Сонька Золотая Ручка. История любви и предательств королевы воров - Виктор Мережко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она поднялась с кресла.
— Софья.
— И вы любите… — Блювштейн-старший не сразу подобрал подходящее слово. — Вы действительно любите сего господина?
— Да, я люблю вашего сына, — спокойно и достойно ответила Сонька.
Отец помолчал, негромко сказал жене:
— Есть смысл вернуться и кое-что объяснить этой дамочке.
Он опустился в кресло напротив сына и гостьи, мать осталась стоять, растерянная и какая-то жалкая.
— Во-первых, мы известная в Петербурге семья. Нас знают и почитают, — заявил отец.
— Знакомство с вами для меня честь, — кивнула Сонька.
— Благодарю. А во-вторых, вам известно, какой образ жизни ведет Михель Блювштейн?
— Известно, — девушка продолжала стоять. — Мы таким образом познакомились.
Михаил бросил на нее испуганный взгляд, и отец уловил это.
— Вы, господа, вместе промышляете разбоем? — с усмешкой уточнил Блювштейн-старший.
— Нет, я занимаюсь музыкой, — девушка кивнула на рояль. — Я пианистка. А наше знакомство… — она помедлила, — все просто: ваш сын ограбил меня в вагоне.
Михаил удивленно уставился на невесту: он не понимал, куда ведет Сонька.
— Вам понравилось, как Михель проделал это, и вы влюбились? — продолжал ерничать отец.
— Нет, — девушка не обращала внимания на иронию, — я вошла в его положение. Когда человека отвергают, он готов на крайности.
— То есть вы протянули ему руку помощи?
— А что оставалось делать, если он одинок и неприкаян? Родители отказались от него, общество презирает и преследует. У него нет иного выхода, кроме как грабить. И я решила принять Мишу в свою жизнь. К тому же он мне интересен как мужчина.
Мать молчала и тихонько плакала.
— Слишком все красиво, чтобы было похоже на правду, — заметил отец. — Судя по произношению, вы не русская?
— Я еврейка.
— Я не это имел в виду, вы не из России?
— Я родилась в Польше.
— Родители?
— Их убили. Во время погрома. Вы ведь знаете, что в Польше случаются погромы?
— К сожалению, да. То есть вы сирота?
— Увы.
— Может, девушка желает чего-нибудь испить? — обратилась к Блювштейну-старшему жена.
Тот перевел на девушку вопросительный взгляд, она кивнула.
— Если не сложно, чай.
— Кстати, сын тоже не против, — заметил Михаил.
Мать удалилась, и в комнате на какое-то время повисла тишина.
— Могу я сесть за инструмент? — неожиданно спросила Сонька отца. — Я давно не музицировала.
— С такими-то ногтями? — ухмыльнулся тот.
— Ничего, мне они не помеха!
Девушка грациозно подошла к роялю, уселась на стульчик, откинула крышку. Пальцы ее коснулись клавиш, и комната наполнилась чарующей музыкой Шопена. Мать замерла на пороге с подносом, отец смотрел на красивую девушку за роялем с недоверием и уважением, Михаил же просто врос в кресло от подобного сюрприза.
Сонька закончила играть, повернулась к присутствующим, очаровательно улыбнулась и обратилась к мрачному отцу:
— Вы правы, господин Блювштейн, из-за ногтей играть совершенно невозможно.
— Тем не менее у вас получилось вполне пристойно, — проворчал он и поднялся. — Пошли пить чай. — Махнул жене: — Накрой стол в гостиной.
* * *Пролетка лихо мчалась по вечерним улицам. Сонька прижималась к Михаилу, нежно касалась ладонью его лица, иногда целовала. Довольный Блювштейн улыбался.
— Мама просто влюбилась в тебя, а отец, по-моему, даже меня простил.
— Они у тебя дивные.
— Они тебе понравились?
— Очень. Особенно отец. Внешне строгий, на самом же деле мягкий и добрый.
— Мама добрее.
— Мама должна быть добрее. — Девушка улыбнулась. — А как они обрадовались брюликам!
— Отец сразу начал цеплять к галстуку. — Михаил поцеловал ее в макушку, прижал к себе. — Как хорошо, что я решил грабануть тебя в вагоне.
— Судьба, — засмеялась Сонька.
Они какое-то время ехали молча, затем девушка подняла на парня глаза:
— Ты не забыл о своей генеральской вдове?
— Помню, но не хочется.
— Как это? — удивилась Сонька. — Надо. Она ждет. Когда ты должен быть у нее?
— Сегодня вечером. — Михаил вопросительно заглянул в глаза девушки. — Может, ну ее? Ей-богу, что-то не хочется.
— Мне тоже не всегда хочется, но куда деваться? Работа!
— Тебе мало тех денег, что ты взяла у купца?
— Это я взяла. Теперь твоя очередь. — Сонька поцеловала его. — Ты ведь не задержишься у нее до самого утра?
— Постараюсь, — мрачно ответил Михаил.
— Смотри, я буду ждать. — Сонька снова поцеловала парня. — И будь осторожен. Ты должен беречь себя. Как папа будущего ребенка.
Он, пораженный, повернулся к ней:
— Ты… беременна?
— Похоже, да.
Он взял ее руку, стал целовать длинные пальцы.
* * *Особняк был двухэтажный, обнесенный высокой железной оградой. Свежая штукатурка на стенах дома и аккуратно подстриженные кусты указывали на заботливого хозяина.
Михаил, одетый в строгое пальто, не спеша и достойно вышел из экипажа, направился к воротам. В будке при входе оказался бравый солдат с ружьем в руках, который при появлении Блювштейна выглянул из окошка и строго полюбопытствовал:
— Чего желаете, господин?
Тот на секунду растерялся, однако быстро нашелся, бодро, чуть ли не по-военному ответствовал:
— По приглашению Варвары Тихоновны.
— Как доложить?
— Господин Александр Ковалев из гостиницы «Метрополь».
— Просим подождать.
Служивый прикрыл окошко и позвонил в колокольчик, на звук которого тут же прибежал второй солдат.
— Доложи барыне, что пожаловал господин Ковалев из гостиницы… — приказал первый солдат, забыв наименование гостиницы. — Из какой гостиницы, господин хороший?
— Из «Метрополя», господин Ковалев, — просто, хоть и раздраженно повторил Блювштейн.
— Ковалев из «Метрополя»!
Второй солдат убежал, охранник на воротах и Михаил скучали.
— И что ж, — поинтересовался гость, — всегда так охраняют барыню?
— А то как же? — удивился солдат. — Так велено.
— Чтоб не своровали, что ли? — засмеялся Блювштейн.
— Всяко бывает, — рассудительно сообщил страж. — Всякий народ по улице ходит. Бывают такие, что и украсть могут.
— Барыню, что ли?
— И даже барыню. Муж у барыни был оченно большой генерал.
Второй солдат вскоре вернулся, передал распоряжение.
— Велено пускать!
Михаил вошел во двор, в сопровождении солдата зашагал к парадному входу. По пути заметил, что несколько солдат метут двор, а некоторые — тоже солдаты — кормят в конюшне лошадей, выносят навоз и прочий мусор.
В самом особняке провожатый передал гостя вышколенному дворецкому, и тот повел Михаила по широкому лестничному маршу на второй этаж. Наверху дворецкий принял пальто гостя и отпустил Блювштейна, жестом показав вперед:
— Милости просим в открытую дверь.
Михаил открыл резные двери и ошеломленно остановился: зал сверкал позолотой, хрусталем, дорогой мебелью, тяжелыми гардинными шторами.
Вдова, увидев вошедшего молодого человека, поднялась с изысканного кресла и двинулась навстречу.
— Боже, Александр! Не верю собственным глазам. Неужели вы сдержали слово?
Он галантно поцеловал ей руку, так же галантно проворковал:
— На чем основаны ваши сомнения, Варвара Тимофеевна?
— О, вы даже помните имя?
— Я буду помнить его всю жизнь.
— Опасные слова произносите, — кокетливо прищурила глаза вдова. — А вдруг и на самом деле такое случится?
— Буду счастлив.
Они прошли к столику и креслам в центре зала, Блювштейн вежливо дождался, когда дама опустит свой зад на сиденье, после чего тоже сел. На столике стояли вазы с фруктами и сладостями, вино. Бесшумно возник дворецкий, разлил вино по бокалам и так же бесшумно удалился. Генеральша подняла бокал.
— За вас! Благодарю за пунктуальность и смелость.
— Смелость? — удивился Блювштейн.
— Да, смелость. Потому что решиться на визит к столь почтенной даме — это чего-то да стоит.
Михаил сделал глоток, с полуулыбкой взглянул на Варвару Тимофеевну.
— Думаю, визит будет чего-то стоить.
Дама хохотнула, поставила бокал на столик.
— Ваша очаровательная супруга отпустила вас?
— Как и у жен, у мужей тоже есть свои уловки, Варвара Тимофеевна.
— Я хочу вас попросить, — она дотянулась сухонькой ручкой до его руки, сжала, — именуйте меня просто Варвара. Слышать из ваших уст Варвара Тимофеевна — пытке подобно. Несмотря на возраст, я была и остаюсь женщиной.
— Хорошо, Варвара, — согласился Блювштейн.
— Благодарю. — Дама снова отпила вина, и было видно, что она волнуется. — А ваша супруга действительно хороша. О ней судачил весь ресторан!