черчиллем Сталину, союзники отказались.

В многочисленных мемуарах и "исторических трактатах, опубликованных на Западе, выискиваются самые различные аргументы для оправдания этого англо-американского решения, суть которого была бесспорна: «Англия и США не выполнили своего решения открыть второй фронт в Европе в 1942 г.»[168]. Это позволило гитлеровскому командованию сосредоточить на советско-германском фронте 266 дивизий, из них 193 немецкие – почти в 1,5 раза больше, чем в 1941 г. Отказ открыть второй фронт в 1942 г. был «грубейшим нарушением союзнических обязательств перед СССР»[169].

Главную роль в планах срыва открытия второго фронта в согласованные с советским союзником сроки, безусловно, играл Черчилль. Его позиция в этом вопросе выглядела тем более неприглядной, что он прекрасно понимал, в сколь тяжелом положении была Красная Армия. Например, 4 марта 1942 г., демонстрируя незаурядный дар предвидения, Черчилль писал Рузвельту: «…весной немцы нанесут России самый страшный удар»[170].

Выступая с требованиями отложить в очередной раз открытие второго фронта, Черчилль явно играл с огнем, проявлял настоящий авантюризм. Дело в том, что у него были серьезные сомнения в вопросе о том, не рухнет ли Советский Союз под страшными ударами мощной немецкой военной машины. Например, 27 июля 1942 г., когда на юге советско-германского фронта развертывалось мощное немецкое наступление, Черчилль сообщал Рузвельту, что он допускал возможность того, что «русский фронт не выдержит»[171]. Если дела были столь тревожны на советско-германском фронте, значит, было логичным все делать для скорейшего открытия второго фронта. У британского премьер-министра логика была чисто политического характера: максимально ослабить Советский Союз в борьбе с Германией и создать тем самым благоприятные для Запада позиции в будущих схватках с советским союзником после окончания войны.

Высадка союзников в Северной Африке означала на практике, что открытие второго фронта в Европе вновь откладывается на неопределенно длительный срок. В этом нашел свое проявление курс Черчилля, не встречавший какого-либо противодействия со стороны США, на изматывание сил советского союзника в борьбе с мощной немецкой военной машиной.

На мой взгляд, была еще одна причина, почему Черчилль столь настойчиво ратовал за реализацию плана «Факел» и за балканский вариант стратегии англо-американских союзников, за их удар в область «мягкого подбрюшья» Европы.

И Северная Африка, и Балканы были географически близко расположены к Ближнему Востоку, где у Великобритании были важные колониальные интересы. Здесь находилась близкая сердцу Черчилля Палестина, которую он постоянно держал в поле своего зрения. 9 августа 1942 г. Черчилль откровенно сообщал Рузвельту: «Я твердо придерживаюсь сионистской политики, одним из авторов которой я являюсь»[172].

Операция «Факел» началась так и в такие сроки, как это запланировал Черчилль. Более того, премьер-министр даже уверял Рузвельта, что Сталин согласен с его стратегическим планом. 15 августа 1942 г. Черчилль информировал президента США: «Я серьезно полагаю, что в глубине своего сердца, если оно есть у него, Сталин сознает, что мы правы… (осуществляя операцию «Факел». – Р. И.)»[173].

Политическая цель срыва сроков открытия второго фронта была очевидна: среди западных союзников верх взяли те круги, которые стремились обескровить Советский Союз, ослабить его и в экономическом, и в военном отношении и тем самым создать выгодные для себя условия в послевоенном мире.

Высадка в Северной Африке была первой наступательной операцией западных союзников в годы Второй мировой войны. Она имела как стратегическое, так и морально-политическое значение, однако с точки зрения интересов Советского Союза большой роли не играла.

«Бесспорно, – писал автор одной из самых популярных биографий Эйзенхауэра, – что операция в Северной Африке не была вторым фронтом, как понимали его в России. И, конечно, было очень мало вероятности, что эта операция отвлечет значительное количество немецких войск с русского фронта, где шли тяжелые бои»[174].

Вопрос об открытии второго фронта имел решающее значение для всего хода Второй мировой войны. Это было очевидно для каждого объективного наблюдателя, а тем более для генералитета союзных армий, располагавшего достаточной информацией, чтобы прийти к выводу, что советско-германский фронт играл главную роль в титанической битве с фашизмом.

Естественно, что этот вопрос постоянно приковывал к себе внимание Эйзенхауэра. Об этом можно, в частности, судить на основании записей в его дневнике. 28 мая 1942 г. Эйзенхауэр записал в нем результаты своей беседы с британскими генералами, в ходе которой он без обиняков сказал, что в настоящее время нет даже необходимости определять главнокомандующего для осуществления десантной операции. «Как уже заявил Маршалл, – писал Эйзенхауэр, – если в этом году будут осуществлены какие-нибудь операции, вызванные критической ситуацией, ими должно руководить английское командование, а наши силы на соответствующих условиях должны быть приданы английским»[175].

Эйзенхауэр неоднократно возвращался в своих записях к оценке позиции Уинстона Черчилля в вопросе об открытии второго фронта. 5 июля 1942 г. он отметил, что в разговоре с Черчиллем усиленно дискутировался вопрос о роли Западной Европы и Африки в военных планах союзников. Премьер-министр настойчиво требовал осуществления высадки в Северной Африке, которая получила первоначально кодовое название «Гимнаст». Одновременно предусматривалось проведение вспомогательной десантной операции в Северной Норвегии.

Черчилль проявлял чудеса политической эквилибристики, пытаясь доказать обоснованность плана «Гимнаст» и своих требований о высадке союзных войск в Северной Африке. В частности, он настойчиво повторял утверждения, что для операций в Западной Европе не готовы военно-воздушные, военно-морские и сухопутные силы союзников. «Я, – отмечал Эйзенхауэр, – подчеркнул, что со многих точек зрения операция «Гимнаст» невыгодна, и поставил перед ним вопрос: приведет ли эта операция к тому, что немцы выведут с русского фронта хотя бы одну дивизию или один самолет»[176].