Генерал в Белом доме - Роберт Иванов

На берегах Темзы шел разговор о детализации военных планов западных союзников. Эйзенхауэр, исходя из военных соображений, был сторонником открытия второго фронта в Европе, имея в виду операции по форсированию Ла-Манша и высадке во Франции. Когда 3 июня 1942 г. американская военная делегация вернулась в Вашингтон, Маршалл поручил ему разработать проект директив по осуществлению этой принципиально важной операции Второй мировой войны.

8 июня 1942 г. он представил соответствующий документ на рассмотрение своего начальника[140]. Еще раньше Маршалл запросил мнение Эйзенхауэра о том, кого из американских генералов он мог бы предложить на пост командующего Европейским театром военных действий, Эйзенхауэр назвал кандидатуру генерала ВВС Д. Макнарнея. «Вместо этого, – вспоминал Дуайт, – Маршалл направил в Лондон командовать Европейским театром военных действий меня. Это по-настоящему приблизило меня к войне. Кабинетная работа в Вашингтоне осталась позади»[141]. Предложение Маршалла было для Эйзенхауэра полной неожиданностью. Он не переоценивал своих возможностей, ведь, когда он впервые прибыл в Вашингтон, пределом его надежд было получить командование дивизией.

Времени на раздумья и укомплектование своего штаба в Лондоне новому командующему было дано немного. Разговор с Маршаллом состоялся 15 июня. В тот же день Айк сообщил своему начальнику, что он вылетает в Англию 22 июня.

Какими соображениями руководствовался Маршалл, назначая Эйзенхауэра на столь ответственный пост? Бесспорно, в первую очередь чисто деловыми. Совместная работа убедила его в том, что это достаточно компетентный военный руководитель. Немаловажную роль сыграли и личные качества Эйзенхауэра: спокойный, уравновешенный, располагающий к себе генерал был подходящей кандидатурой для решения сложных дипломатических проблем, которые неизбежно должны были возникнуть во взаимоотношениях между американским и английским генералитетами. Ведь военная интеграция таких масштабов, когда вооруженные силы великой державы должны были перейти, по существу, под полное командование иностранного военачальника, – случай чрезвычайный.

При решении вопроса о выборе главнокомандующего в Европе Рузвельт и Маршалл запросили мнение английских коллег о нескольких кандидатах на эту важную должность. Англичане ответили, что Эйзенхауэр является самым подходящим лицом и что с ним легко будет «кооперироваться». Рузвельт и Маршалл учитывали, что проблемы взаимодействия действительно будут иметь исключительно большое значение[142]. Так была решена судьба Эйзенхауэра.

Маршалл и Эйзенхауэр имели во многом близкие взгляды на стратегические проблемы войны. Однако сходство этих двух натур на этом кончалось. Маршалл, например, был суховат и не отличался большим чувством юмора. Его контакты с Дуайтом никогда не выходили за те рамки, которые устанавливает военная субординация для начальника и подчиненного. Показательно, что Маршалл никогда не называл своего более молодого коллегу Айком, как это обычно делало подавляющее большинство американцев; Эйзенхауэр при обращении к своему шефу всегда говорил «сэр», подчеркивая тем самым и уважение к своему патрону, и служебную дистанцию, которая их разделяла. «Посылая его в Англию в 1942 г., Маршалл не ожидал, что Эйзенхауэр останется на этом командном посту до безоговорочной капитуляции Германии»[143].

Вопрос о назначении главнокомандующего вооруженными силами западных союзников в Европе представлял немалый интерес и для Москвы. Уже больше года шли ожесточенные бои на советско-германском фронте, в ходе которых Красная Армия несла огромные людские потери. Немецко-фашистские войска оккупировали обширную территорию, на которой находились важные промышленные районы, потеря которых создала серьезные проблемы для снабжения вооруженных сил всем, что было необходимо для ведения военных действий.

Перспективы эффективного военно-политического сотрудничества СССР и западных союзников во многом зависели от того, кто займет пост главнокомандующего вооруженными силами США и Англии в Европе, какую политику он будет проводить.

Все эти вопросы и в первую очередь проблема открытия второго фронта в Европе находились в центре внимания посольства СССР в США.

14 августа 1942 г. советник советского посольства в Вашингтоне А. А. Громыко направил народному комиссару иностранных дел В. М. Молотову пространное письмо, в котором говорилось о том, что, «несмотря на требования миллионов (американских граждан. – Р. И.) об открытии второго фронта в Европе в нынешнем 1942 г., нет признаков того, что правительство США серьезно готовится к этому». А. А. Громыко писал, что «среди командного состава армии США антисоветские настроения были особенно сильны… Подавляющее большинство из генералитета армии США питали надежду и сейчас ее еще не оставили на истощение и гитлеровской армии и Советского Союза».

Советник советского посольства делал вывод: «Вторая группа генералитета США… все еще лелеет надежду на сговор с Гитлером». А. А. Громыко писал: «Еще хуже настроения среди командного состава флота США». В документе подчеркивалось, «что в последнее время предпринимаются меры к ослаблению пропаганды за открытие второго фронта… лица, выступавшие за открытие второго фронта в Европе в 1942 г., предупреждались, что если они будут продолжать себя вести подобным образом, то они будут просто арестованы»[144].

Письмо А. А. Громыко получило резко критическую оценку в американском отделе народного комиссариата иностранных дел. В аннотации на этот документ, подготовленной американским отделом, говорилось: «Тов. Громыко, делая очень ответственные заявления в своем письме, вместе с тем не подкрепляет эти заявления фактами». В частности, отмечалось, что, «говоря о позиции «второй группы» из генералитета США, которая «все еще лелеет надежду на сговор с Гитлером», тов. Громыко для подкрепления этого очень важного момента не смог привести ни одного факта, ни одного заявления представителей этой «второй группы…»

В аннотации были резко раскритикованы голословные выводы А. А. Громыко о «врагах» во флоте», о попытках в США ослабить пропаганду открытия второго фронта и другие положения его письма В. М. Молотову. В заключение в аннотации делался вывод: «Необходимо, чтобы наши ответственные товарищи за границей каждое свое заявление, каждый свой вывод серьезно взвешивали бы, делали свои выводы, опираясь на не вызывающие никакого сомнения факты»[145].