1941. Время кровавых псов - Александр Золотько

Как тут можно спокойно отвечать на вопрос комиссара?

Просто сказать, что родился… родится через сорок восемь лет? И что даже не знает, как сюда попал? И что попал сюда из две тысячи одиннадцатого года и что советской власти уже давно нет, Союз развален и чекистов называют кровавой гебней? Очень весело все это будет звучать на прифронтовой дороге.

А комиссар ждал, внимательно глядя в лицо Севки. И не торопил. И не требовал отвечать, сообщать точную дату рождения и не грозил расправой и пытками.

— … — сказал Севка.

И замолчал.

Машина вильнула в сторону, Севку качнуло к дверце.

— Петрович, ты бы аккуратнее, — не сводя взгляда с Севки, попросил комиссар.

— Куда уж… — буркнул водитель. — Сами ж видели, когда сюда ехали, что на дороге творится…

Севка посмотрел — машина как раз двигалась мимо нескольких искореженных обгорелых грузовиков. Вздрогнул, увидев неподвижные тела на обочине.

— Покойников так и не убрали, — сказал водитель. — Нужно было сказать…

— Уже и не успеют, — тихо ответил комиссар.

— Не успеют… — сказал водитель. — От самой границы своих оставляем и оставляем…

— Ладно. — Комиссар спрятал записку в карман плаща, достал карту, которую ему от Орлова передал старший сержант. — Что тут у нас? Та-ак… Значит…

Крупные капли дождя бились в лобовое стекло и разлетались брызгами.

— Откуда вы шли? — спросил комиссар, не отрываясь от карты, которую развернул на коленях.

— Я… — Севка облизал губы. — Я не знаю.

— То есть?

— Я не знаю, откуда мы шли… я не помню. Мы встретились с Орловым возле дороги. Там…

Севка неуверенно махнул рукой.

— Потом пошли через лес, наткнулись на окруженцев, их накрыло бомбами, тех, кто уцелел, Орлов повел к мосту.

— К мосту… — повторил комиссар, разглядывая карту. — Шли через поселок Ключи?

— Нет. В смысле — может быть. Там были дома… я не знаю названия…

— В интервале с четырех сорока до пяти семнадцати?

— Не знаю. Наверное… Солнце еще, кажется, не встало. Или встало, но там были тучи… У меня нет часов… — Севка никак не мог успокоиться и прийти в себя.

А кроме того, вопросы комиссар задавал странные. И откуда он мог знать про время, в которое они прошли тот проклятый поселок? Просто посчитал расстояние по карте? Так они сделали крюк…

— Когда окруженцев бомбили, вы тоже время не заметили?

— Утром. Но уже засветло. Солнце встало… — Севка вздохнул. — Мы переночевали в лесу, потом пошли, натолкнулись на часового…

— Около семи утра… — тихо сказал комиссар.

— Наверное…

— А что такое может быть отмечено на карте как пещера? — спросил комиссар.

— Ну… там была небольшая пещерка под корнями дерева… Мы случайно наткнулись…

— Случайно… — сказал комиссар и протянул карту Севке: — Вот тут?

Севка карт читать не умел. Нет, географию он знал неплохо, мог уверенно найти на карте мира или в атласе практически любую страну или остров, но военные топографические карты казались ему не слишком понятными абстрактными рисунками.

На карте Орлова было много пометок карандашом. И комиссар указывал пальцем на одну из них, возле которой мелкими буквами, но очень четко значилось: «пещера, без ограничения по времени». А чуть левее — «авианалет» и цифры — 7-41. И на несколько миллиметров ниже этой надписи — «часовой».

— Странные надписи, не находите? — поинтересовался комиссар. — Орлов делал пометки все время? Будто вел дневник?

Севка задумался. Орлов один раз возился с картой утром, в лесу. И даже что-то, кажется, помечал. Но это было до встречи с окруженцами, до налета и до поселка.

Севка пожал плечами.

— Ладно, может быть… — Комиссар провел пальцем по карте. — А вот тут?

Обозначение моста Севка узнал. И вздрогнул, прочитав рукописную пометку рядом со значком: «9-15 до 9-45».

— Это Орлов написал сразу после перестрелки, как думаете? — спросил комиссар. — Достал карту и записал на всякий случай, для памяти…

— Наверное, — сказал Севка. — Не мог же он это написать до начала…

Севка осекся.

Мог.

Если был немецким агентом и точно знал, когда появится капитан Скрипников со своими диверсантами.

— Он не мог… — пробормотал Севка.

— Вы имеете в виду, что он не мог быть немецким агентом? — уточнил комиссар. — Только потому, что перебил диверсионную группу?

— Не только… Я видел, как он убивал немцев… И он мог сдаться им в любой момент, если бы хотел… И зачем ему все это делать?

— Хороший вопрос, — кивнул комиссар. — Очень хороший… И есть несколько вариантов хороших ответов. Один из них — чтобы внедрить вас… Не смотрите на меня так, это я для разминки, в порядке бреда, так сказать. Слишком сложное получается мероприятие. Гораздо более реалистичным выглядит то, что он хотел ввести кого-то другого, кого-то из бойцов. Того же сержанта…

— Сержант был с окруженцами, когда мы пришли.

— И к тому же сержант лично передал мне записку и карту… — Комиссар еще раз взглянул на карту, потом сдвинул рукав плаща и взглянул на часы. — Петрович, на перекрестке, возле танка, останови. И просигналь на броневик.

Водитель кивнул.

Комиссар свернул карту и снова сунул ее за борт плаща.

— Значит, расскажите мне подробно все с того момента, когда… в общем, с какого момента помните. У вас есть минут десять.

И Севка рассказал.

Комиссар слушал, не перебивая. Даже когда Севка дошел до столкновения с пленными, комиссар не стал ничего уточнять.

Машина остановилась.

Лейтенант выскочил из нее, держа автомат в руках, огляделся.

— Выйдем, — сказал комиссар, открывая дверцу.

Шел дождь, комиссар поднял воротник плаща, снова взглянул на часы.

Севка стоял возле него, ежась под ударами холодных капель.

От бронеавтомобиля, остановившегося неподалеку, к комиссару подбежал второй лейтенант.

— Что там у комдива? — спросил комиссар.

— Бредит. Я ему сменил повязку, но лучше бы его побыстрее…

От взрыва, казалось, вздрогнула земля, птицы с криками взлетели с деревьев к низким тучам. Еще несколько взрывов прогремели один за другим.

— Десять тридцать семь, — взглянув на часы, пробормотал комиссар. — Минута в минуту. Железнодорожная станция Хлопово. Эшелон с боеприпасами. Никита, Костя, по машинам. Я тут немного поговорю с младшим политруком, через две минуты отправляемся.

Комиссар поманил Севку пальцем и отошел к деревьям.

— Вот теперь у меня возник вопрос, — сказал комиссар. — И очень злободневный.

Комиссар снова развернул карту:

— Вот, обратите внимание — пометка и надпись: «10–37, Хлопово, состав с боеприпасами». Вот это точно написано до события. И тут уже совершенно понятно, что Орлов знал о подрыве. Согласны?

— Да.

— Но важно не это. Важно то, что тут еще есть на карте. Смотрите. В пяти километрах дальше по этой дороге надпись: «с 10–40 немецкие танки», а также имеется стрелка на проселок. И еще одна пометка: «до 12–39». А дальше, возле села Степаново, надпись: «до полуночи».

— И что это значит?

— В общем, ничего. Если не учитывать, что возле Сепаново — полевой аэродром, на котором стоит мой самолет. И что я собирался ехать по дороге, потому что так ближе и надежнее. И если надпись на карте не врет, то мы приехали бы как раз к танкам. Значит, мы можем наплевать на предсказания Орлова и ехать прямо, а можем свернуть. Но тогда мы можем попасть в засаду уже на проселке… Хотя очень сложно получается… Неоправданно сложно. Вы бы как поступили?

— Я? — Севка взглянул на карту. — Ну…

— Давайте сделаем выбор более актуальным. — Комиссар спрятал карту. — Если мы наскакиваем на засаду, то вы умираете первым. Это я вам могу пообещать твердо. Итак, выбирайте маршрут.

Суки. Сволочи. Все — уроды. И каждый норовит подставить или убить. И каждый угрожает, и нет никакого выхода. Можно попытаться прыгнуть в сторону и побежать, Севка даже оглянулся по сторонам.

Не дождетесь!

Не побегу.

— В объезд, — сказал Севка разом охрипшим голосом. — По проселку.

— Значит, по проселку, — кивнул комиссар. — Как скажете…

«Как же, — подумал Севка, — как скажете! Все ты уже сам решил, все прикинул».

Севка пошел к машине, когда комиссар его окликнул.

— Когда вы родились?

— Двадцать восьмого марта тысяча девятьсот восемьдесят девятого года, — четко ответил Севка и повторил: — Двадцать восьмого марта тысяча девятьсот восемьдесят девятого года. Дату рождения вы у меня выяснили, осталось только убедиться, что это честный ответ. Здесь начнете выбивать?

Комиссар не ответил.

Они больше не обменялись ни единым словом до самого аэродрома. Да и в самолете Севка только ответил отрицательно на предложение перекусить, молча забился в самый конец железной лавки ближе к хвосту.