Меч войны, или Осужденные - Алла Гореликова

Ферхади смеялся громко, пил весело, рассказывал о купленном на днях жеребце-трехлетке, норовистом, как любой истинный диарталец (к недоумению Марианы, на эти слова гости ответили одобрительным хохотом); но молодая жена чувствовала на себе взгляд мужа. Каждый миг. Даже когда Ферхади стоял к ней спиной.

Однако как он оказался рядом с нею, Мариана не заметила. Вроде вот только что слышала его голос с другого края стола…

Подал руку, хлестнул требовательным взглядом. Мариана оперлась о подставленную ладонь, встала. Гости вокруг расступились. Девушка вздрогнула, услыхав почти неслышный шепот:

– Надо проводить владыку. Потом, если хочешь, мы тоже можем уйти.

Вскинула на супруга испуганный взгляд. Но он глядел не на жену, – вперед. На грузного, с одутловатым круглым лицом человека в черном просторном одеянии, расшитом золотыми дубовыми листьями.

Ферхади опустился перед ним на колено, сказал, прижав руку к сердцу:

– Благодарю сиятельного владыку за честь.

Император?! Мариана, поспешно склонив голову, присела в глубоком реверансе.

– У тебя скромная жена, мой верный лев. Так и не рассказала, как ты с нею познакомился. – Император скривил толстые губы в улыбке. – Видно, история та стоит твоей славы.

– Она не стоит драгоценного времени сиятельного, – почтительно возразил Ферхади.

Сиятельный благодушно усмехнулся:

– Уж ты-то, мой лев, скромника из себя не разыгрывай. Все мы знаем, как умело ты загоняешь молодых газелей. Славный охотник, славная добыча.

Мариана прикусила губу. Интересно, сквозь вуаль видно, как она покраснела? Ох, наверное, да…

Император отбыл торжественно, в окружении свиты и охраны. В зале сразу стало просторнее – но отнюдь не тише. Похоже, веселье только начинается, растерянно подумала девушка. Ферхади проводил ее на ставшее уже почти родным место во главе стола, налил слабенького вина, поднес сластей. Присел на ручку кресла, по-мальчишески болтая ногой. Похоже, в спальню супруг не торопится… Радоваться ли? И здесь уже невмоготу, и уходить страшно до озноба – учитывая, куда и зачем уходить придется. А тут еще гости начали отпускать соленые шуточки. Мариана только воздух ртом хватала и надеялась, что под вуалью не видно ее наверняка пунцовых щек. Впрочем, после сочувственным голосом заданного вопроса: достаточно ли опыта объездки диартальского жеребца, чтобы совладать с таргальской кобылкой? – у девушки заполыхали и уши. Будь дело дома, она бы не постеснялась ответить; но здесь… Мариана не сомневалась: ляпни она сейчас дерзость, это вызовет лишь смех и совсем уж непристойные советы. Уж лучше промолчать.

Ферхади же отбивал удары умело и с явным удовольствием; но после очередного совета вскинул руки: сдаюсь, мол! – и, спрыгнув с подлокотника, выдернул Мариану из кресла. Молодая жена оцепенела, как зайчонок под носом у пса; кажется, даже сердце замерло в испуге. Ферхади подхватил ее на руки, крутанулся – удаль, что ль, показывал?! – и понес прочь. Вслед молодым летели смех и улюлюканье. Когда кто-то заржал, как призывающий кобылу жеребец, Мариана не выдержала, процедила:

– Убью!

– Не стоит, – рассмеялся Ферхади. – Он завидует, только и всего.

Ногой распахнул дверь, усадил жену на широкую кровать. Спросил вдруг, отсмеявшись:

– А хочешь, я сам его убью? Прямо завтра?

– В качестве свадебного подарка? – съехидничала Мариана.

– Почему бы и нет? – Ферхади присел рядом, приобнял жену за плечи. – Но если ты хочешь другой подарок, только скажи.

Его рука скользнула по шее к волосам. Упала на колени вуаль: Ферхади выдернул державшие ее шпильки. Мариана не шевелилась. Принять волю и власть похитителя, назвать мужем многоженца-ханджара казалось ей выше сил. Но не гордыня ли это? Сказал же светлый отец: такова воля Господня. Смирись, повторяла себе Мариана. Ловкие пальцы расстегивают частые пуговки на платье, словно невзначай касаются груди. Смирись. Горячие ладони скользят по плечам, сбрасывая одежду. Смирись, такова воля Господня. Платье летит на пол, отброшенное небрежной рукой, безо всякого почтения к его красоте и несусветной ценности. Сыплются под ноги шпильки, щекочут спину наконец-то освобожденные волосы. Жена да прилепится к мужу и станет с мужем одно… ты его жена, он твой муж, такова воля Господня. Смирись.

– Ты дрожишь. Мариана, прекрасная моя, не бойся.

Слишком близко стоят слезы, чтобы отвечать ему сейчас. А жаль.

Ферхади осторожно гладит ее плечи, горячие мужские ладони жгут хуже пламени под котлами Нечистого… не там ли быть тебе, Мариана? Жена не смеет ненавидеть мужа. Ты теперь его, такова воля Господня.

Ох, да скорей бы! Но супруг не торопится. А куда ему торопиться? Сел рядом с нею, откинул упавшую ей на лицо прядь, коснулся губами волос на виске. Провел ладонью по щеке. Муж. Господин. Да чтоб ты сдох! Мариана прикусила губу. Нельзя. Он свою клятву выполнил, теперь ее очередь.

И когда успел рубаху скинуть? Обнял за плечи, развернул, прислоняя спиной к своей груди. Господь всеблагой! Кожа к коже – как в костер швырнули. И в глазах темно.

– Господин! Господин!

В дверь забарабанили так настойчиво, будто в доме пожар или же сонный Ич-Тойвин взяли неведомые враги.

– В чем дело? – рыкнул Ферхади.

– Господин, гонец от сиятельного императора! Требует, дабы Лев Ич-Тойвина немедленно прибыл во дворец… незамедлительно!

Ого, какие ругательства знает ее благородный супруг! Яростный шепот наверняка не слышен за дверью: приказы владык не обсуждают, и тем более не обсуждают так. Господь всеблагой, спасибо! Отложим супружеский долг на завтра.

Лев Ич-Тойвина справился с собой быстро. Поцеловал жене кончики пальцев, вздохнул:

– Извини, Мариана. Щит императора не всегда принадлежит себе.

Быстро оделся, пригладил волосы. Подарил жене долгий взгляд – не то сожалеющий, не то обещающий. И вышел.

2. Император Омерхад Законник

Мраморные львы на крыльце императорского дворца смотрели, казалось, сочувственно. Ферхад иль-Джамидер, Щит императора, не замедлил шаг, как обычно это делал. Сейчас перемигивания с каменными тезками его не прельщали. Наметанный взгляд начальника императорский стражи отметил спокойную ночную тишину, пустые коридоры, расслабленно, вполглаза бдящих караульных. Этой ночью дежурит Амиджад, начальник столичной сотни. Что же стряслось такого, что потребовало присутствия во дворце его соперника? Чего ради владыка оторвал Льва Ич-Тойвина от молодой жены?

Император дожидался Ферхади в одиночестве, что лишь усугубило недоумение. Ни министров, ни главы Капитула – неизменного советника владыки в последние годы, ни даже Первого Когорты Незаметных, – а значит, речь не о заговоре, угрозе мятежа или состоянии умов. Лишь Верный свернулся клубком в углу. Леопард поднял голову на звук шагов; усы дернулись, поймали знакомый запах. Умостил голову на лапы, закрыл глаза.