Записки репортера - Алексей Мельников

Мы договорились о встрече где-то в парке. Наталья Николаевна Грамолина многолетний смотритель этой обители муз. Хранитель, так сказать, поленовского пейзажа.

– Мне завещали беречь этот пейзаж, – исповедуется часовой русской живописи, –  Мне лично от этого ничего не надо. Кроме того, чтобы был пейзаж. Чтобы вы приехали через много лет сюда со своими внуками, и внук сказал: дедушка, красота-то какая!

– Сколько лет Вы в Поленово?

– Почти 40. Я вышла замуж за Федора Дмитриевича Поленова – внука художника. Приехала сюда и сначала работала научным сотрудником. Когда Федор Дмитриевич попал в Верховный Совет – это был 1990 год – я стала директором музея. Поэтому проблемы провинциальных музеев не то что глубоко знаю – они мои личные проблемы. В каком бы городе я ни была и с каким бы музеем ни знакомилась.

Поленово стало моей судьбой, потому что это очень хорошо сделанное место – от начала до конца. Когда мне совсем плохо, я вспоминаю, как Поленов делал этот дом. Ему было около пятидесяти. Ему было плохо. Его мучили головные боли. Он собирался ехать лечиться в Крым. Но увидел однажды очень красивые места на Оке. И решил тут поселиться. И когда спускался на лодке с Константином Коровиным от Алексина к Серпухову, то нашел вот этот голый песчаный косогор. Так вот – человеку под пятьдесят. Когда нам кажется, что жизнь фактически кончена. А он приходит на голый косогор и начинает строить усадьбу. Причем в состоянии восторга. Какого-то упоения и творческого экстаза, если хотите.

Он строит совершенно новое – для себя, для земли. Он строит новый мир, новую страну. И вот получилось Поленово. Первоначально эта усадьба называлась Борок, то есть маленький бор. Все строил сам, по своим чертежам, по своим проектам. И деревья посадил сам. Мы вот сейчас ходим по парку, весь парк – его произведение. Теперь вы представляете, что может сделать человек в 50 лет? Он прекрасно знал, что не увидит деревья большими. Но он знал, что будут дети, внуки, правнуки. И они увидят их большими. И вот этот урок, когда все можно начать с нуля, в любом возрасте, не отнимая ни у кого чужие углы, сделав свой уголок, который будет гораздо интересней, и люди будут говорить о тебе, как о создателе – это очень полезный урок…

Об этом уроке я думал весь обратный путь. Так сосредоточенно думал, что даже перепутал поезда и сел в Алексине не на калужский, а на тульский. И поехал в обратную сторону от дома. Но это так кажется, что в обратную. Я возвращался домой…

Невероятный Сергей Капица

Скорее всего он ошибся эпохой. Или утилитарная наша эпоха излишне расточительно обошлась с такими, как он. Сергей Капица – типичный персонаж Возрождения. Натурфилософ, энциклопедист, естествоиспытатель, мудрец, пророк, романтик…

На равных он бы мог подискутировать с Декартом и Эйнштейном о бесконечно большом, с Ньютоном  и Лейбницем – о бесконечно малом,  с Кантом и Толстым – о мире наземном, с Кусто и Мигдалом – о пучинах подводных.

Его находили мудрым и авторитетным собеседником Майя Плисецкая и Папа Римский Иоанн Павел II,  дельневосточные подводники и башкирские крестьяне, австралийские спелеологи и физтеховские студенты. Его таковым находили 240 миллионов жителей Союза, к которым этот мудрец приходил еженедельно в гости с экрана своего просветительского детища – "Очевидного и невероятного".

Сергей Капица и был этим самым "очевидным и невероятным". А может – и не таким уж очевидным. Но всё-таки – вероятным. Впрочем, как и вся его великая семья: и батюшка – Петр Леонидович, и дед Алексей Николаевич – блестящие учёные,  академики, тоже, впрочем, больше из эпохи Возрождения, нежели из приютившего их жестокого века двадцатого.

С уходом Сергея Капицы что-то очень важное в России прервалось. Мудрость? Глубина? Энциклопедичность? Или та самая эпоха Возрождения,  что в мучительно возрождающейся стране никак не находит себе места.

В одном из последних интервью журналист так и назвал Сергея Петровича –  "последним мудрецом".  Как величественно и как грустно. "Последний…" – с этим никак нельзя смириться. Сергей Петрович, Вас очень не хватает сейчас…

Сергей Петрович из Ромодановских двориков

Сначала я полюбил его нежные фотопейзажи, затем – добрейшие рассказы, после – сочные красные яблоки из его старого сада над Окой, сам сад, где в оные годы любил мечтать у костра учительствовавший в Калуге юный Окуджава, домик Сергея Петровича в Ромодановских двориках, на деревянном топчанчике которого принимали запросто дорого гостя из Тарусы – Константина Георгиевича Паустовского.

К Сергею Петровичу Денисову я привязался ещё и потому, что в своей седенькой бородке, небольшой росточком, с тихим бархатным голосом он сильно напоминал моего деда. Такого же яркого рассказчика, умельца и тихоню, пахаря и пилигрима. Правда, не по рыбацким, как Сергей Петрович, и ягодным делам ходатая, а по фронтовым, военным. Но всё равно в неутомимом путешественнике и добрейшем собеседнике Сергее Денисове я всегда угадывал своего скромного деда Мишу. И проникался участием ко всему, что делал он.

Первую свою книжку Сергей Петрович назвал просто: «На обочине Млечного Пути». И написал в ней, действительно, о том, что случается во Вселенной не обязательно со всеми, но со многими. А именно: о любви и нежности людей, зверей и птиц. Для убедительности снабдил написанное собственными фотографиями: людей, зверей и птиц. А также – закатов, восходов, лунных дорожек, золотых аллей, деревенских просек… Мол, в Млечном Пути, или где-то рядом с ним, наверняка присутствует то, ради чего все эти звёзды и галактики Творцом задуманы.

У Чехова в повести «Степь» есть такой замечательный герой Вася – возчик, нежнейшей души человек, мягкий, ранимый и до фанатизма влюблённый в природу, в окружающий его мир. «Голубушка моя, матушка-красавица… – восторженно умиляется чеховский Вася увиденной им в степи маленькой лисичке. – Лисичка-матушка… легла на спину и играет словно собачка…» С таким примерно настроением и такими же глазами смотрит вокруг себя и Сергей Петрович: «И вот уже бежим в горку – на груди фотоаппараты, за плечами рюкзаки. Хлеб, колбаска, котелок и чайные припасы – всё предусмотрено. Всё при нас. Горки и овраги, просеки в лесу, заячьи